На третий, на четвертый день то же. А надежда все влекла ее на берег: чуть вдали покажется лодка или мелькнут по берегу две человеческие тени, она затрепещет и изнеможет под бременем радостного ожидания. Но когда увидит, что в лодке не они, что тени не их, она опустит уныло голову на грудь, отчаяние сильнее наляжет на душу... Через минуту опять коварная надежда шепчет ей утешительный предлог промедления - и сердце опять забьется ожиданием. А Александр медлил, как будто нарочно.
Наконец, когда она, полубольная, с безнадежностью в душе, сидела однажды на своем месте под деревом, вдруг послышался ей шорох; она обернулась и задрожала от радостного испуга: перед ней, сложа руки крестом, стоял Александр.
Она с радостными слезами протянула ему руки и долго не могла притти в себя. Он взял ее за руку и жадно, также с волнением, вглядывался ей в лицо.
- Вы похудели! - сказал он тихо, - вы страдаете? - Она вздрогнула.
- Как вы долго не были! - промолвила она.
- А вы ждали меня?
- Я? - с живостью отвечала она. - О, если б вы знали! . - Она докончила ответ крепким пожатием его руки.
- А я пришел проститься с вами! - сказал он и остановился, наблюдая, что будет с ней.
Она с испугом и недоверчивостью взглянула на него.
- Неправда, - сказала она.
- Правда! - отвечал он.
- Послушайте! - вдруг заговорила она, робко оглядываясь во все стороны, - не уезжайте, ради бога, не уезжайте! я вам скажу тайну... Здесь нас увидит папенька из окошек: пойдемте к нам в сад, в беседку... она выходит в поле, я вас проведу.
Они пошли. Александр не сводил глаз с ее плеч, стройной талии и чувствовал лихорадочную дрожь.
"Что ж за важность, - думал он, идучи за ней, - что я пойду? ведь я так только... взгляну, как у них там, в беседке... отец звал же меня; ведь я мог бы итти прямо и открыто... но я далек от соблазна, ей-богу, далек, и докажу это: вот, нарочно пришел сказать, что еду... хотя и не еду никуда! - Нет, демон! меня не соблазнишь". Но тут, кажется, как будто Крылова бесенок, явившийся из-за печки затворнику*, шепнул и ему: "А зачем ты пришел сказать это? в этом не было надобности; ты бы не явился, и недели через две был бы забыт..."
{Крылова бесенок, явившийся из-за печки затворнику, - Имеется в
виду басня И. А. Крылова "Напраслина".}
Но Александру казалось, что он поступает благородно, являясь на подвиг самоотвержения, бороться с соблазном лицом к лицу. Первым трофеем его победы над собой был поцелуй, похищенный им у Лизы, потом он обнял ее за талию, сказал, что никуда не едет, что выдумал это, чтоб испытать ее, узнать, есть ли в ней чувство к нему. Наконец, к довершению победы, он обещал на другой день явиться в этот же час в беседку. Идучи домой, он рассуждал о своем поступке, и его обдавало то холодом, то жаром. Он замирал от ужаса и не верил самому себе; наконец решился не быть завтра - и явился ранее назначенного часа.
Это было в августе месяце. Уж смеркалось. Александр обещал быть в девять часов, а пришел в восемь, один, без удочки. Он, как вор, пробирался к беседке, то боязливо оглядывался, то бежал опрометью. Но кто-то опередил его. Тот тоже торопливо, запыхавшись, вбежал в беседку и сел на диван в темном углу.
Александра как будто стерегли. Он тихо отворил дверь, в сильном волнении, на цыпочках, подошел к дивану и тихо взял за руку - отца Лизы. Александр вздрогнул, отскочил, хотел бежать, но старик поймал его за фалду и посадил насильно подле себя на диван.
- Как это вы, батюшка, зашли сюда? - спросил он.
- Я... за рыбой... - бормотал Александр, едва шевеля губами. Зубы у него стучали один о другой. Старик был вовсе не страшен, но Александр, как и всякий вор, пойманный на деле, дрожал, как в лихорадке.
- За рыбой! - повторил старик насмешливо. - Знаете ли, что это значит ловить рыбу в мутной воде? Давно я замечаю за вами, и вот узнал вас наконец; а Лизу свою знаю с пелен: она добра и доверчива, а вы, вы опасный плут...
Александр хотел встать, но старик удержал его за руку.
- Да, батюшка, не погневайтесь. Вы прикинулись несчастным, притворно избегали Лизы, завлекли ее, уверились, да и хотели воспользоваться... Хорошее ли это дело? Как вас назвать?
- Клянусь честью, я не предвидел последствий... - сказал Александр голосом глубокого убеждения, - я не хотел...
Старик молчал несколько минут.
- А может быть, и то! - сказал он, - может быть, вы не по любви, а так, от праздности, сбивали с толку бедную девочку, не зная сами, что из этого будет?.. удастся - хорошо, не удастся - нужды нет! В Петербурге много этаких молодцов... Знаете, как поступают с такими франтами?..
Александр сидел, потупя взоры. У него недоставало духу оправдываться.
- А сначала я думал лучше об вас, да ошибся, крепко ошибся! Видишь, ведь каким тихеньким прикинулся! слава богу, что спохватился вовремя... Слушайте: терять времени некогда; глупая девчонка, того и гляди, явится на свидание. Я вчера подкараулил вас. Не нужно, чтоб она видела нас вместе: вы уйдете и, разумеется, не воротитесь никогда; она подумает, что вы обманули ее, и это послужит ей уроком. Только смотрите, чтоб вас здесь никогда не было; найдите другое место для рыбной ловли, а не то... я провожу вас неласково... Счастье ваше, что Лиза еще может прямо глядеть мне в глаза; я целый день наблюдал за нею... иначе вы не этой дорогой вышли бы отсюда... Прощайте!
