Смекни!
smekni.com

Солнце мертвых (стр. 10 из 37)

Баранчик с базара, из "татарской ямки", потом выщегаливала!.. Вот бенефис-то

будет! Архангелы-то рты разинут! Сам Господь Саваоф...

Доктор вскочил внезапно и затрепал в ладоши:

- Ш-ши ты, подлая, окаянная псина!..

Белка скакнула через Лярву и уюркнула за дачку. Павлин стоял в головах

Лярвы, тряс радужным хвостом-опахалом и топтался. - Глядите, он ее

провожает! - воскликнул доктор. - Вот так апофеоз! Ну, как же не из

трагедии?! - Он потер лоб и сморщился. - Как сон какой-то... И что за память

дырявая! Сегодня я забыл - "Отче наш"! Три часа вспоминал - не мог! Пришлось

открывать молитвенник. Я по поводу этого должен сделать интересное

обобщение, но это потом... А теперь... Да о чем же я говорил-то?..

- Пришли покупать часы, доктор...

- Да, часы... Зашли мы с ней в гнусный какой-то переулок, грязный и

мрачный, у Темзы где-то. Дома старинные, закопченные, козырьки на окнах... и

погода была, как раз для самоубийства: дождишко скверненько так сочился

через желтый, гнилой туман, и огоньки грязного газа в нем - и в полдень! И

вдобавок еще липко воняло морской этой слизью рыбьей... Помню,

отвратительное было настроение. И какой-то хромоногий эмигрантик русский

дорогу нам указал, все кашлял и плевал кровью. Местечко такое... из

Диккенса. А в темных лавках, за зелеными шторками с бахромой, все антиквары,

антиквары в норах своих, как пауки, в пыли, в паутине, серые,

таинственные... пауки глубин жизни... шевелятся там со старьем со всяким, в

губу нашептывают... Чего-то там нет только! И все - отшедшее. Секстаны

ржавые, пиратские шпаги от флибустьеров и буконьеров, "боги" всякие с

островов малайских и папуасских, из тропических прорв и дебрей, из

человечьих костей печатки царьков диких, скальпы там, амулеты... - пеленки,

так сказать, человечьи, но с кровью. И "пауки" эти точно отбор в них делают,

подчищают: кому еще, пожалуй, и пригодится!

- Доктор, вы опять уклоняетесь. Вы про какие-то часы хотели...

Доктор вдумчиво посмотрел на меня и покачал головой.

- Это и есть про часы! Я еще немного соображаю, потому и... про

обстановку. Из каких "пеленок"-то я эти часы принял! Вы то возьмите, что все

эти лавчонки на чем стоят? чуланчики эти человеческие?! На грабеже и

хищении! на слезе, на крови чьей-то, на основном, что в недрах всей

"культуры" человечьей лежит: на том, чтобы загадить и растрясти! Ну, что там

лавчонки!.. это уж самый последний сорт, на манер лукошка, куда кухарка

птичьи кровяные перья сует, себе на подушку... А вы "ма-га-зи-ны"-то

обследуйте! где злато и серебро, и бриллианты, и жемчуга, и ду-ши, ду-ши

опустошенные, человеческие, глаза, истаявшие слезами!.. Ведь всякое

"потрясение"-то, на высокополитическом блюде поданное, с речами, со слезой

братской, бескорыстной и с "дрожью" этой самой восторженной, в подоплеке-то

самой сокровенной, непременно в корешках своих на питательное донышко

упирается, на кулебячку будущую... и всегда обязательно кой для кого

"кулебячки" этой и достигает! Ну, после нашего-то "потрясения" сколько

лукошек-то этих с курячьими перьями создадут! А "магазины", небось, по всему

свету пооткрывались...

Что такое поторкивает-трещит... к морю?.. А, это моторный катер, а

может, и "истребитель". Вон он, черная стрелка в море, бежит и бежит на нас;

бежит за ним, крутится пенный хвост, на две косы сечется.

- Слышите?.. - шепчет доктор и зажимает уши. - "Истребитель"... За ними

это...

- За кем, доктор?..

- Что по амнистии с гор спустились. Не слышали? Теперь их заберут "для

амнистии". Что, трещит?.. Не могу выносить... устал.

Я вижу, как "истребитель" под красным флагом завертывает широко к

пристаньке. Я знаю, что те семеро, недавно спустившихся с гор, непокорных

"зеленых" слышат в своем подвале, что пришел "истребитель"... пришел за

ними.

- Теперь не трещит, доктор.

- Завтра, а может и нынче ночью... - значительно говорит доктор, - их

"израсходуют"... а их сапоги и френчи, и часики... поступят в круговорот

жизни. Их возьмут ночью... Молодую женщину показывали мне сегодня, там ее

муж или жених. Теперь и она слышит... Она, представьте, на что-то надеется!

- На пощаду?..

- На что-то надеется... - шепчет доктор. - Что-то может случиться.

Поживем до завтра.

- Так вы про часы хотели...

