— Ричарда? А как его фамилия?
— Никакой у него нет фамилии. У королей вообще но бывает фамилии.
— Да ну?
— Вот тебе и ну.
— Что ж, пускай, если им так нравится, но я бы не хотел быть королем, раз у них даже фамилии нет, вроде как у негров. Ты вот что лучше скажи: где ты сперва начнешь копать?
— Не знаю еще. Давай начнем копать под сухим деревом, что на горе за рекой?
— Давай.
Они достали ржавую мотыгу и лопату и отправились за три мили на речку. Добрались они до места разгоряченные, запыхавшиеся и растянулись на земле под тенистым вязом отдохнуть и покурить.
— Вот это жизнь! — сказал Том.
— Еще бы!
— Скажи, Гек, если мы найдем клад, что ты будешь делать со своей долей?
— Ну, каждый день буду покупать пирожок и стакан содовой воды, и в цирк тоже буду ходить каждый раз, как цирк приедет. Да уж не беспокойся, заживу отлично.
— А ты не собираешься копить деньги?
— Копить? Для чего это?
— Ну как же, чтобы были деньги на черный день.
— Вот уж это ни к чему. Вернется родитель и запустит лапу в мои денежки, если я их не потрачу, а там ищи-свищи. А ты что сделаешь на свою долю, Том?
— Куплю себе новый барабан, настоящую саблю, красный галстук, щенка-бульдога, а потом женюсь.
— Женишься!
— Ну да.
— Том, ты, должно быть, совсем рехнулся.
— Погоди, вот увидишь.
— Ну, глупей ты ничего не мог придумать. Взять хоть моих отца с матерью. Только и делали, что дрались. Я это отлично помню.
— Это ничего. Девочка, на которой я женюсь, не будет драться.
— Том, они все на один лад. Им бы только драться. Ты лучше подумай сначала как следует. Подумай, тебе говорю. А как эту девчонку зовут?
— Она вовсе не девчонка, а девочка.
— По-моему, не все ли равно: кто говорит — девчонка, кто — девочка. Что так, что эдак — один черт! Так как же всетаки ее зовут, Том?
— Я тебе скажу, только не сейчас.
— Ну ладно, дело твое. А только, когда ты женишься, я совсем один останусь.
— Нет, не останешься. Ты будешь жить со мной. А теперь хватит валяться, пойдем копать.
Они работали, обливаясь потом, около получаса. Никаких результатов. Они трудились еще полчаса. И все-таки ничего.
Гек сказал:
— Неужто они всегда так глубоко зарывают?
— Бывает, только не всегда. Не каждый раз. По-моему, мы просто не там роем.
Они выбрали другое место и начали копать снова. Работа шла теперь медленнее, но все-таки подвигалась вперед. Некоторое время они копали молча. Под конец Гек оперся на лопату, смахнул рукавом капельки пота со лба и спросил:
— Где ты собираешься копать после этого места?
— Давай попробуем рыть под старым деревом на Кардифской горе, за домом вдовы Дуглас.
— Что ж, я думаю, попробовать можно. А вдова не отнимет у нас клад? Ведь дерево на ее земле.
— Отнимет?! Пускай только сунется. Кто нашел место, того и клад. Это все равно, на чьей он земле.
Гек успокоился. Работа продолжалась. Через некоторое время Гек сказал:
— Ах ты черт, должно быть, опять не там копаем. Как потвоему?
— Что-то чудно, Гек. Ничего не разберу. Случается, что и ведьмы мешают. Я думаю, уж не в этом ли все дело.
— Да что ты, право, какие днем ведьмы, ничего они днем сделать не могут.
— Да, это верно. Я и не подумал. Ага, теперь знаю, в чем дело! Ну и ослы же мы с тобой! Надо сперва узнать, куда падает тень от сучка в полночь, а тогда уже и рыть в том месте!
— Выходит, что мы валяли дурака, целый день рыли задаром! О, чтоб тебе, теперь вот опять тащись сюда ночью. Дальто какая! А ты сможешь выбраться из дому?
— Ну еще бы! Все равно придется рыть нынче ночью, а то если кто-нибудь увидит эти ямы, сразу поймет, в чем дело, и сам начнет рыть.
— Ну что ж, я тебе мяукну нынче ночью.
— Ладно. Давай спрячем лопаты в кустах.
Ночью в назначенный час мальчики опять пришли поддерево. Они уселись в тени и стали ждать. Место было уединенное и час поздний, исстари пользовавшийся дурной славой. В шорохе листвы слышались голоса духов, привидения таились по темным углам, глухой лай собаки доносился откуда-то издали, и филин отзывался на него зловещим уханьем. Мальчики разговаривали мало, на них действовал таинственный ночной час. Скоро они решили, что полночь уже настала; отметили, куда падает тень, и начали рыть. Надежда ожила в них. Интерес к делу все возрастал и усердие с ним наравне. Яма становилась все глубже и глубже, но каждый раз, как лопата обо чтонибудь ударялась, они испытывали только новое разочарование. Наконец Том сказал:
— Напрасно мы стараемся, Гек. Опять не там роем.
— Ну как же не там? Ведь тень падала как раз в этом самом месте.
— Знаю, что падала, да не в том дело.
— А в чем же?
— В том, что времени мы не знали наверно. Скорее всего было или слишком поздно, или слишком рано.
Гек выронил лопату.
— Так и есть, — сказал он. — В этом-то и беда. Придется и эту яму бросить. Верного времени никак не угадаешь, да и страшно уж очень, ведьмы и привидения так везде и носятся. Я все время чувствую, что за спиной у меня кто-то стоит, а повернуться боюсь: может, и впереди тоже кто-нибудь есть и только того и дожидается. Как мы сюда пришли, меня все время в дрожь бросает.
