Вот и пошли. Идем. Встречаемся с рыбаками, с пароходами. Хорошо! А к вечеру ветерок закрепчал, начался настоящий шторм - баллов десять. Море бушует. Как поднимет нашу "Бу", как швырнет вниз!.. Снасти стонут, мачта скрипит. Белки в трю укачались с непривычки, а я радуюсь: "Беда" моя держится молодцом, на пять с плюсом сдает штормовой экзамен. И Лом - героем: надел зюйдвестку стоит, как влитой, у руля и твердой рукой дер- жит штурвал. Ну, я постоял еще, посмотрел, полюбовался на разбушевавшую- ся стихию и пошел к себе в каюту. Сел к столу, включил приемник, надел наушники и слушаю, что там в эфире творится.
Чудесная это штука - дио. Нажмешь кнопку, повернешь рукоятку - и на-ка, все к твоим услугам: музыка, погода на завтра, последние новости. Другие, знаете, болеют насчет футбола - так тоже, извольте: "Удар! Еще удар!.. И вратарь вынимает мяч из сетки..." Словом, не мне вам рассказы- вать: радио - великая вещь! Но я в тот раз как-то неудачно попал. Поймал Москву, настроился, слышу: "Иван... Роман... Константин... Ульяна... Татьяна... Семен. Кирилл..." - точно в гости пришел и знакомишься. Прямо хоть не слушай. А у меня еще зуб был с дуплом, разболелся что-то... должно быть, после купанья, - так разболелся, хоть плачь.
Ну, я решил прилечь, отдохнуть. Совсем было снял наушники, вдруг слы- шу: никак, SOS? Прислушался: "Т-Т-Т... Та, Та, Та, Т-Т-Т..." Так и есть: сигнал бедствия. Суд гибнет, и здесь где-то, близко. Я замер, ловлю каждый звук, хочу узнать поподробнее: где? что? В это время накатила волна, да так подда "Беду", что она, бедняжка, совсем легла на борт. Белки взвыли. Ното бы еще ничего. Тут гораздо хуже получилось: прием- ник прыг со стола, сорлся, знаете, хлоп о переборку и разлетелся в куски. И вижу: не соберешь. Передачу, конечно, как ножом отрезало. И та- кое тяжелое чувство: рядом кто-то терпит бедствие, а где, кто - неиз- вестно.
Надо идти выручатьа куда идти - кто его знает? И зуб еще хуже раз- болелся.
И вот представьте: он-то меня и выручил! Я недолго думая хватаю конец антенны - и прямо в зуб, в дупло. Боль адская, искры из глаз посыпались, но зато прм опять наладился. Музыки, правда, не слышно, да мне, приз- наться, тут музыка и ни к чему. Какая там музыка! А морзе зато - лучше не придумаешь: точка - кольнет незаметно, как булавочкой, а уж тире - точно кто шуруп туда закручивает. И никакого усилителя не нужно, и ника- кой настройки - больной зуб с дупм и без того обладает высокой чувствительностью. Терпеть трудно,онечно, но что поделаешь: в таком положении приходится жертвовать собой.
И, поверите ли, так всю передачу до конца на зуб и принял.
Записал, разобрал, перевел. Оказывается, почти рядом с нами норвежс- кий парусник потерпел аварию: сел на мель на Доггербанке, получил пробо- ину, вот-вот пойдет ко дну.
Тут думать некогда, надо идти выручать. Я забыл про зубную боль и сам стал распоряжаться спасением. Поднялся на палубу, стал к штурвалу. Идем. Ночь кругом, холодное море, волны хлещут, ветер свистит...
Ну, с полчаса прошли, отыскали норвежцев, осветили ракетами. Я вижу - дело дрянь. Вплотную, борт о борт, не станешь - разобьет. Шлюпки у них все снесло, а на концах перетаскивать людей в такую погоду тоже риско- ванно: перетопишь, чего доброго.
Зашел с одной стороны, зашел с другой - ничего не выходит. А шторм разыгрался пуще прежнего. Как накатит на это суднишко волна, так его и не видно совсем. Перекатывает через палубу, одни мачты торчат... Стоп, думаю, это нам на руку.
Я решил рискнуть. Зашел на ветер, повернул оверштаг и вместе с волной на всех парусах пошел фордевинд полным ходом.
Расчет тут был самый простой: у "Беды" осадка небольшая, а вол - как горы. Удержимся на гребне - как раз и проскочим над палубой.
Ну, знаете, норвежцы уже отчаялись, а я тут как тут. Стою в руле, правлю так, чтобы не зацепить за мачты, а Лом ловит потерпевших прямо за шиворот, сразу по двое. Восемь раз так прошли и вытащили всех - шестнад- цать человек во главе с капитаном.
Капитан немножко обиделся: ему последнему полагается покидать судно, а Лом в спешке да в темноте не разобрал, подцепил его первым. Некрасиво получилось, конечно, ну дничего, бывает... И только сняли последнюю пару, смотрю - катит девятыйал. Налетел, ухнул - только щепки полетели от несчастного суднишка.
Норвежцы сняли шапки, стоят дрожат на палубе. Ну, и мы посмотрели... Потом развернулись, легли на курс и пошли полным ходом назад, в Норве- гию.
На палубе теснота - не повернешься, но норвежцы ничего, довольны да- же. Да и понятно: конечно, и тесно и холодно, а все лучше, чемкупаться в такую погоду.
Да... Выручил, спас норвежцев. Вот тебе и "Беда"! Для кого беда, для кого чудесное, так сказать, избавление от гибели.
А все находчивость! В дальнем плавании, молодой человек, если хотите быть хорошим капитаном, никогда не теряйте ни одной возможности, ис- пользуйте все для пользы дела,аже личное недомогание, если к тому представится случай. Вот так-то!
