Мальчик и пес подошли, и уборщица глянула на них неласково. Теперь мальчик не казался ей таким уж культурным и воспитанным. Был он помят и взъерошен, на рубашке и брюках висели серые шарики репейника, в спутанных светлых волосах торчали мелкие листики и обрывки травы.
- Извините, - сказал мальчик. - Вы не знаете, как его зовут? - Он притянул к себе пса за шею.
- Этого-то зверя? - спросила уборщица хмуро и пренебрежительно. - Да никак его не зовут. Как его звать, если он бесхозяйный? Как хошь, так и зови. Он на все откликается, лишь бы кормили.
- Значит, он ничей?
- Может, и был чей, а сейчас не поймешь. Ребятня притащила откуда-то, а в дом никто не пускает. Кусок кой-когда кинут, ну и все... Кто Полканом кличет, кто Жучкой, кто Фантомасом.
- Спасибо, - сказал мальчик. Ему хотелось еще что-то спросить, но он не решался.
Псу было неуютно тут, рядом с сердитой женщиной, у которой в руках тяжелая тряпка. Он переступал передними лапами и нетерпеливо поглядывал на мальчика: "Пойдем отсюда, а?"
- Извините, что я вас отвлекаю, - сказал мальчик. - Я только хотел спросить: если его здесь не будет, о нем никто не станет беспокоиться?
- Да кому он нужен-то? Все равно когда-нибудь пристрелят за то, что кур гоняет.
- Видите, почему я спрашиваю... Я хочу его взять к себе домой, если он правда ничей.
- Такую лахудру? - умилась уборщица. - Да мать-то вас обоих дому веником выгонит!
Мальчик тихо сказал:
- Что вы! Никто не выгонит. Значит, я могу его взять?
- Да забирай на здоровье. Такое сокровище...
- Спасибо, - еще раз сказал мальчик и отступил к своей скамейке.
2
Человек устроен так, что ему обязательно нужен приют. Если он едет в вагоне, то привыкает к своей полке, и ему кажется, что эта полка - его маленький дом. Если он устраивается на ночлег в лесу под сосной, то сразу начинает отличать свою сосну от других: это дерево приютило его, и оно теперь ему ближе, привычнее, чем остальные.
Так и скамейка. Мальчик провел на ней почти полдня и привык.
Скамейка была сколочена длинных деревянных брусков и покрашена в зеленый цвет. Давно покрашена. Бруски потрескались, краска отскакивала от дерева острыми сухими пластинками. Мальчик, пока сидел, потихоньку отколупывал их вокруг того места, где было вырезано слово "Алеша". Ему почему-то казалось, Алешей зовут гипсового парнишку. Мальчик поглядывал на него, но тот был занят, конечно, своим жеребенком.
Иногда мальчик вставал, чтобы напиться воды бачка в пустом зале ожидания или погулять вокруг станции, а потом снова возвращался на скамейку, под ветки желтой акации - как домой. И снова сидел: ждал, когда пройдут долгие шесть часов и появится поезд.
Ему казалось, что ждет он очень давно, целую неделю. И целую неделю видит перед собой этот железнодорожный теремок, жестяного петуха на крыше, медный колокол и белую эмалированную табличку с синей надписью "ТЕЛЕФОНЪ" (сразу было понятно, что висит она тут с незапамятных времен, когда бегали по здешним рельсам паровозики, похожие на самовары).
У мальчика была привычка: от скуки читать все надписи задом наперед. Но слово "телефонъ" мальчик не мог прочитать наоборот -за твердого знака. И от этого делалось еще скучнее.
Так было, пока не пришёл пес.
Пес оказался добрый и веселый. И когда мальчик понял, что эта ничья собака стала теперь его и не надо никогда с ней расставаться, все прошлые горести показались ему пустяками.
Он подвел пса к своей скамейке.
- Мы будем жить вместе. Понял? Ты меня не бросишь?
