Помимо элементов семейной хроники и семейной саги, в романе можно обнаружить «приметы» жанра жития. Житийный жанр интересен Улицкой, прежде всего, бытийными реалиями: человек соотносится не только с жизнью общества, но и с космическими началами. Все это находит отражение в образе романной Медеи, которая, как и герои жития, устремлена к идеалу праведничества и святости, она смиренно несет свой жизненный крест.
Таким образом, роман Л. Улицкой «Медея и ее дети» – «синтетическое» жанровое образование, вбирающее в себя признаки семейной хроники, семейной саги, жития, что свидетельствует не столько о постмодернистском стремлении к «размыванию» жанровых границ, сколько о желании писательницы подчеркнуть: история не движется сама по себе, она проходит через человеческие судьбы. Уцелеет ли человек под «напором» истории – это зависит от семьи, а семейное счастье, во многом, – от женщины.
ГЛАВА 2 Образ матери в романе Л. Улицкой «Медея и ее дети»
2.1 Концепт «семья» в романе
Анализ значений концепта и их языковых репрезентантов в романе «Медея и ее дети» показал, что основным содержанием концепта «семья» в индивидуально-авторском решении выступает образ семьи как отдельного, не зависимого от внешнего, своего мира, мира семьи со своими законами, традициями, обычаями и правилами: «Это был один из обычаев дома: после захода солнца не ходить к колодцу» // «…и другие необъяснимые законы всеми жильцами строго соблюдались…» // «Это была еще одна семейная традиция - кормить детей за отдельным столом» [22: 278]. Свой мир - это Медея, ее родственники и все, что с ними связано; это оберегаемый и хранимый мир понимания, любви и душевной близости. Основными знаками-репрезентантами значения «свой мир» выступают лексемы свой, семья, любить, жизнь семьи, теплая дружба, радоваться: «Он видел здесь…веселую любовь детей к матери и теплую дружбу между всеми» // «…и Ника почувствовала себя главой большой семьи с дочкой Машей и кучей игрушечных внучек» // «Лиза с Аликом тоже страстно любили друг друга…» // «…у нее (Норы, не родственницы Медеи) перехватило дух от неожиданной зависти к людям, которые так радуются друг другу и так празднуют свою встречу» [22: 278].
Мир чужой - это власть, политические и общественные события в стране; это отнюдь не враждебный, не противопоставленный своему миру мир, а нечто настолько стороннее, неважное, что никак не может повлиять на прочность своего мира, не может его разрушить; это мир, с которым свой мир не соприкасается и от которого держится в стороне вовсе не из-за страха перед ним, а из-за отсутствия к нему интереса. Основными знаками-репрезентантами значения «чужой мир» выступают лексемы власть, чужой, чуждый, равнодушный: Медея «…с ранней юности…привыкла политическим переменам относиться как к погоде - с готовностью все перетерпеть…» // Все, что происходило в стране было для Медеи «…отдаленным гулом чуждой жизни» // « …лето сорок шестого года осталось временем их(Медеи и Сандры) самой полной сестринской близости…» // «Для нее(Медеи) все власти равны…Что для нее власть? Она верующий человек, другая над ней власть. И не говори никогда, что она чего-то боится…» // «В тот же день объявили о болезни Сталина, а через несколько дней и о смерти. Медея…оставалась вполне равнодушной к этому событию» // «…в нашей семье есть одна хорошая традиция - держаться подальше от властей» [22: 278-279].
Центром мироздания семьи, важной знаковой фигурой является образ главной героини романа - Медеи. Не случайно в связи с этим и название произведения - «Медея и ее дети». Интересно, что своих собственных детей у Медеи нет. Значение знака «дети» в данном случае является не столько системным, сколько актуальным - это многочисленная Медеина родня: младшие братья и сестры, которых она растила после смерти родителей, и многочисленные племянники и внучатые племянники. Не будучи матерью, Медея выполняет функцию материнства по отношению ко всей свой родне (даже к собственному мужу). Именно с этой материнской функцией Медеи и связано в данном романе значение знака «дети». Медея как центр семейного мира - символ ее прочности, вечности, непоколебимости чужим миром. Репрезентантом данных значений является в романе знак «дерево»: «…жизнь, которая сама по себе стремительно и бурно менялась…, придала в конце концов Медее прочность дерева, вплетшего корни в каменистую почву, под неизменным солнцем…» [22: 279].
Более того, содержание концепта «семья», включающее в себя такие составляющие, как: «пространство» семьи, «время» семьи, состав семьи, взаимоотношения в семье, наполняющиеся индивидуально-авторским значением и реализующиеся в выборе определенных знаков-репрезентантов, - так или иначе связано тоже с образом Медеи.
