Смекни!
smekni.com

Дон Жуан 2 (стр. 39 из 70)

Избранник августейший, так сказать,

Был только по обряду невенчанный

И, наслаждаясь жизнью без забот,

О жале забывал, вкушая мед.

71

Сюда прибавь изящные манеры,

Глаза, в которых разум отражен -

Они, прошу прощенья, были серы,

Но этот цвет хорош, коль взор умен.

Тому великолепные примеры -

Мария Стюарт и Наполеон,

Да и глаза Паллады непокорные -

Никак не голубые и не черные.

72

Ее улыбка, плавность полноты

И царственная прихоть предпочтенья

Столь мужественным формам красоты

Каким не отказала б в иждивенье

И Мессалина, все ее черты,

Ее живое, сочное цветенье -

Все это вместе, что и говорить,

Могло мальчишке голову вскружить.

73

А всякая любовь, как состоянье,

Тщеславна от начала до конца.

(Я исключаю случаи страданья,

Когда неукротимые сердца

Вдруг загорятся жаждой обладанья

От преходящей прелести лица,

За что философ - прочим в назиданье -

Назвал любовь "пружиной мирозданья").

74

Мы любим от мечтательной тоски

И платонически и как супруги

(Для рифмы говоря - "как голубки":

Я знаю, смысл и рифма - не подруги,

И слишком часто смыслу вопреки

Рифмачества убогие потуги

В стихи вставляют слово... Как тут быть?),

Но я хочу о чувствах говорить!

75

Стремленье к совершенству познаем

Мы все в томленье плоти ежечасном,

В стремленье тела слиться с божеством,

Являющимся в облике прекрасном.

Блаженный миг! О, как его мы ждем

С волненьем лихорадочным и страстным,

А суть ведь в том, что это - путь прямой,

Чтоб бренной плотью дух облечь живой.

76

Я дорожу любовью платонической,

Ей первенство по праву надлежит;

Вторую я назвал бы "канонической",

Поскольку церковь к ней благоволит;

Но третий вид - поистине классический -

Во всем крещеном мире знаменит;

Сей вид союза можно без опаски

Назвать лукаво браком в полумаске.

77

Но полно, полно, ждет меня рассказ.

Царицыны любовь иль вожделенье

Жуану льстили. Странно - всякий раз,

Когда про эти думаю явленья,

Не замечает мой привычный глаз

Различья между ними; без сомненья,

Царица страстной женщиной была

И не скромней швеи себя вела...

78

Придворные шептались, - правда, чинно, -

К ушам соседа приложив уста,

У фрейлин старых морщились морщины,

"А юные, которых красота

Еще цвела, сочувственно-невинно

Смеялись меж собой. Но неспроста

Все гренадеры, первенцы удачи,

Молчали, от досады чуть не плача.

79

Лукавые заморские послы

Осведомлялись - кто сей отрок новый,

Который пробирается в орлы,

Которому уже почти готовы

И должности, и пышные хвалы,

И награждений дождь многорублевый,

И ордена, и ленты, и к тому ж

Дарения десятков тысяч душ!

80

Она была щедра; любовь такая

Всегда щедра! И, к сердцу путь открыв,

Она во всем счастливцу потакает,

Все прихоти его предупредив.

Хотя жена была она плохая,

Но, строго Клитемнестру осудив,

Скажу: не лучше ль одному скончаться,

Чем вечно двум в оковах оставаться?

81

Екатерина всем давала жить,

С ней нашу не сравнить Елизавету

Полуневинную; скупясь платить,

Всю жизнь скучала королева эта.

Избранника могла она казнить

И горевать о нем вдали от света...

Подобный метод флирта глуп и зол,

Он унижает сан ее и пол.

82

Закончился прием. Пришли в движенье

Придворные, пристойно расходясь.

Шуршали платья в шелковом волненье.

Вокруг Жуана ласково теснясь,

Послы передавали поздравленья

Своих монархов. Сразу поднялась

Сумятица восторгов; даже дамы

Ему любовь высказывали прямо.

83

Вокруг себя увидел мой герой

Все формы лести самой непритворной -

И что же? Этой праздною игрой

Уже он забавлялся, как придворный:

Особ высоких созерцая строй,

Он кланялся, любезный и покорный,

Как знамя красоту свою неся,

Манерами чаруя всех и вся.

84

Екатерина всем понять дала,

Что в центре августейшего вниманья

Стал лейтенант прекрасный. Без числа

Он принимал придворных излиянья,

Потом его с собою увела

Протасова, носившая названье

Секретной eprouveuse* - признаюсь,

Перевести при музе не решусь.

{* Испытательница (франц.).}

85

Обязанности скромно подчинясь,

Он удалился с ней - и я, признаться,

Хотел бы удалиться: - мой Пегас

Еще не утомился, может статься,

Но, право, искры сыплются из глав,

И мысли как на мельнице кружатся.

Давно пора и мозг и нервы мне

Подправить в деревенской тишине.

ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

1

Когда однажды, в думу погружен,

Увидел Ньютон яблока паденье,

Он вывел притяжения закон

Из этого простого наблюденья.

Впервые от Адамовых времен

О яблоке разумное сужденье

С паденьем и с законом тайных сил

Ум смертного логично согласил.

2

Так человека яблоко сгубило,

Но яблоко его же и спасло, -

Ведь Ньютона открытие разбило

Неведенья мучительное зло.

