Вызвали свидетеля, который подтвердил, что в тот день, когда было обнаружено убийство, он видел как Мэф Поттер умывался у ручья и тут же убежал. Задав еще несколько вопросов, прокурор сказал защитнику:
— Можете допросить свидетеля.
Обвиняемый поднял глаза на минуту и опустил их снова, когда его защитник сказал:
— У меня нет вопросов.
Следующий свидетель показал, что нож был найден возле тела.
Прокурор повторил:
— Можете допросить свидетеля.
— У меня нет к нему вопросов, — ответил защитник Поттера.
Третий свидетель показал под присягой, что не раз видел этот нож у Поттера.
— Допросите свидетеля.
Защитник Поттера снова не пожелал его допрашивать. На лицах публики выразилась досада. Неужели адвокат не приложит никаких стараний, чтобы спасти жизнь своего подзащитного?
Несколько свидетелей подтвердили, что Поттер вел себя подозрительно, когда его привели на место происшествия. Их тоже отпустили без перекрестного допроса.
Все, что произошло на кладбище в то памятное присутствующим утро, было рассказано надежными свидетелями со всеми подробностями, отягчающими вину Поттера, но ни один из свидетелей не был допрошен защитником. Публика выразила свое недоумение и недовольство глухим ропотом и получила за это выговор от судьи. После этого прокурор сказал:
— На основании свидетельских показаний, данных под присягой и не внушающих подозрений, нами установлено, что это страшное преступление, несомненно, совершено несчастным, который сидит на скамье подсудимых. Мы считаем обвинение доказанным.
Стон вырвался у бедного Поттера, и, закрыв лицо руками, он тихонько закачался взад и вперед среди тягостного молчания всего зала. Даже мужчины были тронуты, а женщины заплакали от жалости. Тогда защитник поднялся со своего места и сказал:
— Ваша честь, в начале заседания мы были намерены доказать, что наш подзащитный совершил это ужасное дело бессознательно, в пьяном виде, в припадке белой горячки. Теперь мы переменили мнение и не будем на это ссылаться. — И, обратившись к служителю, сказал: — Вызовите Томаса Сойера!
На лицах всех, не исключая и Поттера, выразилось крайнее изумление. Все глаза с любопытством обратились на Тома, который встал и занял свое место на свидетельской скамье. Вид у него был растерянный, потому что он умирал от страха. Его привели к присяге.
— Томас Сойер, где вы были в ночь на семнадцатое июня, около полуночи?
Том взглянул на каменное лицо индейца Джо, и язык у него отнялся. Публика затаила дыхание и превратилась в слух. Сначала Том не мог выговорить ни слова. Однако через некоторое время он собрался с силами и произнес таким слабым голосом, что первые ряды в зале едва могли его расслышать:
— На кладбище...
— Погромче, пожалуйста! Не бойтесь. Значит, вы были...
— На кладбище.
Презрительная улыбка скользнула по лицу индейца Джо.
— Вы были недалеко от могилы Вильямса?
— Да, сэр.
— Расказывайте, только нельзя ли погромче. Как близко вы были от могилы?
— Почти так же, как от вас.
— Вы где-нибудь спрятались или нет?
— Да, я спрятался.
— Где?
— За вязами, около могилы.
Индеец Джо едва заметно вздрогнул.
— С вами кто-нибудь был?
— Да, сэр. Я ходил туда с...
— Погодите, погодите минутку. Не трудитесь называть вашего товарища. Мы его вызовем в свое время. Вы принесли чтонибудь с собой?
Том колебался, и вид у него был смущенный.
— Говорите же, мой мальчик, не стесняйтесь. Истина всегда почтенна. Что вы с собой принесли?
— Только... дохлую кошку.
По залу волной пробежал смех, но судья прекратил веселье.
— Мы представим суду скелет этой кошки. А теперь, мой мальчик, расскажите нам все по порядку, расскажите, как умеете, не пропуская ничего, и не бойтесь.
Том начал рассказывать. Сперва он запинался, но мало-помалу оживился, и его речь лилась все свободнее и свободнее. Через некоторое время в зале стихло все, кроме его голоса; все глава устремились на него, слушатели ловили каждое его слово, раскрыв рот и затаив дыхание, завороженные страшным рассказом. Сдержанное волнение публики перешло всякие границы при следующих словах Тома:
— «... а когда доктор хватил Мэфа Поттера доской и он упал, индеец Джо замахнулся ножом и...
Трах! С молниеносной быстротой индеец бросился к окну, расшвыряв тех, кто хотел его удержать, и скрылся.
ГЛАВА XXIV
Том снова занял блестящее положение героя — на утешение старшим, на зависть ровесникам. Его имя даже увековечили в печати, ибо городская газетка превозносила его. Некоторые были уверены, что он когда-нибудь станет президентом, если только его не повесят до тех пор.
Как это всегда бывает, переменчивая, легковерная публика приняла теперь Мэфа Поттера в свои объятия и расточала ему ласки так же неумеренно, как прежде — брань. Но такое поведение только делает публике честь, поэтому нехорошо осуждать ее за это.