— Ну, и со мной не лучше, Гек. Ты знаешь, когда зарывают деньги, то сверху всегда кладут мертвеца, чтобы он их стерег.
— Господи!
— Да, да! Я сколько раз это слышал.
— Том, не нравится мне, что мы копаем в таком месте, где есть мертвецы. С ними, знаешь, шутки плохи.
— Мне тоже не очень нравится их трогать. А вдруг из ямы высунется череп да скажет что-нибудь!
— Брось, Том! И так страшно.
— Еще бы не страшно! Гек, меня мороз по коже дерет.
— Знаешь, Том, давай бросим это место и попробуем гденибудь еще.
— Давай, так лучше будет.
— А где?
Том подумал немного, потом сказал:
— В том старом доме, где нечисто. Вот где.
— Ну его к черту, не люблю я таких домов. Это будет похуже всякого мертвеца. Мертвец еще туда-сюда; ну, скажет чтонибудь, зато не станет таскаться за тобой в саване и заглядывать через плечо и ни с того ни с сего скрежетать зубами, как привидение. Этого я не вытерплю, Том, да никто не вытерпит.
— Это верно, зато привидения ходят только по ночам. Днем они нам копать не помешают.
— Положим, что так. А ты знаешь, что никто не ходит мимо этого дома ни днем, ни ночью?
— Там убили кого-то, потому мимо этого дома и не любят ходить, а так ничего особенного никто не замечал, разве только по ночам, да и то просто синие огоньки пляшут под окнами, а не настоящие привидения.
— Ну уж, если где-нибудь пляшут синие огоньки, значит, и привидение там недалеко. Ясное дело. Сам знаешь, кому они нужны, кроме привидений.
— Да, это верно. Только днем они все равно не показываются, так чего же нам бояться?
— Ну ладно. Давай попробуем в старом доме, коли хочешь, только все-таки риск большой.
В это время они спускались под гору. Внизу, посреди освещенной луною долины, стоял дом с привидениями, без забора, совсем на отшибе, заросший бурьяном до самого крыльца, с обвалившейся трубой, темными впадинами окон и рухнувшей с одного бока крышей. Мальчики долго смотрели на окна, ожидая, не мелькнет ли в них синий огонек, потом, разговаривая тихими голосами, как требовали время и место, они свернули направо, чтобы обойти подальше старый дом, и вернулись домой через лес, по другой стороне Кардифской горы.
ГЛАВА XXVI
На следующий день около полудня мальчики вернулись к сухому дереву — им надо было взять мотыгу и лопату. Тому Сойеру не терпелось поскорей бежать в дом с привидениями. Гек тоже стремился туда, хотя и не так ретиво, и вдруг сказал:
— Послушай, Том, а ты знаешь, какой нынче день?
Том быстро перебрал в уме все дни недели и вскинул на Гека испуганные глаза:
— Ой! А мне и в голову не пришло, Гек!
— Вот в мне тоже, а тут сразу вспомнилось, что нынче пятница.
— Ох ты черт, ну как тут убережешься? Вот могли бы влопаться, если бы начали такое дело в пятницу.
— Могли бы! Скажи лучше — наверняка влопались бы. Бывают, может, счастливые дни, да только не пятница.
— Всякий дурак знает. Не ты первый выдумал.
— А я разве говорил, что я? Да мало того, что пятница, я нынче видел препаршивый сон — крысы снились.
— Да что ты! Это уже обязательно к несчастью. Дрались они?
— Нет.
— Ну, тогда еще ничего, Гек. Если они не дерутся, то это просто так, вообще не к добру. Нам только надо держать ухо востро и остерегаться беды. Сегодня мы больше копать не станем, будем играть. Ты слыхал про Робин Гуда?
— Нет. А кто такой Робин Гуд?
— Ну как же, он был самый замечательный человек во всей Англии и всех главней. Он был разбойник.
— Ох, здорово, вот бы мне. А кого он грабил?
— Ну равных там богачей, королей, шерифов и епископов. А бедных он никогда не трогал. Он их любил. Всегда с ними делился поровну.
— Вот, должно быть, молодец был.
— Ну еще бы. Он был всех на свете благородней, Гек. Таких людей теперь нет, вот что я тебе скажу. Он мог одной левой побить кого угодно в Англии и за полторы мили попадал из тисового лука в десятицентовую монету.
— А что такое тисовый лук?
— Не знаю. Какой-то там особенный лук. А если попадал не в середину, а в край монетки, то садился и плакал, ругался даже. Вот мы и будем играть в Робин Гуда — самая благородная игра. Я тебя научу.
— Давай.
И они весь день играли в Робин Гуда, время от времени с тоской поглядывая на старый дом с привидениями и разговаривая о том, что будут там делать завтра. Как только солнце начало склоняться к западу, они побрели домой, пересекая длинные тени деревьев, и скоро скрылись в лесу на Кардифской горе.
В субботу, вскоре после полудня, мальчики опять пришли к сухому дереву. Они посидели в тени, куря и болтая, потом покопались немного в последней по счету яме, без особенной надежды, только из-за того, что, по словам Тома, бывали такие случаи, когда люди не дороются каких-нибудь шести дюймов, бросят клад, а потом придет кто-нибудь, копнет лопатой и выроет его. На этот раз им, однако, не повезло, и, взвалив на плечи лопаты, они ушли, сознавая, что отнеслись к делу не как-нибудь, а добросовестно проделали все, что полагается искателям клада.