- А, да... Мне один знакомый присоветовал там походить, у Темзы:

попадаются чудеса. Матросы со всех концов света такое иной раз привозят, по

океанам рыщут. А мне какие-нибудь редкостные часы хотелось приобрести, от

какого-нибудь мореплавателя, от Кука или Магеллана... Страсть к

экзотическому у меня с детства осталась, от капитана Марриэтта, от Жюль

Верна... От какого-нибудь старинного капитана, "морского волка"... выменял

он, глядишь, у какого-нибудь царька людоедов, а к тому попали от

какого-нибудь там гранда испанского, которого выкинуло с погибшего

корабля... Все мы до страсти любим вещички, связанные с трагедией

человеческой. Ну, попробуйте объявить, что имеется у вас, например, меч,

которым палач китайский тысячу голов отрубил... за тысячи фунтов купят,

найдутся люди! И всякому лестно иметь у себя на стенке, в кабинете, поразить

гостя или девицу прекрасную: "А это вот, скажет, - даже с равнодушием в

голосе, - меч, которым и т.д. ..." Эффект-то какой необыкновенный! Какую

карьеру можно сделать! Вещи чудодейственным образом путешествуют по свету.

Теперь вот наши, русские-то, вещички где, может, гуляют, по каким

интернациональным карманам проживают!..

Вот и забрели мы в одну такую лавчонку. Эмигрантик тот рекомендовал, за

пару шиллингов. И пошептал знаменательно: "Революционер, ирландец, но виду

не подавайте, что знаете". За такое приятное сообщение я хромоногому гиду

еще шиллинг добавил! Зашли. Вонь, представить себе не можете! Треской

тухлой, креветками, что ли... разлагающейся кровью, такой характерный запах.

Ху-же, чем в анатомическом! Хозяин... - как сейчас его вижу. Коренастая

обезьяна, зеленоглазая, красно-рыжая, на кистях шишки синие выперло, и они в

рыжих волосьях, косицами даже. Горилла и горилла. Ротище губастый, мокрый,

рожа хрящеватая, и нос... такой-то хрящ, сине-красный! А на голове

низколобой тоже шерсть красно-рыжая, клочьями. Как поглядел на него, так и

подумал: если все такие революционеры ирландские, дело будет! Самый

настоящий "гом-руль"! На конторке у него, смотрю, бутылка с "уиски" и

осьминог соленый, небольшой, одноглазый. Кусочек колечком отмахнет ножичком

двусторонним, в волосатой рукоятке с копытцем - может и от готтентота

какого, - посолит красной пылью кайенской и закусит. Со мной говорил, а сам

все хлоп да хлоп, из горлышка прямо.

"А-а, русский! Гуд-дэй! Эмигрант? революционер? Да здравствует

республика!" - а сам смеется, осьминога нажевывает. Ну, конечно,

поговорили... и о порядках наших, и про убийство царя-освободителя... А веки

у него были вывернуты, и в них кайен и виски.

"Поздравляю, - говорит, - вас с подвигом! Если у вас так успешно

пойдет, то ваша Россия так шагнет, что скоро ото всего освободится!

Способный и великодушный, - говорит, - вы народ, и желаю нам еще такого

прогресса. Ит-из-вери-уэлл!"

Я, конечно, ему опять лапу-клешню пожал накрепко, как мог, и даже слезы

на глазах у меня, у дурачка русского. Дрожал даже от "чувства народной

гордости"! Сказал, помню:

"У нас даже партия такая создается, чтобы всех царей убивать, такие

люди специальные отбираются, террористы, "люди ужаса беспощадного"! как у

себя этот корень-хрен выведем, по чужим краям двинем динамитом!!!"

Очень это обезьяне понравилось. Зубищи-клыки выставил, кожу спрутову

сплюнул и смеется: "Русский экспорт, самый лучший! Ит-ис-вэри-уэлл!" И опять

друг другу руки пожали. Нет, как вам нравится! Аллианс-то какой культурный,

как именинники! Виски угостил и кусок копченого спрута-осьминога подал на

китайской тарелке с золоченным драконом. На этой самой тарелке, говорит,

сердца казненных палач главному мандарину посылал с рапортом. А может, и

врал. Такой пир антикварно-сакраментальный был... И облюбовал я у него

часы-луковицу. Черного золота часы, с зеленью. Говорит: "Обратите внимание,

это не простые часы, а самого Гладстоуна! Его лакей продал мне от него

подарок. И стоют двадцать пять фунтов!"

Действительно, вырезано под крышкой: "Гладстоун" и замок на горе. А

может быть, и сам, мошенник, вырезал. Ирландец был разбитной мошенник. Уж

очень зеленоглазость его и хрящи эти мне претили, а по разговору и по тому,

что он "ирландец", так сказать, угнетаемый, большую симпатию вызывал. И

хорошо знал, что мошенник, а вот... "фебрис"-то эта самая! И что же сказал!

"Возьмите, за полвека ручаюсь!"

Но главное-то не это. Уж очень всучить старался. Три фунта скинул! И

послушайте, что же сказал! Обратите внимание!: "Берите за двадцать два,

потому что вы русский, и... за вами не пропадет! Своей доблестью... все

вернете! Еще фунт скину! Политикой!.. отдадите! И вот - вспомните мое слово!

- эти часы до-хо-дят, когда у вас, в вашей России великая революция будет!"

Помню, сказал я ему: "Дай-то, Бог!" - "До-хо-дят!" - говорит. И вот -

"до-хо-ди-ли"! И вот - отобрал их у меня тоже... ры-жий! и тоже... с

хрящеватым носом, да-с! Товарищ Крепc! Сту-дент бывший!! Сам и аттестовался:

бывший студент, и даже... - стишками баловался! Это когда я ему заявил, что

я русский интеллигент и доктор, чтобы у меня хоть градусники не отнимали! И

знаете, куда эти часы попали?! Не угадаете.

- В музей... "Истории Ре-во-люции"?!

- Хуже! В... жилетный карман бывшего студента, мистера Крепса! Да-с! И

это так же достоверно, как и то, что сейчас мы с вами - бывшие русские