И знаю, кем огонь тот траурный раздут,
С которого они сожженные падут...
Мне страшно, что с огнем не спят воспоминанья,
И мертвых бабочек мне страшно трепетанье.
221. МИНУТА
Узорные тени так зыбки,
Горячая пыль так бела, -
Не надо ни слов, ни улыбки:
Останься такой, как была;
Останься неясной, тоскливой,
Осеннего утра бледней
Под этой поникшею ивой,
На сетчатом фоне теней...
Минута - и ветер, метнувшись,
В узорах развеет листы,
Минута - и сердце, проснувшись,
Увидит, что это - не ты...
Побудь же без слов, без улыбки,
Побудь точно призрак, пока
Узорные тени так зыбки
И белая пыль так чутка...
222. АМЕТИСТЫ
Глаза забыли синеву,
Им солнца пыль не золотиста,
Но весь одним я сном живу,
Что между граней аметиста.
Затем, что там пьяней весны
И беспокойней, чем идея,
Огни лиловые должны
Переливаться, холодея.
И сердцу, где лишь стыд да страх,
Нет грезы ласково-обманней,
Чем стать кристаллом при свечах
В лиловом холоде мерцаний.
223
Только мыслей и слов
Постигая красу, -
Жить в сосновом лесу
Между красных стволов.
Быть как он, быть как все:
И любить, и сгорать...
Жить, но в чуткой красе,
Где листам умирать.
224. ОСЕННЯЯ ЭМАЛЬ
Сад туманен. Сад мой донят
Белым холодом низин.
Равнодушно он уронит
Свой венец из георгин.
Сад погиб...
А что мне в этом.
Если в полдень глянешь ты,
Хоть эмалевым приветом
Сквозь последние листы?..
225. СВЕРКАНИЕ
Если любишь - гори!
Забываешь - забудь!
Заметает снегами мой путь.
Буду день до зари
Меж волнистых полян
От сверканий сегодня я пьян.
Сколько есть их по льдам
Там стеклинок - я дам,
Каждой дам я себя опьянить...
Лишь не смолкла бы медь,
Только ей онеметь,
Только меди нельзя не звонить.
Потому что порыв
Там рождает призыв,
Потому что порыв - это ты...
Потому что один
Этих мертвых долин
Я боюсь белоснежной мечты.
226. У СВ. СТЕФАНА
Обряд похоронный там шел,
Там свечи пылали и плыли,
И крался дыханьем фенол
В дыханья левкоев и лилий.
По "первому классу бюро"
Там были и фраки и платья,
Там было само серебро
С патентом - на новом распятьи.
Но крепа, и пальм, и кадил
Я портил, должно быть, декорум,
И агент бюро подходил
В калошах ко мне и с укором.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Всё это похоже на ложь, -
Так тусклы слова гробовые.
. . . . . . . . . . . . . . .
Но смотрят загибы калош
С тех пор на меня, как живые.
227. ПОСЛЕДНИЕ СИРЕНИ
Заглох и замер сад. На сердце всё мутней
От живости обид и горечи ошибок...
А ты что сберегла от голубых огней,
И золотистых кос, и розовых улыбок?
Под своды душные за тенью входит тень,
И неизбежней всё толпа их нарастает...
Чу... ветер прошумел - и белая сирень
Над головой твоей, качаясь, облетает.
Пусть завтра не сойду я с тинистого дна,
Дождя осеннего тоскливей и туманней,
Сегодня грудь моя желания полна,
Как туча, полная и грома и сверканий.
Но малодушием не заслоняй порыв,
И в этот странный час сольешься ты с поэтом;
Глубины жаркие словам его открыв,
Ты миру явишь их пророческим рассветом.
228. СУМРАЧНЫЕ СЛОВА
За ветхой сторою мы рано затаились,
И полночь нас мечтой немножко подразнила,
Но утру мы глазами повинились,
И утро хмурое простило...
А небо дымное так низко нависало,
Всё мельче сеял дождь, но глуше и туманней,
И чья-то бледная рука уже писала
Святую ложь воспоминаний.
Всё, всё с собой возьмем. Гляди, как стали четки
И путь меж елями, бегущий и тоскливый,
И глянцевитый верх манящей нас пролетки,
И финн измокший, терпеливый.
Но ты, о жаркий луч! Ты опоздал. Ошибкой
Ты заглянул сюда, - иным златися людям!
Лишь сумрачным словам отныне мы улыбкой
_Одною_ улыбаться будем!
229. СТАРЫЕ ЭСТОНКИ
ИЗ СТИХОВ КОШМАРНОЙ СОВЕСТИ
Если ночи тюремны и глухи,
Если сны паутинны и тонки,
Так и знай, что уж близко старухи,
Из-под Ревеля близко эстонки.
Вот вошли, - приседают так строго,
Не уйти мне от долгого плена,
Их одежда темна и убога,
И в котомке у каждой полено.
Знаю, завтра от тягостной жути
Буду сам на себя непохожим...
Сколько раз я просил их: "Забудьте..."
И читал их немое: "Не можем".
Как земля, эти лица не скажут,
Что в сердцах похоронено веры...
Не глядят на меня - только вяжут
Свой чулок бесконечный и серый.
Но учтивы - столпились в сторонке...
Да не бойся: присядь на кровати...
Только тут не ошибка ль, эстонки?
Есть куда же меня виноватей.
Но пришли, так давайте калякать,
Не часы ж, не умеем мы тикать.
Может быть, вы хотели б поплакать?
Так тихонько, неслышно... похныкать?
Иль от ветру глаза ваши пухлы,
Точно почки берез на могилах...
Вы молчите, печальные куклы,
Сыновей ваших... я ж не казнил их...