Пес фыркнул, чихнул и замотал головой: то ли семя одуванчика влетело ему в ноздрю, то ли вопрос мальчика показался оскорбительным.
- Молодец ты, умница. Только как мы с тобой поедем в поезде? Подожди-ка...
Мальчик достал кармана складной ножик и расстегнул брючный ремешок. Ремень был длинный и опоясывал худенького хозяина почти два раза. Мальчик отрезал лишний конец. Затем проколол в отрезанном куске несколько дырок, вытащил другого кармана колечко медной проволоки, протянул ее сквозь отверстия.
- Ну-ка, давай голову, примерю ошейник.
Пес отнесся к приглашению без восторга. Но не спорил. Он терпеливо ждал, когда мальчик закрепит у него на шее непонятную штуку.
- Ну вот, - с удовольствием сказал мальчик. - Теперь ты не бродяга, а вполне законная собака. И ничего, что ты худой и кудлатый. Ты еще станешь гладкий и красивый, когда подрастешь. Ты ведь еще не взрослый, хотя и большой. Ты почти щенок.
При последнем слове пес торчком поставил оба уха и моргнул.
- Ще-нок... - ласково повторил мальчик.
Пес переступил, передними лапами и усиленно замахал хвостом.
Мальчик засмеялся:
- Нравится? Я и буду звать тебя Ще-Нок. А когда вырастешь, "Ще" мы отбросим.
Он вытащил чемодана, -под маек и рубашек, старенькие кеды, выдернул них шнурки. Потом соединил шнурки узлом и один конец привязал к ошейнику. Поводок получился непрочный, но он ведь и нужен был только для вида: пес, по имени Ще-Нок, и без привязи не отходил от своего хозяина ни на шаг.
- Пошли, - сказал мальчик.
Они отправились к кассе, и мальчик вежливо побеспокоил молоденькую кассиршу, увлеченную журналом мод:
- Скажите, пожалуйста, для собаки надо брать билет?
- А как же! Если до города - тридцать две копейки.
Мальчик обрадованно подмигнул псу: денег хватало. Теперь они оба станут пассажирами. Билет - это документ. Это доказательство, что Нок в самом деле его собака.
Он взял пса за ошейник.
- Пошли, товарищ пассажир.
И в этот момент мальчик увидел у своей скамейки человека.
Мальчик совсем не хотел с ним встречаться. Это был фрук лагеря Станислав Андреевич. Конечно, оказался он здесь неспроста.
Фрук пока не видел мальчика. Но все равно нельзя было ни спрятаться, ни убежать. Убегает и прячется тот, кто виноват. Или тот, кто боится. А мальчик знал, что не виноват, и не боялся. Правда, он испытывал тоскливое чувство: смесь унылой тревоги и досады, но это был совсем не страх.
Придерживая пса, мальчик медленно подошел к скамейке.
- А-га... - растянуто сказал Станислав Андреевич. - А то я смотрю: вещички здесь, а хозяина нет... Ну как? Набегался?
- Я не бегал.
- Ну... нагулялся, значит, - сказал фрук примирительно.
- Я не гулял. Я поехал домой, вы знаете.
- Смотри-ка ты, домой! - воскликнул Станислав Андреевич почти весело. - Ладно, друг, кончай дурака валять. И давай топать в лагерь, а то к обеду не поспеем. Да не бойся, ничего тебе не будет, это я по секрету могу сказать.
Мальчик удивился:
- "Не будет"? Я и не боюсь, что "будет". Я просто решил уехать домой.
- Обиделся!
Мальчик вскинул глаза:
- А что? Человек не имеет права обижаться?
- Человек... Если всякий будет на ерунду обижаться да лагеря бегать, что тогда?
- Во-первых, это не ерунда, - четко сказал мальчик. - Во-вторых, я не убегал. Я сказал, что уйду, и ушел. Начальник сам говорил: "Убирайся!"