Дорогу к новым звездам проложило

И новый выход страждущим дало.

Уж скоро мы, природы властелины,

И на луну пошлем свои машины!

3

К чему тирада эта? Просто так!

Я ваял перо, бумагу и чернила,

Задумался, и - вот какой чудак!

Фантазия во мне заговорила!

Я знаю, что поэзия - пустяк,

Что лишь наука - действенная сила,

Но все же я пытаюсь, ей вослед,

Чертить движенье вихрей и комет.

4

Навстречу вихрям я всегда бросался,

Хотя мой телескоп и слаб и мал,

Чтоб видеть звезды. Я не оставался

На берегу, как все. Я воевал

С пучиной вечности. Ревя, вздымался

Навстречу мне неукротимый вал,

Губивший корабли; но шторма сила

Меня и крепкий челн мой не страшила.

5

Итак, Жуана, как героя дня,

Заря фаворитизма ослепляла,

Прекрасными надеждами маня;

О прочем музы знают очень мало,

Хоть на посылках музы у меня.

Условность этикета допускала

Их лишь в гостиные, и было им

Не уследить за юношей моим.

6

Но ясно нам, что, крылышки имея,

Он полетит, как голубь молодой

Ив книги псалмопевца - иудея.

Какой старик" усталый я седой,

Далеко от земли парить не смея

Унылой подагрической мечтой,

Не предпочел бы все же с сыновьями

Вздыхать, а не кряхтеть со стариками?

7

Но все пройдет. Страстей спадает зной,

И даже реки вдовьих слез мелеют,

Как Арно жарким летом, а весной

Клокочет он, бурлит и свирепеет,

Огромно поле горести земной,

Но и веселья нива не скудеет,

Лишь был бы пахарь, чтобы стать за плуг

И наново вспахать весенний луг.

8

Но часто прерывает воздыханья

Зловещий кашель; о, печальный вид,

Когда рубцами раннего страданья

Лилейный лоб до времени изрыт,

Когда румянца жаркое пыланье,

Как небо летним вечером, горит!

Сгорают все - мечтой, надеждой, страстью -

И умирают, это тоже счастье!

9

Но умирать не думал мой герой,

Он был, наоборот, в зените славы

И вознесен причудливой игрой

Луны и женской прихоти лукавой.

Но кто вздыхает летнею порой

О будущей зиме? Обычай здравый -

Побольше греться в солнечные дни,

Чтоб на зиму запомнились они.

10

Жуана свойства дамы средних лет

Скорее, чем девицы, замечали;

У молодых к любви привычки нет,

Они ее по книжкам изучали -

Их помыслы мутит любой поэт

Причудами лирической печали.

Ах! Возраст милых женщин, мнится мне,

Высчитывать бы надо по луне!

11

Как и луна, они непостоянны,

Невинны и лукавы, как луна;

Но на меня клевещут непрестанно,

Что фраза каждая моя грешна

И - это пишет Джеффри, как ни странно, -

"Несдержанна и вкуса лишена".

Но все нападки Джеффри я прощаю:

Он сам себе простит, я полагаю.

12

Уж если другом стал заклятый враг,

Он должен честно другом оставаться:

В подобных случаях нельзя никак

Нам к ненависти прежней возвращаться,

Мне эта ненависть противна, как

Чесночный запах, но остерегаться

Прошу вас: нет у нас врагов страшней,

Чем жены и подруги прошлых дней.

13

Но нет пути обратно ренегатам;

Сам Саути, лжец, пройдоха и лакей,

Из хлева, где слывет лауреатом,

Не возвратится к юности своей,

Когда был реформатором завзятым.

По мненью всех порядочных людей,

Честить того, кто не в чести, - бесчестие,

Да будет это подлецам известно!

14

И критик и юрист обречены

Рассматривать безжалостно и хмуро

С невыгодной обратной стороны

И человека и литературу.

Им все людские немощи видны,

Они отлично знают процедуры

И, как хирурги, вскрыв любой вопрос,

Суют нам суть явлений прямо в нос.

15

А кто юрист? Моральный трубочист,

Но должность у него похуже даже!

Он часто сам становится нечист

От нравственной неистребимой сажи;

Из тридцати едва один юрист

Нам душу незапятнанной покажет.

Но ты, мой честный критик и судья,

Ты так же чист, как Цезарь, - знаю я!

16

Оставим наши прежние разлады,

Мой милый Джеффри; это пустяки!

Марионеткой делаться не надо,

Внимая праздных критиков свистки.

Вражда прошла, и пали все преграды.

Я пью за "Auld Lang Syne"* и за стихи,

За то, что я, в лицо тебя не зная,

Тебя судьею честным почитаю.

{* "Доброе старое время", "давние времена" (шотл.).}

17

И если мне за родину мою

С тобою пить, быть может, не случится,

Я с Вальтер Скоттом чашу разопью

В его почтенной северной столице.

Я снова годы детства узнаю.

Я снова рад беспечно веселиться;

В Шотландии родился я и рос,

И потому растроган я до слез.

18

Я вижу снова цепи синих гор,

Луга, долины, светлые потоки,

Береты, пледы, непокорный взор -

Младенческой романтики уроки!

И Дий, и Дон я помню до сих пор,

И мост Балгунский, черный и высокий,

И "Auld Lang Syne", как отблеск юных дней,

Сияет снова в памяти моей.

19

Не поминайте ж мне, что я когда - то,