Последний привет - глазок. Павка со мной простился - прислал на память.
Он же был такой добрый, он так доверчиво говорил - не дашь? И отходил
покорно. Мы первые с ним начинали утра... Он никогда не ушел бы - я первый
его покинул. И он, одинокий, гордый, отъединился на пустыре - ничей. Теперь
не будет и пустыря - ушел хозяин.
- Все к даче доктора, на тычок, ходил Павка, а у них ни крошки. Вчера у
нас занимать приходили. И что-то жареным пахло, будто индюшкой. А чего им
жарить?..
Доктор съел моего павлина?! Чушь какая... Не дядя ли Андрей? Он ведь
недавно спрашивал...
- А у нас другой гусь пропал! Это Андрей проклятый, некому больше...
Наш гусь все в их сад забирался, где у бассейна лягушки квакчут. Убью! вот
подстерегу к ночи да из двустволки в зад, утятником! Меня не засудят, я
мальчишка... Скажу, с курка сорвалось!
Я беру остатки моего - не моего - павлина и с тихим чувством, как
нежный цветок, кладу на веранде - к усыхающему "кальвилю". Последнее из
отшедших. Пустоты все больше. Дотепливается последнее. А-а, пустяки какие!..
КРУГ АДСКИЙ
Тянется из неведомого клубка нить жизни - теплится, догорает. Не таится
ли в том клубке надежда? Сны мои - те же сны, нездешние. Не сны ли - моя
надежда, намечающаяся нить новой, нездешней жизни?.. Туда не через Ад ли
ведет дорога?.. Его не выдумали: есть Ад! Вот он и обманчивый круг его... -
море, горы... - экран чудесный. Ходят по кругу дни - бесцельной, бессменной
сменой. Путаются в днях люди, мечутся, ищут... выхода себе ищут. И я ищу.
Кружусь по садику, по колючкам, ищу, ищу... Черное, неизбывное - со мной
ходит. Не отойдет до смерти. Пусть и по смерти ходит.
Темнеет в моем саду. Молодой месяц уходит за горб горы. Почернела
Кастель, идет с Бабугана ночь. Под ним огневая точка - сухая трава горит, -
под будущую пшеницу?.. Не будут сеять пшеницу - последнее. Будут сеять
другие, кто выживет и дождется тучной земли, тленьем набравшей силы. Не
костер ли горит под Бабуганом? Не страшно ему гореть! Каждую ночь погибают
под ножом, под пулей. По всей округе, по всем дорогам. А круг все узится.
Везде доживают люди по пустынным дачкам, по шоссейным будкам, по хуторкам.
Застрявшие дорожные сторожа и сторожихи, былые прачки, беспомощные старухи,
матери с мелюзгой сыпучей. Некуда никому уйти. Пойти за горы? дотащиться до
перевала и умереть неслышно? Это они могут сделать дома. А в шоссейной будке
чего бояться? Изнасилуют девочку? Изнасилуют... а может и швырнут хлеба!..
Не убежишь из круга. Камню молиться, чтобы разверзлись горы и поглотили?
пожгло солнцем?..
Уйти? Бросить осиротевший домик и балочку, где орех-красавец? Последнее
поминание... Размечут, порубят, повырывают - сотрут следы. Я не уйду из
круга.
Табак весь вышел. Курю цикорий. Кто-то еще покупает книги, но у меня и
книг нет, зачем книги?! А кто-то покупает... кто-то говорил недавно про...
что? Да, Большая энциклопедия!.. Когда-то и я мечтал купить Большую
энциклопедию! Продавали ее "в роскошном переплете"... Купил кто-то по
полфунта хлеба... за том! Кто-то еще читает Большую энциклопедию... Да,
когда-то писали книги... стояли книги в роскошных переплетах, за стеклами...
Теперь я вспомнил... у Юрчихи тоже стояли, "в роскошных переплетах". Она и
продала за полфунта хлеба. Зачем ей книги, хоть и Большая энциклопедия! У
ней внучек лет двух - зачем малышу Большая энциклопедия? Разве он вырастет?
без матери, без отца... Старуха голову потеряла... Живет у самого моря, в
глухом саду. Сына у ней убили, невестка умерла от холеры. Живет старуха в
щели, с внучком. Там пустынно, и море шумит. Слушает она день и ночь свое
море. И муж и сын - моряками были, на своем море. Пришли и - убили сына. Не
будь лейтенантом. "Пожалуйте, лейтенант, за горы, от моря, - маленькие
формальности соблюсти!" Не уехал лейтенант за море, остался у своего моря.
Не оставили его у моря. Шумит оно у пустого сада и день и ночь, не дает
спать старухе. Сидит старуха, нахохлилась в темноте, - слушает, как шумит
море, как дышит мальчик. А жить надо: оставили ей залог - мальчик! У своего
моря - мальчик... И продала старуха лейтенантову шубу, запрятанную в камни.
Кому-то еще нужна шуба. Хорошая, с воротником шуба... Не старухе же надевать
ее! А внучек когда еще вырастет с отца, дорастет ли до шубы! Да еще и убить
могут... Придут и спросят: - А это у тебя чей мальчик?
Скажет им старуха:
- А это вот этого... того... сына моего, вот которого вы убили...
моряка-лейтенанта Российского флота! который родину защищал!
- А-а... - скажут, - лейтенанта?! Так ему... и надо! всех изводим...
Давай и мальчишку...