- А ты и обрадовался! Мало ли что человек может сгоряча сказать! Может, ты хочешь, чтобы он у тебя прощения попросил?
Мальчик подумал:
- Нет, не хочу. Да он и не будет.
- Слава богу, догадался. Сам во всем виноват, а еще выкаблучиваешься.
- Я? Виноват? - опять удивился мальчик.
Станислав Андреевич вздохнул и сказал добродушно:
- Ну ладно, парень. Не будем спорить, кто виноват. Я про эту историю подробно и не знаю. Мне что нужно? Чтобы ты в лагерь вернулся.
Мальчик мотнул головой:
- Не вернусь я... Теперь я уж совсем не могу, даже если бы и хотел. Видите, у меня собака. Куда ее девать? В лагерь ведь не пустили бы... Нок, лежать! - Он ладонью нажал псу на загривок, и тот неохотно лег.
Фрук с усмешкой спросил:
- Где ты подобрал эту зверюгу?
- Подарили.
- Ну и подарочек... За версту видно, что он дурак и трус.
- Мне и такой хорош, - сдержанно сказал мальчик.
Станислав Андреевич щелкнул языком. Пес шевельнул хвостом, добродушно разинул розовую пасть и вопросительно глянул на мальчика. Тот сделал шаг вперед, словно хотел загородить собаку от чужого человека.
- Выходит, ты променял весь лагерь на бродячего пса, - сказал Станислав Андреевич.
Мальчик слегка растерялся:
- Да ничего я не менял... Ну при чем здесь ваш лагерь? Он без меня проживет. А собака не проживет. Мне ее отдали, значит, я за нее отвечаю.
- А за тебя отвечает коллектив. И администрация, - внушительно сказал фрук. - И покидать лагерь ты не имеешь права.
- А почему?
- Потому что порядок должен быть. Вот пускай приедут родители, напишут заявление, что хотят забрать тебя, и тогда - до свидания.
- Как же они приедут? Они не знают...
- Напиши им.
- "Напиши"... - насмешливо откликнулся мальчик.
- Да ладно тебе, - кисло сказал Станислав Андреевич. - Ты много о себе воображаешь. Думаешь, будто кому-то нужны твои письма! Если хочешь, можешь и это отправить, оно у меня. Тихон Михайлович велел отдать. Хоть сейчас опускай в ящик, вон он висит.
- Давайте, - быстро сказал мальчик.
Фрук протянул ему помятый конверт. Мальчик сложил его пополам и сунул в карман.
- Ты опускай, опускай в ящик-то.
- Зачем? - хмуро сказал мальчик. - Оно два или три дня будет идти. А сам я сегодня вечером буду дома.
Станислав Андреевич насупился и тяжело пронес:
- Не будешь ты дома... вечером. Ты эти шуточки играть со мной перестань. Мне директор сказал, чтоб тебя в лагерь доставить. Я доставлю, будь спокоен.
- Как? - удивленно спросил мальчик. - Разве я посылка или багаж? Ну как вы меня доставите, если я не хочу?
- А очень просто!
Станислав Андреевич шагнул к скамейке, левой рукой подхватил чемоданчик и куртку, а правой взял мальчика за локоть.
В первую секунду мальчик замер от неожиданности: никогда в жни ему не приходилось еще испытывать на себе злую силу взрослого человека. В следующий миг напрягся он, чтобы рвануться со всей обидой и яростью! Но тут же почувствовал: напрасно. Пальцы фрука - сильные, загорелые, с белыми волосинками и короткими ногтями - охватили тонкую руку мальчика с каменной прочностью. И он отчетливо понял, что выхода нет. Сейчас этот человек в самом деле уведет, утащит его отсюда, и никто не заступится. Если кто-нибудь и встретится по дороге, то поверит, конечно, взрослому, а не мальчишке, у которого сто грехов: нарушил дисциплину, сбежал лагеря, не слушает старших...