Глава IV О нравах скандинавских народов, о неправильном произношении некоторых географических названий и применении белок в морском деле
Пришли назад в Норвегию, в город Ставангер. Эти моряки оказались бла- городными людьми и приняли нас великолепно.
Меня и Лома поместили в лучшей гостинице, яхту за свой счет покрасили самой дорогой краской. Да что там яхту, - белок и тех не забыли: выписа- ли на них документы, оформили как груз, а потом приходят и спрашивают:
- Чем прикажете кормить ваших милых животных?
А чем их кормить? Я в этом деле ничего не понимаю, никогда белок не разводил. Спросил у Лома, тот говорит:
- Точно не скажу, но, помнится, орехами и сосновыми шишками.
И вот, представляете, какая случайность: я свободно объясняюсь по-норвежски, а вот эти два слова забыл. Вертятся на языке, а вспомнить не могу. Как отшибло. Думал, думал, как быть? Ну и придумал: послал Лома вместе с норвежцами в бакалейную лавочку.
- Посмотрите, - говорю, - может быть и найдете что подходящее.
Пошел он. Потом вернулся, доложил, что все в порядке: нашел, мол, и орехи и шишки. Меня, признаться, несколько удивило, что в лавке торгуют шишками, но, знаете, в чужой стране чего не бывает!Может, думаю, для самоваров или, там, елки украшать, мало ли для чего?
А вечером прихожу на "Беду" - посмотреть, как идет окраска, заглянул в трюм к белкам - и чтобы вы думали! Лом ошибся, но до чего же удачно ошибся!
Гляжу - сидят мои белки, как на именинах, и за обе щеки уплетают оре- ховую халву. Халва в банках, и на каждой, на крышке, нарисован орех. А с шишками еще лучше: вместо шишек призли ананасы. Ну и действительно, кто не знает, легко может спутать. Ананасы, правда, размером побольше, в остальном похожи, и запах тот же.ом там, в лавочке, как увидел, ткнул пальцем туда-сюда, - вот оно таи получилось.
Ну, стали нас водить по театрам, по музеям, показыва различные дос- топримечательности. Показали, между прочим, живую лошадь. Это у них большая редкость. Ездят там на автомобилях, еще больше ходят пешком. Па- хали в то время своими силами, вручную, так что лошади были им ни к че- му. Каких помоложе - повывезли, постарше - так передохли, а которые ос- тались, так те стоят в зоопарках, жуют сено и мечтают.
И если выведут лошадь на прогулку, сейчас же собирается толпа, все смотрят, кричат, нарушают уличное движение. Все равно как у нас пошел бы жираф по улице, так тоже, я думаю, старшина не зналы, какой свет на светофоре зажигать.
Ну, а нам лошадь не в диковинку. Я даже решил удивить норвежцев: схватил ее за холку, вскочил, пришпорил каблуками.
рвежцы ахнули, а на другое утро все газеты поместили статью о моей храбрости и фотографию: мчится лошадь вскачь и я на ней. Без седла, ки- тель рстегнулся, трепещет на ветру, фуражка сбилась, ноги болтаются, а у лошади хвост трубой...
После я понял: неважная фотография, недостойная моряка, но тогда сго- ряча не обратил внимания и был тоже доволен.
И норвежцыстались довольны.
Вообще нужно сказать, приятная эта страна. И народ там хороший, та- кой, знаете, тихий народ, приветливый, добродушный.
Я там, в Норвегии, не раз, конечно, и прежде бывал, и смолоду, помню, такой у меня вышел случай.
Высадились мы в одном порту, а оттуда мой путь лежал по железной до- роге.
Ну-с, прихожу на станцию. Поезд не скоро. С чемоданами гулять, прямокажем, - затруднительно и неудобно.
Разыскал я начальника станции, спрашиваю:
- Где тут у вас камера хранения?
А начальник, славный такой старичок, развел руками.
- Извините, - говорит, - специального помещения для хранения ручной клади у нас не предусмотрено. Но это ничего, вы, - говорит, - не стес- няйтесь, оставьте, тут ваши чемоданчики, они никому не помешают, уверяю вас...
Вот так-то. А недавно дружок мой оттуда прибыл. У него, представьте, в поезде из купе увели чемодан. Да что там говорить: многое изменилось и в нравах и в обхождении. Ну как же, знаете: в войну немцы там побывали - новый порядок наводили. И сейчас посещают страну раые просветители, поднимают образ жизни на должную высоту. Ну и, конео, пообтерся народ, стал порасторопнее. Теперь уж и там понимают, что где плохо лежит. Культура!
Ну, а в то время жи там еще по старинке. Тихо жили. Но не все. Были и тогда в Норвегии люди, так сказать, передовые, вкусившие от древа поз- нания добра и зла. В, допустим, владельцы крупных магазинов, заведе- ний, фабрик. Эти и тогда понимали, где что плохо лежит.
И меня это тоже коснулось самым, так сказать, непосредственным обра- зом. Есть там фирма одна - производит телефоны, радиоприемники... Так вот, пронюхали эти фабриканты про мой зуб и забеспокоились. Да и понят- но: ведь если все станут на зуб принимать, никто и приемников покупать не будет. Урон-то какой! Тут забеспокоишься. Ну, и решили недолго думая завладеть моим изобретением, да и моим зубом заодно. Сначала, знаете, так это, по-хорошем прислали деловое письмо с предложением продать мой дефектный зуб. А я рассудил, думаю: "С какой же стати?" Зуб еще ничего, кусать можно, а что с дуплом, так это уж, извините, мое дело. У меня вот один знакомый есть, так он даже любит, когда зубы болят.