А потом Витька Солобоев первого отряда начал рассказывать про собаку Баскервилей. Только говорил он плохо, все путал, сбивался. Кроме того, Витька на ужине объелся и сейчас сильно пыхтел. Слушать стало неинтересно, тем более что многие ребята историю про баскервильского пса знали лучше Витьки. Они стали перебивать, поправлять, зашумели. Витька, утомленный и обиженный, замолчал. А все заговорили про собак: какая порода лучше, у кого какие были щенки, как дрессировать...
У Серёжи никогда собаки не было, но слушал он все равно с интересом.
Вдруг, когда уже начал стихать разговор, маленький Димка Соломин сказал:
- У меня тоже была собака. Только я ее никогда не видел...
- Гы, - тут же отозвался Пудра. - Она меньше блохи была, ага? Смесь микроба с кабыздохом.
Несколько человек с готовностью хихикнули. Но остальные на них зашумели: почти всем хотелось послушать про Димкину собаку.
И Серёже очень хотелось. Дело даже не в собаке. Просто ему нравился Димка.
Они познакомились в первый же лагерный день. Серёжа шел в пионерскую комнату и увидел, что прямо перед ним стоит на дорожке мальчишка лет восьми. Худой, золотоволосый, с боевой ссадиной на переносице. Стоит, крепко расставив ноги и заложив ладони за ремешок на штанах. Лицо у мальчишки было хорошее, с большим улыбчивым ртом и зелеными глазами.
- А я тебя помню, - сказал он и наклонил к плечу голову. - Ты учился в пятом "В", в нашей школе. Тебя Серегой зовут.
- Правильно, - обрадовался Серёжа. - Только я... не помню, как тебя зовут. - Он постеснялся сказать, что вообще не помнит этого мальчишку.
- Меня звать Димка, - охотно сообщил тот. И пошел рядом с Серёжей.
Наверно, они разговорились бы, но тут закричал кто-то далека: "Димка! Соломин!" И Димка ускакал на зов.
Потом он много раз попадался навстречу и всегда улыбался Серёже, как давнему знакомому.
Серёжа ни с кем еще не успел подружиться в лагере. И с Димкой тоже. Но Димка нравился ему больше всех, жаль только, что был он маленький...
Димка стал рассказывать:
- Я тогда жил у нашей бабушки. Не в городе, а в поселке. Там овраг, а кругом дома. Я в первую ночь ну никак уснуть не мог. Потому что не привык. У нас в городе ночью в окошке сразу тыща огней видна, а у бабушки - никаких огоньков, потому что овраг за окном. Только луна. Ну, я не спал, не спал, а потом собака начала гавкать. Я сперва даже разозлился: чего спать не дает? А потом мне ее как-то жалко стало. Она так печально гавкала. Наверно, она все время на цепи сидела, и ночью и днем. Скучно ведь... У меня окошко открыто было. Я подошел и давай свистеть. Ну, не громко, а так, будто зову ее. Она замолчала. А потом гавкнула, будто спрашивает. Ну, я еще посвистел. А она опять: "Гав, гав". Будто отвечает... Вот так мы долго-долго переговаривались. А потом я три раза свистнул, что кончаем разговор, и лег спать. Она тоже еще полаяла немного и замолчала.
- А потом? - спросил Серёжа.
- Когда другая ночь наступила, мы опять так же переговаривались. И потом еще. Каждую ночь. Она меня уже узнавала по свисту, эта собака. И откликалась по-всякому. Если весело начну свистеть, она тоже весело так залает! А если потихонечку, грустно, она тоже жалобно так гавкает... В общем, у нас целые разговоры были.
- А как ее звали-то? - спросили дальнего угла.
- Я откуда знаю? - удивился Димка. - Я ее даже не видел ни разу. Даже не знаю, какая она. Я ее днем искал, да там у оврага огороды кругом и заборы высокие, не проберешься. А на свист она днем не откликалась.
- Какая же она твоя? - обиженно пыхтя, сказал Витька Солобоев. - Даже не знаешь, рыжая она или еще какая. Хозяин у собаки тот, кто ей жрать дает.
- Зато она со мной разговаривала, - тихо ответил Димка.
Серёжа с досадой сказал:
- Ты, Солобоев, не мешай рассказывать... Ну а потом что, Димка?
Димка вздохнул.
- Потом я подрался с Вовкой Кобасенком, и у меня губа распухла. Я уже не мог свистеть. А она лаяла, лаяла. Всю ночь. Я просто не знал, что делать. Кричать, что ли? Ну, я же не знал, как ее зовут. И бабушка проснулась бы... А собака все лаяла, лаяла и вдруг как завжит! И замолчала сразу... Я потом, когда губа прошла, всю ночь свистел, а она уже не отвечала.
Все сочувственно помолчали.
- Прибил кто-нибудь, - проговорил Женька Скатов, сердитый некрасивый мальчишка первого отряда. - Есть такие гады. Им собаку убить что клопа раздавить.
Серёжа недолюбливал Женьку. Но сейчас Женька пожалел Димкину собаку и сразу показался Серёже симпатичным.
И вообще все вокруг были сейчас хорошие и добрые. Сидели вперемежку на своих и чужих кроватях, привалившись друг к дружке и завернувшись во все равно чьи одеяла. И к Серёже приткнулся тоже какой-то парнишка другого отряда, незнакомый, но все равно славный. Все ярче светила луна, и совсем не хотелось спать, и хорошо было рядом друг с другом.
Кругом были товарищи, и Серёжа решил подарить им свою сказку.
Он сказал:
- А у меня есть всадники...