Я, напротив, я очень жалел их,
Прочитав в сердобольных газетах,
Про себя я молился за смелых,
И священник был в ярких глазетах.
Затрясли головами эстонки.
"Ты жалел их... На что ж твоя жалость,
Если пальцы руки твоей тонки,
И ни разу она не сжималась?
Спите крепко, палач с палачихой!
Улыбайтесь друг другу любовней!
Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,
В целом мире тебя нет виновней!
Добродетель... Твою добродетель
Мы ослепли вязавши, а вяжем...
Погоди - вот накопится петель,
Так словечко придумаем, скажем..."
. . . . . . . . . . . . . . . .
Сон всегда отпускался мне скупо,
И мои паутины так тонки...
Но как это печально... и глупо...
Неотвязные эти чухонки...
230
Но для меня свершился выдел,
И вот каким его я видел:
Злачено-белый -
прямо с елки -
Был кифарэд он и стрелец.
Звенели стрелы,
как иголки,
Грозой для кукольных сердец...
Дымились букли
из-под митры,
На струнах нежилась рука,
Но уж потухли звоны цитры
Меж пальцев лайковых божка.
Среди миражей не устану
Его искать - он нужен мне,
Тот безустанный мировражий,
Тот смех огня и смех в огне.
231. К МОЕМУ ПОРТРЕТУ
Игра природы в нем видна,
Язык трибуна с сердцем лани,
Воображенье без желаний
И сновидения без сна.
232. К ПОРТРЕТУ А. А. БЛОКА
Под беломраморным обличьем андрогина
Он стал бы радостью, но чьих-то давних грез.
Стихи его горят - на солнце георгина,
Горят, но холодом невыстраданных слез.
233. ПОЭТУ
В раздельной четкости лучей
И в чадной слитности видений
Всегда над нами - власть вещей
С ее триадой измерений.
И грани ль ширишь бытия
Иль формы вымыслом ты множишь,
Но в самом _Я_ от глаз _Не Я_
Ты никуда уйти не можешь.
Та власть маяк, зовет она,
В ней сочетались бог и тленность,
И перед нею так бледна
Вещей в искусстве прикровенность.
Нет, не уйти от власти их
За волшебством воздушных пятен,
Не глубиною манит стих,
Он лишь как ребус непонятен.
Красой открытого лица
Влекла Орфея пиерида.
Ужель достойны вы певца,
Покровы кукольной Изиды?
Люби раздельность и лучи
В рожденном ими аромате.
Ты чаши яркие точи
Для целокупных восприятий.
ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
165
между 10 и 11 Чуть ногой в курзалы
автограф Мы - Сарданапалы,
ЦГАЛИ Дайте нам цимбалы
зачеркнуто И Иерусалим.
С ними не отрину
Даже осетрину
И сквозь Палестрину
Провильнет налим.
177
1-7 Печальный сын больного поколенья,
ПС Я не пойду искать альпийских роз;
Ни моря блеск, ни рокот ранних гроз
В моей груди не будят вдохновенья...
Но я люблю на розовом стекле
Алмазные и тающие горы,
Букеты роз поблекших на столе
180
список Сила господняя с нами,
ЦГАЛИ Снами измучен я, снами...
Снами, где тени не вьются,
Звуки не плачут, и слезы,
Даже и слезы не льются,
Снами, где нет даже грезы...
Снами, которым названья
Даже подобья не знаю,
Снами, где я расставанье
С жизнью порой начинаю.
184
загл. POST MORTEM {*}
{* После смерти (лат.). - Ред.}
5-6 Шаг домашних осторожен,
черновой Точно всё еще я болен
автограф
ЦГАЛИ
9-15 В самом деле, то Давиды,
То попы пришли в енотах,
И рыданье панихиды
У пропойцы в низких нотах.
День и ночь теперь саженным
Мне в лицо светить кандилам<,>
И в молчанье напряженном
17-18 Нет, коль что-нибудь осталось
Из того, что было мною<,>
20-25 Хоть завейте пеленою.
Ночью молча схороните
Тело бедное поэта.
А покуда прогоните
Всех шутов из кабинета.
225
без загл.
13-18 Если воздух так синь
автограф Да в весеннем динь-динь
ЦГАЛИ Сахаринками звезды горят,
так же ПК, Не мучителен [Тем действительней] яд
с. 65 Опоздавшей [Перегара] любви
С остывающей медью в крови.
КОММЕНТАРИИ
161. ЛМ. В ЦГАЛИ - датированный черновой автограф, с вар. ст. 7: "Он
говорит поблекших и о смерти", и два списка, полностью совпадающих друг с
другом и с текстом ЛМ; кроме того, автограф под загл. "Из "Иллюзий""
(предположительно более ранний). Вопреки загл., является самостоятельным
стихотворением. По словам В. Кривича, оно - единственное, которое из ранних
своих стихов Анненский сохранял вместе со стихами, возникшими много
позднее, хотя и не напечатал его (см.: ЛМ. С. 223)
162. ЛМ, где опубликовано В. Кривичем со ссылкой на автограф,
датированный 24 февр. 1890 г. Три автографа, с вар. относительно друг друга
и посв., в ЦГАЛИ. В ГПБ (фонд А. Н. Пыпина, Ќ 621) список рукой С. К. Булича
в письме его к Пыпину, без посв., с загл. "Notturno" (в соответствии с
итальянской музыкальной традицией), полностью совпадающий с одним из
автографов ЦГАЛИ, с датой 26 февр. 1890 г. и предназначенный для печати, как
явствует из письма Булича (от 9 марта 1890 г.) с просьбой передать ст-ние
в редакцию "Вестника Европы" и просьбой от лица автора набрать слово "Время"
в ст. 8 разрядкой, а не курсивом. Печ. по списку. Посв. по автографу. Булич