Шумное вторжение Ксариса привело в гостиную старика банкира. Узнав новость, он не выказал ни удовлетворения, ни досады, только невольно сжал губы и нахмурил лоб. А молодые люди тем временем от души предавались бурной радости.
Весть о Наваринской битве только что дошла до Корфу. Но не успела она распространиться по городу, как уже по воздушному телеграфу из Албании были сообщены подробности о морском сражении.
Английская, французская и присоединившаяся к ним русская эскадры в составе двадцати семи кораблей - всего тысяча двести семьдесят шесть орудий, - заперев вход на Наваринский рейд, атаковали оттоманский флот. Турки, несмотря на численное превосходство (у них было шестьдесят судов различных размеров, вооруженных тысячью девятьюстами девяносто четырьмя орудиями), были разбиты. Многие их корабли пошли ко дну, другие взлетели на воздух вместе с экипажем. Теперь в походе на Гидру Ибрагим не мог рассчитывать на помощь султана с моря.
То было событие большой важности. Наваринский бой сделался отправным пунктом нового периода в истории Греции. Три союзных державы заранее обязались не извлекать для себя никакой территориальной выгоды из разгрома Порты, и следовало ожидать, что их совместные действия в конце концов вызволят эллинов из под турецкого ига и через некоторое время будет утверждена независимость Греческого королевства.
Такого мнения придерживались в доме банкира Элизундо. Хаджина, Анри и Ксарис ликовали. Вместе с ними радовались все корфиоты. Гром наваринских пушек возвестил свободу сынам Греции.
Победа союзных держав - лучше сказать, поражение турецкого флота - совершенно изменила планы Анри д'Альбаре. Теперь Ибрагиму пришлось отказаться от задуманного им похода на Гидру. Отныне об этом не могло быть и речи.
Стало быть, Анри д'Альбаре мог по иному располагать собой. Отпала необходимость присоединяться к волонтерам, спешившим на помощь гидриотам. Поэтому он решил остаться в Корфу и ждать здесь естественного развития событий.
Как бы то ни было, а судьба Греции больше не могла оставаться неопределенной: Европа не даст ее раздавить! Вскоре на всем эллинском полуострове знамя независимости вытеснит полумесяц! Ибрагим удерживал теперь только центр и приморские города Пелопоннеса, рано или поздно ему придется очистить и последние опорные пункты.
В какой части полуострова требовались теперь услуги Анри д'Альбаре? Полковник Фавье собирался, по видимому, покинуть Митилини, чтобы начать наступление на турок, засевших на острове Хиосе, но приготовления к походу еще не были закончены, и для них требовалось время. Следовательно, торопиться с отъездом не приходилось.
Так полагал Анри д'Альбаре. Хаджина, разумеется, полностью соглашалась с ним. Они решили не откладывать свадьбу. Впрочем, и Элизундо не возражал против этого. Бракосочетание назначили через десять дней, то есть на самый конец октября.
Трудно передать, что переживали влюбленные накануне бракосочетания. Теперь не было и речи об отъезде на войну, где Анри мог лишиться жизни! Кончились разговоры о мучительной разлуке, когда Хаджине пришлось бы считать дни и часы! Но самым счастливым в доме, если кто нибудь может быть счастливее жениха и невесты, был Ксарис. Он так радовался, будто готовился к собственной женитьбе! Словом, все были довольны, даже банкир, чье лицо, вопреки обычной холодности, выражало явное удовольствие. Будущее его дочери находилось в надежных руках.
Венчание решили устроить как можно скромнее и сочли излишним приглашать на него весь город. Счастье Хаджины и Анри не нуждалось в многочисленных свидетелях. Но все же торжество требовало кое каких приготовлений, которыми и занялись без излишней помпы.
Наступило 23 октября. До свадебной церемонии оставалась всего неделя. Казалось, пора было уже проститься со всеми страхами и сомнениями. А между тем произошло событие, которое сильно встревожило бы Хаджину и Анри, если бы они узнали о нем.
В тот день Элизундо среди утренней почты обнаружил письмо, нанесшее ему внезапный удар. Банкир скомкал его, разорвал и даже сжег, что говорило о крайнем смятении такого, никогда не терявшего самообладания человека, как он.
При этом старик чуть слышно прошептал:
- Почему это письмо не пришло неделей позже! Будь проклят тот, кто написал его!
5. МЕССИНИЙСКИЙ БЕРЕГ
Выйдя из гавани Итилона, "Кариста" всю ночь шла на юго запад, пересекая Корейский залив. Николай Старкос спустился в свою каюту и оставался там до утра.
Дул благоприятный ветер - один из тех свежих юго восточных бризов, которые преобладают в этих морях главным образом в конце лета и в начале весны - когда средиземноморские испарения проливаются дождем.
На заре "Кариста" обогнула оконечность Мессинии - мыс Галло, и вскоре последние вершины Тайгета, чередующиеся с крутыми перевалами, потонули в предрассветном тумане.
Когда стрелка мыса осталась позади, Николай Старкос вновь показался на палубе. Прежде всего он бросил взгляд на восток.
Манийская земля уже скрылась из виду. Теперь на ее месте, чуть позади мыса, высился могучий кряж горы Агиос - Димитриос.
