- Должен прибавить, - небрежно продолжал Старкос, - что сделка весьма выгодная. События в Греции принимают дурной оборот для Порты. Наваринская битва и вмешательство европейских держав гибельно скажутся на положении Оттоманской империи. Если туркам придется прекратить войну, то не будет больше пленных, следовательно - ни работорговли, ни барышей. Вот почему эти последние партии, которые нам уступают еще на достаточно выгодных условиях, мы продадим в Африке по высокой цене. Мы не прогадаем, а стало быть, не прогадаете и вы. Итак, могу я надеяться на вашу подпись?
- Я учту ваши векселя, - отвечал банкир, - так что моя подпись вам не понадобится.
- Как вам будет угодно, Элизундо, - согласился капитан, - но мы бы удовольствовались и вашим поручительством. Когда то вы, не задумываясь, нам его давали.
- Мало ли что было когда то, сегодня я смотрю на это иначе! - отрезал Элизундо.
- Ах, вот как! - воскликнул капитан. - Впрочем, воля ваша! Я слышал, вы собираетесь уйти от дел? Это правда?
- Да, собираюсь! - отвечал банкир более твердо. - И что касается вас, Николай Старкос, то это последняя операция, которую мы совершаем совместно с вами… если уж вы настаиваете, чтобы я ее совершил!
- Да, Элизундо, решительно настаиваю! - сухо ответил капитан.
Затем он встал и прошелся несколько раз по кабинету, то и дело окидывая банкира далеко не ласковым взглядом. Наконец, остановившись перед ним, Старкос насмешливо проговорил:
- Значит, почтеннейший Элизундо, вы очень богаты, коли намерены уйти на покой.
Банкир промолчал.
- Что же вы сделаете с нажитыми миллионами, - спросил капитан, - ведь не унесете же вы их с собою на тот свет? Такой багаж чересчур громоздок для последнего путешествия! Кому же они достанутся после вашей смерти?
Элизундо продолжал хранить упорное молчание.
- Они достанутся вашей дочери, - продолжал Николай Старкос, - красавице Хаджине Элизундо! Она унаследует отцовское богатство! Вполне справедливо! Но что она с ним сделает? Одна на свете, как она управится со столькими миллионами?
Банкир выпрямился и, сделав над собою усилие, как человек, готовящийся к тяжелому признанию, с трудом произнес:
- Моя дочь не останется одинокой!
- Вы выдадите ее замуж? - спросил капитан. - А за кого, позвольте спросить? Кто захочет жениться на Хаджине Элизундо, когда откроется, как нажил ее отец львиную долю своего состояния? И прибавлю: кому она, сама, узнав правду, осмелится отдать свою руку?
- А как она узнает? - возразил банкир. - Хаджина по сегодняшний день пребывает в неведенье, кто же ей откроет глаза?
- Я, если уж на то пошло.
- Вы?
- Да, я! - вызывающе ответил капитан "Каристы". - Слушайте, Элизундо, и отнеситесь внимательно к моим словам, ибо я больше не вернусь к тому, что собираюсь вам сказать. Вы нажили громадное состояние главным образом благодаря мне, благодаря нашим совместным сделкам, причем рисковал то головой я. Промышляя награбленным добром, торгуя рабами, пока Греция добивалась независимости, вы набивали себе карманы: ведь сумма ваших барышей исчисляется миллионами! Ну, что ж, если эти миллионы перейдут ко мне, будет только справедливо! Вы знаете, что Старкос чужд предрассудков! И он не спросит, откуда у вас такое богатство! С окончанием войны я и сам брошу дела! Но меня не прельщает одинокое существование, и я требую, понимаете, требую, чтобы Хаджина Элизундо стала женою Николая Старкоса!
Банкир откинулся на спинку кресла. Он чувствовал себя в руках пирата, своего давнего сообщника. Он знал, что капитан "Каристы" не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. Старик не сомневался, что для достижения цели Николай Старкос способен открыть тайну банкирского дома.
Как ни боялся Элизундо рассердить своим отказом Старкоса, у него не было другой возможности отвергнуть притязания пирата, и, поколебавшись, он сказал:
- Моя дочь не может стать вашей женой, Старкос, она выходит замуж за другого!
- За другого! - воскликнул Николай Старкос. - Я и в самом деле приехал вовремя! Ах вот как! Значит, ваша дочь, банкир Элизундо, выходит замуж?..
- Да, через пять дней?
- И кто жених?.. - спросил капитан дрожащим от бешенства голосом.
- Французский офицер.
- Французский офицер! Без сомнения, один из этих филэллинов, спасителей Греции?
- Да!
- Его имя?..
- Капитан Анри д'Альбаре.
- Так вот, почтеннейший Элизундо, - сказал Николай Старкос, подходя вплотную к банкиру и глядя на него в упор, - я еще раз повторяю: когда капитан Анри д'Альбаре узнает, кто вы такой, он и сам не захочет жениться на вашей дочери, а когда Хаджина узнает об источнике отцовского богатства, она не посмеет и думать о капитане Анри д'Альбаре! Итак, если вы сегодня же не откажетесь от мысли об этом браке, завтра он расстроится сам собой, ибо завтра жениху и невесте станет известно все!.. Да!.. Да!.. Клянусь дьяволом, они все узнают.