Так, например, «пространство» семьи - это вполне определенное, значимое место, где собираются родственники и где они чувствуют себя комфортно, в своем мире. Знаками этого своего пространства являются Крым, Крымская земля, вся округа, дом Медеи, кухня, причем сама Медея не просто существует в этом своем пространстве, она - неотъемлемая его часть, сроднившаяся с ним и принятая в это пространство как своя: «Для местных жителей Медея Мендес давно уже была частью пейзажа» // «Крымская земля всегда была щедра к Медее, дарила ей свои радости» // «Своими подошвами она чувствовала благосклонность здешних мест» // «…прожаренный солнцем и продутый морскими ветрами дом притягивает все это разноплеменное множество - из Литвы, из Грузии, из Сибири, из Средней Азии» // «Здесь (в доме Медеи) народу собирается тьма! Мендесихина родня» // «…взрослые расселись на Медеиной кухне пить чай. Хотя все устали, расставаться не хотелось» //племянник Георгий: «Только здесь я чувствую себя дома» [22: 279].
К примеру, содержательная составляющая концепта «время» семьи - это, с одной стороны, летний сезон, когда съезжаются родственники, время суток, отмеченное делами Медеи и ее семьи (знаки: лето, утро, день, вечер, ночь), с другой стороны, - это связь времен, поколений рода Синопли, центром этой связи опять же является Медея, образ которой соединяет в себе нити и прошлого, и настоящего, и будущего. И с этой точки зрения «время» семьи не имеет границ, оно вечно (знаки: настоящее, прошлое, будущее, предки, потомки): « …все предки, имена которых она знала… И ей нисколько не труднобыло держать в себе всю эту тьму народа, живого и мертвого…» // «Всякий раз, когда возникали старые нити, старые, из прошлого, люди, все устраивалось» // «До сих пор в Поселок приезжают Медеины потомки..» [22: 279].
Семья как центр освоенного мира, доминантная первичная структура, организующая жизненное пространство индивида, его систему координат в мире – основное поле событийности в прозе Л. Улицкой, что связывает ее с традицией классического романа, который после открытий Л. Н. Толстого проблемы мира и общества рассматривает через призму семейных отношений[13: 97].
2.2 Образ матери в романе
Семья – один из «топосов» художественного мира современного эпоса, первичная «органическая общность», которой и отдает должное Л. Улицкая, но содержательное наполнение норм и ролей, организующих внутрисемейное взаимодействие, в ее произведениях существенно меняется. Касается это, прежде всего, распределения ролей в рамках семьи. Женщина в произведениях Л. Улицкой, с одной стороны, соотносится с традиционными образами женственности (верная подруга, образцовая мать), с другой стороны, созданные искусством предшествующих эпох мифы о женственности / мужественности разрушаются писательницей. Члены оппозиций, связанных с традиционными представлениями о различиях мужского и женского начал, таких, как активность / пассивность, сила / слабость, интеллект / эмоции, дух / тело, меняются местами. Мужчина в изображении женщины-писательницы утрачивает признаки мужественности. Мужской образ редуцируется (но иначе, чем, допустим, у Веллера, где за скобки выносится все немужественное в мужчине). У Улицкой мужчина приобретает черты «неполноценности, дегенеративности» [19: 64].
В подобной ситуации женские персонажи оказываются перед необходимостью быть сильными, «менять пол»; женщина становится центром семейного мира и – шире – мира вообще. Проза Л. Улицкой «женоцентрична» [11: 103], и писательница таким образом подвергает инверсированию всю семейную структуру как топологическую основу современной прозы.
Семантическое ядро мифа о Медее – материнство (пусть и трагически изломанное). Но в «Медее и ее детях» Л. Улицкой семантика мифа инверсирована. Медея не может иметь детей, и она не может их убить. Роман «Медея и ее дети», содержа отсылку к античной мифологии и вызывая ассоциацию с классическим сюжетом о детоубийстве, вступает в конфликт с семантической структурой устойчивой мифологемы, десемантизирует ее, отчего сам мифологизм в романе Улицкой становится не содержательным, а формальным компонентом, тем инструментом, при помощи которого структурируется повествование. Взяв за основу античную мифологическую систему – «общие мифологические места» [12: 24], Л. Улицкая разрушает ее образную и символическую структуру и создает новый миф и новую реальность.
Образ Медеи Синопли восходит к героине Коринфского эпоса, но в романе Л. Улицкой античный сюжет переосмысляется. Медея Мендос никого не убивает, не имеет собственных детей, но является хранительницей семейного очага, собирая вокруг себя детей и внуков своих многочисленных братьев и сестер, она призвана стабилизировать, уравновешивать отношения в многонациональной семье.