5
Это случилось позапрошлым летом. Серёжа выпросил у тети Гали разрешение пойти с ребятами за город, на Песчаное озеро. Дни стояли знойные, все мальчишки были одеты совсем легко. Ведь никто не думал, что в середине дня -за кромки северного леса прилетит злой ветер с обжигающе холодным дождем. Это был один стремительных циклонов, о которых не успевают предупредить синоптики.
Непогода захватила ребят, когда они были на луговой тропинке, в двух километрах от автобусной остановки. Лето сразу превратилось в осень. Солнце зарылось в косматые облака и, наверно, дрожало там, как промокший рыжий щенок. Травы согнулись под пружинистыми ударами струй.
Когда Серёжа прибежал домой, его можно было выжимать и вешать на веревку вместе со штанами и майкой. Тетя Галя заохала, кинулась греть воду. Но не помогла горячая ванна. И малина не помогла. К вечеру Серёжа осип, ослабел, задрожал от озноба...
Ангина - невеселое дело, особенно в каникулы. Лежишь и скучаешь. В первый день тетя Галя сидела с Серёжей, поила горячим молоком и кормила таблетками. А потом температура улеглась, и тетя Галя стала ходить на работу.
Отец был в командировке, Маринка в детском саду, Наташка - та, что жила в той же квартире, - в деревне у бабушки. На улицу Серёже запретили даже нос высовывать.
Да и что было делать на улице? Ветер и дождь хозяйничали как хотели. Под окном растеклась унылая лужа, по ней разбегалась рыжая от глины рябь. Мотались на ветру ветки рябины и желтой акации. Красный столбик в термометре, прибитом за окошком к карну, съежился и торчал на десяти градусах.
Наконец однажды к вечеру холодный дождь отшумел и откатился за дальние крыши. На западе прорезалась солнечная щель. Но зябкий ветер еще налетал порывами, и мокрые кусты вздрагивали, как вздрагивают после долгих слез маленькие дети.
Серёжа тоже вздрагивал: у окна было прохладно. Пришла тетя Галя и прогнала его в постель. Серёжа слегка обиделся. Он лежал носом к стене и весь вечер не поворачивался, хотя ему очень важно было знать, растет ли за окном светлая полоса. Он лежал и разглядывал старые обои. Мелкий узор, пятнышки и царапины складывались в картинки. Можно было, если постараться, увидеть странных птиц, верблюдов, старинный пароход и хромую бушку Бабы Яги. Но отчетливей всего виден был всадник.
Всадник сидел на тонконогом коне. У коня была вскинутая голова и взлохмаченная грива. Всадник был в остром шлеме и шинели. В одной руке огнутая шашка, в другой - длинное копье (эту царапину Серёжа нанес деревянной саблей, когда воевал с подушкой).
Ресницы слипались, и узоры на стене начинали шевелиться. Конь перебирал ногами, и всадник оглядывался на Серёжу, словно с собой звал.
Серёжа тряхнул головой, всадник замер. Серёжа украдкой глянул в окно. Солнечная щель была теперь оранжевая. По ней, как по огненной дороге, летели маленькие облачка, похожие на кавалеристов с косматыми бурками. Они словно шли в атаку на непогоду.
Ночью шумел дождь. Серёжу будила тревога: неужели и завтра не будет солнца? Всадник на стене был не виден в сумерках, но Серёжа знал, что он здесь, и шепотом просил:
- Ну прогони эти тучи! Ну, пожалуйста...
Утро было серое, но дождь умолк. Серёжа прошлепал к окну. Циклон уходил. Темные облака откатывались к югу ряд за рядом. Они были похожи на армию, которая отступает, хотя еще не совсем разбита. К полудню синими проблесками стало мелькать небо, а потом в широкий разрыв пушечным ядром вылетело раскаленное солнце, и красный столбик термометра, салютуя, взлетел на девять делений.
Яркие лучи упали на стену. Все вечерние рисунки на обоях рассыпались от света, пропали. И всадник исчез. Но он-то не рассыпался, конечно: он ускакал бить отступавшего врага.
Ему, этому всаднику, трудно было одному в бою. Серёжа сел к столу и стал готовить армию.
Сначала Серёжа нарисовал на картоне одного кавалериста (может быть, не очень умело вышло, но он старался). Всадник получился ростом со спичечный коробок. Серёжа вырезал его маленькими тети Галиными ножницами. Потом он по этой фигурке обвел еще одиннадцать - сколько хватило картона. И тоже вырезал, а потом разрисовал папиной цветной тушью. Получился эскадрон двенадцати всадников. С тонкими пиками рисовой соломы от веника, с блестящими саблями серебристой обертки от чая, со звездами на шлемах.
Серёжа выстроил всадников на подоконнике, чтобы они мчались вслед за убегающими тучами.
И тучи, испугавшись, скоро совсем покинули поле боя. День стал яркий, сверкающий синими лужами, и теплый. Над высыхающим асфальтом поднимался пар.
Попробуйте посидеть дома в такую погоду! Когда пришла тетя Галя, Серёжа сказал, что умрет, если не выйдет на улицу. Тетя Галя повздыхала и разрешила. Велела только надеть резиновые сапоги, длинные штаны и свитер.
Ходить в таком наряде, когда на улице чудесный летний день, может только сумасшедший. Серёжа так и сказал. Тетя Галя обиделась. Серёжа тоже обиделся. Он даже хотел пустить слезу (в те времена он еще выкидывал такие шуточки), но распускать нюни перед лицом двенадцати всадников было неудобно. Серёжа заявил, что гулять не будет, и начал строить на подоконнике вражескую крепость костяшек домино. Эту крепость всадники взяли с налета. Они были такие же сердитые, как Серёжа.