Банкир привстал с места. Он пристально посмотрел на капитана "Каристы" и с отчаянной решимостью произнес:
- В таком случае… я покончу с собой, Николай Старкос, чтобы дочери моей не приходилось стыдиться отца!
- Ну нет, - возразил капитан, - вы всегда останетесь ее позором. Ваша смерть не изгладит из памяти людей, что вы были банкиром пиратов Архипелага.
Элизундо, не будучи в силах что либо возразить, в изнеможении упал в кресло.
- Вот почему Хаджина Элизундо не может стать женой Анри д'Альбаре и ей волей неволей придется выйти замуж за Николая Старкоса! - добавил капитан "Каристы".
Еще полчаса продолжалась беседа, во время которой один умолял, а другой грозил. Пират настойчиво домогался своего вовсе не из любви к девушке! Он хотел обладать ее миллионами, и ничто не могло заставить его отказаться от них.
Хаджина ничего не знала о письме, извещавшем о приезде капитана "Каристы", но все последние дни отец казался ей еще печальнее и сумрачнее, чем обычно, словно его снедала какая то тайная тревога. Поэтому, когда Старкос появился в доме банкира, ее охватило сильное беспокойство. Правда, она несколько раз за время войны видела его в конторе, и его лицо было ей знакомо. Николай Старкос всегда внушал ей безотчетное отвращение. Когда он порой смотрел на нее, она по его глазам видела, что нравится ему, но говорил он с ней лишь о пустяках, подобно любому завсегдатаю банкирского дома. Однако девушка не могла не заметить, что после каждого посещения капитана "Каристы" ее отец на некоторое время впадал в крайне угнетенное состояние, смешанное со страхом. Отсюда - ее неприязнь к Старкосу, до сих пор ничем еще не обоснованная.
Хаджина ни разу не говорила о нем с Анри д'Альбаре. Отношения Старкоса с банкирским домом могли быть лишь деловыми. А дела Элизундо, о природе которых она, впрочем, ничего не знала, никогда не служили темой разговоров влюбленных. Таким образом для молодого офицера, спасшего в битве при Хайдари доблестную Андронику, оставались тайной и кровные узы, связывавшие ее с капитаном "Каристы", и сообщничество его с банкиром.
Ксарис, как и Хаджина, не раз видел Николая Старкоса в конторе на Страда Реале. И он тоже находил в нем что то отталкивающее. Только у Ксариса, человека сильного и решительного, неприязнь выражалась по иному. Если Хаджина под любым предлогом избегала встреч с капитаном, то Ксарис ничего не имел против того, чтобы столкнуться с ним и "переломать ему ребра", как он говаривал.
"Конечно, у меня нет пока для этого повода, - думал Ксарис, - но, может быть, он еще представится".
Вполне понятно, что новый визит капитана "Каристы" к Элизундо не обрадовал его домочадцев. Напротив. Они облегченно вздохнули, когда окончилась таинственная беседа и Николай Старкос вышел из конторы и направился к гавани.
Целый час после его ухода Элизундо провел запершись в кабинете. Оттуда не доносилось ни единого звука. Но старик раз навсегда запретил входить к нему без зова. Хаджина и Ксарис были очень встревожены затянувшимся визитом.
Внезапно послышался звук колокольчика, прозвучавший так слабо, словно рука звонившего дрожала.
Послушный зову Ксарис открыл дверь - она уже была отперта - и вошел в кабинет банкира.
Элизундо сидел в кресле понурившись, как человек, выдержавший мучительную внутреннюю борьбу. Он поднял голову, посмотрел на Ксариса, словно с трудом узнавая его, и, проведя рукой по лбу, сдавленным голосом спросил:
- Где Хаджина?
Ксарис кивнул головой и вышел. Через минуту девушка уже стояла перед отцом. Тот без долгих предисловий, не поднимая глаз, сказал ей изменившимся от волнения голосом:
- Хаджина… тебе придется… придется отказаться от брака с капитаном Анри д'Альбаре.
- Отец, что вы говорите?.. - воскликнула девушка, которую неожиданный удар поразил прямо в сердце.
- Так надо, Хаджина! - настаивал Элизундо.
- Отец, скажите мне, почему вы берете назад свое слово? - спросила девушка. - Вы знаете, я привыкла во всем вам повиноваться, я и теперь не стану прекословить… Но неужели вы не скажете мне, почему я должна отказаться, от брака с Анри?
- Потому что так нужно, Хаджина… ты должна выйти за другого! - невнятно прошептал Элизундо.
Но дочь расслышала его слова.
- За другого! - произнесла она, сраженная вторым ударом, не менее жестоким, чем первый. - Но кто он?..
- Капитан Старкос!
- За него!.. За этого человека! - невольно сорвалось с уст Хаджины, и она ухватилась за край стола, чтобы не упасть.
Затем, в последней вспышке протеста против жестокого решения, она сказала:
- Отец, в этом приказании, которое вы, быть может, отдаете против собственной воли, есть для меня что то непостижимое! В нем заключена загадка, которую вы не решаетесь мне открыть!
- Не спрашивай меня ни о чем, - вскричал Элизундо, - слышишь: ни о чем!
- Ни о чем?.. Хорошо, отец!.. Повинуясь вам, я откажусь от Анри д'Альбаре, если даже это будет стоить мне жизни, но не стану женой Николая Старкоса!.. Вы не должны понуждать меня к этому!