Свои дни Том проводил в радости и веселье, зато по ночам изнывал от страха. Индеец Джо заполнял все его сны и всегда глядел на него мрачно и угрожающе. После наступления темноты Тома нельзя было выманить из дома никакими соблазнами. Несчастный Гек был тоже едва жив от страха, потому что Том вечером, накануне того дня, когда он дал показания, рассказал всю историю адвокату, и Гек ужасно боялся, как бы не вышло наружу его участие в деле, хотя побег индейца Джо избавил его от мучительной обязанности выступать на суде. Адвокат обещал бедняге держать все дело в тайне, но разве можно было этому верить? После того как муки совести привели Тома вечером на квартиру адвоката и вырвали из его уст рассказ об ужасной тайне, хотя на них лежала печать самой мрачной и устрашающей клятвы, вера Гека в человечество сильно пошатнулась.
Каждый день, выслушивая благодарность Мэфа Поттера, Том радовался, что сказал правду, и каждую ночь раскаивался, что не сумел держать язык за зубами.
Половину времени Том боялся, что индейца Джо никогда не поймают, а другую половину боялся, что поймают. Он твердо знал, что только тогда вздохнет свободно, когда этот человек умрет и он своими глазами увидит его труп.
За поимку преступника была назначена награда, обыскали всю округу, но индейца Джо так и не нашли. Из Сент-Луи прибыл один из всеведущих и внушающих изумление чудотворцев — полицейский сыщик, — прибыл, произвел розыски, покачал головой, сделал глубокомысленное лицо и добился, разумеется, блестящих успехов, как это водится у людей его профессии. Иными словами, он «напал на след». Но ведь «след» не вздернешь на виселицу за убийство; и после того как сыщик побывал у них и уехал восвояси, положение Тома нисколько не изменилось: он чувствовал себя в такой же опасности, как и прежде.
Но дни шли за днями, и с каждым днем мальчики понемногу забывали о тяготевшей над ними угрозе.
ГЛАВА XXV
В жизни каждого настоящего мальчишки наступает время, когда его обуревает неистовое желание найти зарытый клад.
В один прекрасный день такое желание напало и на Тома. Он отправился разыскивать Джо Гарпера, но безуспешно. Он побежал к Вену Роджерсу, но тот ушел ловить рыбу. Случайно ему попался навстречу Гек Финн, Кровавая Рука. Гек тоже мог пригодиться. Том отвел его в укромное место и доверил ему свой план. Гек был не прочь. Гек всегда был не прочь участвовать в любой затее, лишь бы она сулила развлечение и не требовала капитала, — потому что, хотя и говорится, что время — деньги, времени у Гека было девать некуда.
— Где же мы будем копать? — спросил Гек.
— Да где угодно.
— Как, разве клады везде зарыты?
— В том-то и дело, что не везде. Они бывают зарыты в каком-нибудь укромном месте — когда на острове, когда в гнилом сундуке под засохшим деревом — там, куда тень от сучка падает в полночь, — а чаще всего под полом в старых домах, где нечисто.
— А кто их зарывает?
— Разбойники, понятно. А по-твоему, кто? Учителя воскресной школы?
— Я почем знаю. Если бы клад был мой, я бы его зарывать не стал, а тратил бы денежки да поживал припеваючи.
— И я тоже. Только разбойники по-другому делают. Всегда зароют клад, да так и оставят.
— Что же они потом за ним не приходят?
— Ну, все собираются прийти, а потом забудут приметы ЕЛИ умрут. Вот он и лежит долго-долго и ржавеет, а потом ктонибудь находит старую пожелтевшую бумагу со всеми приметами, и надо эту бумагу расшифровывать целую неделю, потому что в ней одни значки да иероглифы.
— Иеро... чего?
— Иероглифы — такие картинки и разные закорючки, с виду как будто бы и ничего не значат.
— А у тебя есть такая бумага, Том?
— Нет.
— Так как же ты найдешь приметы?
— А на что мне приметы! Клад всегда бывает зарыт под старым домом, или на острове, или под сухим деревом, у которого торчит один сучок. Мы уж пробовали копать на острове Джексона, можно и еще попробовать; а то есть еще старый дом за речкой, и сухих деревьев там сколько хочешь.
— И под каждым деревом клад?
— Ну, что ты! Понятно, нет.
— А как же ты узнаешь, под которым копать?
— Под всеми по очереди!
— Да ведь этак все лето пройдет.
— Ну и что же из этого? А вдруг ты найдешь медный котелок с сотней долларов, весь в ржавчине, или трухлявый сундук, полный брильянтов. Что тогда?
У Гека загорелись глаза.
— Вот здорово! Уж чего бы лучше. Ты мне дай сотню долларов, а брильянтов лучше не надо.
— Ладно. Ты не думай, брильянтами тоже бросаться нечего. Есть такие, что стоят каждый долларов двадцать, а уж дешевле чем по доллару за штуку и не бывает.
— Да ну? Быть не может!
— Это тебе всякий скажет. Разве ты никогда не видал брильянтов, Гек?
— Что-то не припомню.
— У королей их целые кучи.
— У меня и знакомых королей тоже нет.
— Да, верно. А вот если бы ты поехал в Европу, так там они на каждом шагу так и скачут.
— Скачут?
— Ах ты господи! Да нет же!
— А чего же ты говоришь, что скачут?
— Да ну тебя, это я только так сказал. Чего ради им скакать; я просто говорю, что их там сколько хочешь. Куда ни плюнь, везде король. Вроде этого старого горбуна Ричарда.