Александр что-то хотел сказать, но старик отворил дверь и почти вытолкал его.
Александр вышел, в каком положении - пусть судит читатель, если только ему не совестно будет на минуту поставить себя на его место. У моего героя брызнули даже слезы из глаз, слезы стыда, бешенства на самого себя, отчаяния...
"Зачем я живу? - громко сказал он, - отвратительная убийственная жизнь! А я, я... нет! если у меня недостало твердости устоять против обольщения... то достанет духу прекратить это бесполезное, позорное существование..."
Он скорыми шагами подошел к речке. Она была черна. По волнам перебегали какие-то длинные, фантастические, уродливые тени. Берег, где стоял Александр, был мелок.
- Тут и умереть нельзя! - сказал он презрительно и пошел на мост, бывший оттуда во ста шагах. Александр облокотился на перила посредине моста и стал вглядываться в воду. Он мысленно прощался с жизнию, посылал вздохи к матери, благословлял тетку, даже простил Наденьку. Слезы умиления текли у него по щекам... Он закрыл лицо руками... Неизвестно, что бы он сделал, как вдруг мост заколебался у него под ногами; он оглянулся: боже мой! он на краю пропасти: перед ним зияет могила: половина моста отделилась и отплывает прочь... проходят барки; еще минута - и прощай! Он собрал все силы и сделал отчаянный прыжок... на ту сторону. Там он остановился, перевел дух и схватился за сердце.
- Что, барин, испужался? - спросил его сторож.
- Чего, братец, чуть было в середину не попал, - отвечал дрожащим голосом Александр.
- Боже храни! долго ль до греха? - промолвил сторож, зевая, - в запрошлом лете один барочник и так упал.
Александр пошел домой, придерживаясь рукой за сердце. Он по временам оглядывался на реку, на разведенный мост и, вздрагивая, тотчас же отворачивался и ускорял шаги.
Между тем Лиза кокетливо одевалась, не брала с собой ни отца, ни няньки и каждый вечер просиживала до поздней ночи под деревом.
Настали темные вечера: она все ждала; но о приятелях ни слуху, ни духу.
Пришла осень. Желтые листья падали с деревьев и усеяли берега; зелень полиняла; река приняла свинцовый цвет; небо было постоянно серо; дул холодный ветер с мелким дождем. Берега и реки опустели: не слышно было ни веселых песен, ни смеху, ни звонких голосов по берегам; лодки и барки перестали сновать взад и вперед. Ни одно насекомое не прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет на дереве; только галки и вороны криком наводили уныние на душу; и рыба перестала клевать.
А Лиза все ждала: ей непременно нужно было поговорить с Александром: открыть ему тайну. Она все сидела на скамье, под деревом, в кацавейке. Она похудела; глаза у ней немного впали; щеки были подвязаны платком. Так застал ее однажды отец.
- Пойдем, полно тут сидеть, - сказал он, морщась и дрожа от холода, - посмотри, у тебя руки посинели; ты озябла. Лиза! слышишь ли? пойдем. - Куда?
- Домой: мы сегодня переезжаем в город.
- Зачем? - спросила она с удивлением.
- Как зачем? осень на дворе; мы одни только остались на даче.
- Ах, боже мой! - сказала она, - здесь и зимой будет хорошо: останемтесь.
- Вот что еще вздумала! Полно, полно, пойдем!
- Погодите! - сказала она умоляющим голосом, - еще воротятся красные дни.
- Послушай! - отвечал отец, трепля ее по щеке и указывая на то место, где удили приятели, - они не воротятся...
- Не... воротятся! - повторила она вопросительно-печальным голосом, потом подала отцу руку и тихо, склонив голову, пошла домой, оглядываясь по временам назад.
А Адуев с Костяковым давно уже удили где-то в противоположной стороне от этого места. V
Мало-помалу Александр успел забыть и Лизу, и неприятную сцену с ее отцом. Он опять стал покоен, даже весел, часто хохотал плоским шуткам Костякова. Его смешил взгляд этого человека на жизнь. Они строили даже планы уехать куда-нибудь подальше, выстроить на берегу реки, где много рыбы, хижину и прожить там остаток дней. Душа Александра опять стала утопать в тине скудных понятий и материального быта. Но судьба не дремала, и ему не удавалось утонуть совсем в этой тине.
Осенью он получил от тетки записку с убедительнейшею просьбою проводить ее в концерт, потому что дядя был не совсем здоров. Приехал какой-то артист, европейская знаменитость.
- Как, в концерт! - говорил Александр в сильной тревоге, - в концерт, опять в эту толпу, в самый блеск мишуры, лжи, притворства... нет, не поеду.
- Поди, чай, еще пять рублев стоит, - заметил бывший тут Костяков.
- Билет стоит пятнадцать рублей, - сказал Александр, - но я охотно бы дал пятьдесят, чтоб не ехать.
- Пятнадцать! - закричал Костяков, всплеснув руками, - вот мошенники! анафемы! ездят сюда надувать пас, обирать деньги. Дармоеды проклятые! Не ездите, Александр Федорыч, плюньте! Добро бы вещь какая-нибудь: взял бы домой, на стол поставил или съел; а то послушал только, да и на: плати пятнадцать рублев! За пятнадцать рублев можно жеребенка купить.