Могут. Убили в Ялте древнюю старуху? Убили. Идти не могла - прикладами
толкали - пойдешь! Руки дрожали, а толкали: приказано! От самого Бэла-Куна
свобода убивать вышла! Идти не можешь?! На дроги положили, днем, на глазах,
повезли к оврагу. И глубокого старика убили, но тот шел гордо. А за что
старуху? А портрет покойного мужа на столике держала - генерала, что русскую
крепость защищал от немцев. За то самое и убили. За что!.. Знают они, за что
убивать надо. Так и Юрчихина внучка могут. Вот и не нужна шуба. Правильно.
А говорят ли они по радио - всем - всем - всем:
"Убиваем старух, стариков, детей - всех - всех - всех! бросаем в шахты,
в овраги, топим! Планомерно-победоносно! заматываем насмерть!"?!..
Вчера умер в Профессорском Уголке старичок Голубинин... Бывало, в синих
очках ходил - ерзал, брюки старенькие, последние, дрожащей щеточкой чистил
на порожке... Три месяца выдержали в подвале... за что?! А зачем на море
после "октября" приехал? Бежать вздумал?! Отмолили старика - выпустили: на
ладан дышит! Привезли вчера к вечеру, а в одиннадцать - сподобил Господь -
помер в своей квартирке, чайку попил. Хоть чайку удалось попить!
А старуха Юрчиха добрая, как ребенок. Выменяла шубу на хлеб - на молоко
- на крупу, гостей созвала на пир: помяните новопреставленного! Все
приползли на пир: хлебца попробовать, в молочко помакать... - нет шубы!
Ходит по саду с внучком, на свое море смотрит... Придумывает - чем бы еще
попотчевать? Стулья да шкаф зеркальный... Набежит покупатель какой с базара
- отвалит хлеба и молока кувшин: опять приятно на людях есть. А если зима
придет?.. А можно и без зимы... можно устроить так, что и не придет зима
больше...
Ходит старуха по садику, внучка за ручку держит. На свое море смотрят.
Рассказывает про дедушку, как он по морю плавал, - вон и портрет его на
стене, в красной раме... Висел и - уполз со стенки. Пришли - спросили: "
- Это у тебя кто, старуха? почему канты на рукаве?
- А муж покойный... капитан, моряк...
Хотели взять капитана. Выплакала старуха: не военный капитан, а
торговый, дальнего плаванья. Слово только, что - капитан!
И запрятала старуха своего капитана в потайное место. Кружит по саду,
кружит... нет выхода.
Кружу по саду и я. Куда уйдешь?.. Везде все то же!.. Напрягаю
воображение, окидываю всю Россию... О ка-кая бескрайняя! С морей до морей...
все та же! все ту же... точат! Ей-то куда уйти?! Хлещет повсюду кровь...
бурьяны заполонили пашню...
В сумерках я вижу под кипарисом... белеет что-то! Откуда это?! Мятые
папироски... Табак?! Да, настоящий табак?! Добрая душа прислала...
папироски... Это, конечно, Марина Семеновна, кто же больше?.. Она, конечно.
Вчера она спросила меня - разве я курить бросил? Принес папиросы Вадик, не
смог отворить калитку, не докричался... - и бросил через шиповник, милый...
Вот, спасибо. Табак чудесно туманит голову...
НА ТИХОЙ ПРИСТАНИ
В густеющих сумерках я иду на Тихую Пристань. Она успокаивает меня. Там
- дети. Там - хоть призрачное - хозяйство. Там - слабенькая старушка еще
пытается что-то делать, не опускает руки. Ведет последнюю скрипку
разваливающегося оркестра. У ней - порядок. Все часы дня - ручные, и солнце
у ней - часы.
Козу уже подоили. Старушка загоняет уток - четыре штуки. Сидит под
грушей дядя Андрей, темный хохол, курит и сплевывает в колени. В новом своем
костюме - из парусины исправника, в мягкой, его же, шляпе.
- И вам не стыдно, дядя Андрей, - слышу, отчитывает его Марина
Семеновна. - А по-нашему, это воровством называется!..
- Ско-рые вы на слово, Марина Семеновна... - отвечает дядя Андрей -
заносится. - А чего робить, по-вашему? Я ж голодранец, оборвався, як... пес!
А кому тэпэрь на стульчиках лежать-кохаться? Нема ваших панов-паничей,
четыре срока на чердачке пустовають... Ну, товарищи заберуть... легше вам с
того будэ? И потом... вже усе народнее, как сказать...
- Как вы испоганились, дядя Андрей! Вы ж были честный человек, работали
на виноградниках, завели корову...
- Ну, шшо вы мне голову морочите? Ну, какая тэпэрь работа? И сезон
кончился... Пойду по весне на степь!
- Ничего не найдете на степу! Ни-чего! Экономии пустуют, мужики на себя
сами управятся...
- Верно говорите. Ну, и... так и сгадываю... чого мэнэ робить? ну,
чого? лысаго биса тешить?.. Нет у вас сердца настоящего!
Молчание. Утки вперевалочку подвигаются на ночлег.
- Яких утенков навоспитали... с листу будто! Уж вы не иначе слово какое
умеете... волшебное...
- Слово, голубчик... - сердится Марина Семеновна - За-бо-та! вот мое
какое слово! Я чужое не обдираю, винцо не сосу...
- О-пять - двадцать пять... Я с вами душевный разговор имею, а вы...
свербите! Вино я на свои пью... я поросенка выменял, кровного... А что такое
парусина? Полковник помер... Не помри он - здесь ему часу не жить! враз
конец, как он был исправник. Нам ученые люди говорили... по-лиция там,
попы... купцы, офицеря... - всех чтобы, до корня! Самые умные социалисты...
Из вас потом всего понаделаем по своему хвасо-ну! До слез кричали! У
Севастополи... Помогайте нам - все ваше будэ... Ну? и чья тэпэрь, выходит,
парусина? Вы - богачка против меня... а все парусиной тычете!