Капитан протянул руку в сторону Мани. Была ли то угроза? Или он прощался навек с родным краем? Кто знает! Однако взор Николая Старкоса в ту минуту не предвещал ничего доброго!
Саколева стремительно неслась под прямыми и латинскими парусами и правым галсом шла теперь на северо запад. Ветер дул с берега, так что море благоприятствовало плаванью, и судно быстро набирало скорость.
"Кариста" оставила слева острова Энус, Кабреру, Сапиенцу и Венетикс, пролетела через узкий пролив между Сапиенцей и материком и вышла к Модону.
Теперь перед "Каристой" развертывался берег Мессинии с чудесной панорамой гор явно вулканического происхождения. Позднее, после образования королевства, Мессиния вошла в состав тринадцати номов, или провинций, из которых состоит современная Греция, включая сюда и Ионические острова. Но в описываемую эпоху Мессиния в зависимости от военного счастья переходила то в руки Ибрагима, то в руки греков и была одним из многочисленных театров военных действий, подобно тому как некогда она являлась ареной трех войн, которые вела против Спарты, когда прославились имена Аристомена и Эпаминонда.
Молча, проверив по компасу курс судна и убедившись, что ничто не предвещает перемены погоды, Николай Старкос уселся на корме саколевы.
Тем временем на носу корабля, вполголоса переговариваясь между собой, собрался весь экипаж "Каристы", состоявший вместе с десятью завербованными накануне итилонцами примерно из двадцати человек, которыми под началом Старкоса командовал простой боцман. Помощник капитана на этот раз остался на берегу.
Шли толки о том, куда направляется маленькое судно и с какой целью следует оно вдоль берегов Греции. Само собой разумеется, расспрашивали новички, а отвечали ветераны.
- Не больно речист ваш капитан Старкос!
- Да, он слов на ветер не бросает; но уж коли заговорит, держись, поспевай только поворачиваться.
- А куда направляется "Кариста"?
- Этого никто никогда не знает!
- Что ж! Мы нанялись без уговора и готовы плыть хоть к черту на рога!
- Что верно, то верно! Куда капитан, туда и мы!
- Но где уж "Каристе" с двумя маленькими каронадами на носу нападать на торговые суда Архипелага!
- Да она и не нападает! Для морской охоты у капитана Старкоса есть другие суда, и на них - все что нужно: и вооружение и оснастка. "Кариста", как бы это сказать, прогулочная яхта. Поэтому и вид ее не внушает подозрений: так легче провести французские, английские, греческие и турецкие крейсеры!
- А как же добыча?..
- Добычу получает тот, кто ее берет. И вас не обойдут в конце кампании! Не бойтесь, работы всем хватит, а где опасность, там и нажива!
- Выходит, пока мы в водах Архипелага, дела не будет?
- Не будет… Так же как и в водах Адриатики, если капитану взбредет на ум вести нас в ту сторону! Итак, до нового приказа мы - честные моряки, на палубе честной саколевы, самым честным образом плывем по Ионическому морю! Но все это изменится!
- И чем скорее, тем лучше!
Итак, новые матросы "Каристы" были под стать старым - их ничто не останавливало. Раскаяние, сожаление, даже простые предрассудки не обременяли этих приморских жителей Нижней Мани. По правде говоря, они были достойны того, кто ими командовал, а тот знал, что может рассчитывать на них.
Но если итилонцы хорошо знали капитана Старкоса, то они вовсе не знали его помощника, преданного ему душой и телом, одновременно и моряка и дельца. Его звали Скопело, он был родом с Чериготто - пользовавшегося дурной славой маленького островка, расположенного на южной границе Архипелага между Чериго и Критом. Один из новичков, обратившись к боцману "Каристы", спросил:
- А где же помощник капитана?
- Его нет на борту, - ответил боцман.
- Мы его так и не увидим?
- Увидите.
- А когда?
- Когда будет нужно!
- Где же он?
- Там, где ему надлежит быть!
Пришлось удовольствоваться этим уклончивым ответом. Впрочем, в ту же минуту свисток боцмана призвал всю команду наверх - выбирать шкоты. Любопытному матросу пришлось сразу же прекратить расспросы.
Дело в том, что нужно было держаться еще круче к ветру, чтобы следовать на расстоянии мили вдоль мессинийского берега. Около полудня "Кариста" прошла в виду Модона. Однако она направлялась не сюда. Судно не остановилось у городка, построенного на развалинах древней Мефаны, на краю мыса, чья скалистая оконечность тянется почти до самого острова Сапиенцы. Вскоре маяк, стоявший у входа в гавань, скрылся за прибрежными утесами.
Тем временем саколева дала сигнал. Черный вымпел с красным полумесяцем взвился на ноке грот реи. Но с земли не ответили. И "Кариста" продолжала свой путь на север.
К вечеру судно вошло на Наваринский рейд - своего рода большое морское озеро, окаймленное высокими горами. На миг за гигантской скалой промелькнул город, над ним неясной громадой высилась крепость. Здесь кончалась естественная насыпь, сдерживавшая яростные порывы северо западных ветров: Адриатика сыпала их, как из мешка, на Ионическое море.