Автор: Достоевский Ф.М.
Петербург Достоевского болен, и больны, кто нравственно, кто физически, большинство персонажей его произведений. Характерной чертой, по которой мы узнаем обстановку и людей, затронутых болезнью, является раздражающий, навязчивый, нездоровый желтый цвет. Желтые обои и мебель желтого дерева в комнате старухи-процентщицы, желтое от постоянного пьянства лицо Мармеладова, желтая, “похожая на шкаф или на сундук” каморка Раскольникова, женщина-самоубийца с желтым испитым лицом, желтоватые обои в комнате у Сони, “мебель из желтого отполированного дерева” в кабинете Порфирия Петровича, перстень с желтым камнем на руке Лужина. Эти детали отражают безысходную атмосферу существования главных действующих лиц произведения, являются предвестниками недобрых событий.
Однако в романе мы находим и зеленый цвет, цвет “фамильного” мармеладовского платка. Этот платок, как крест, носит Катерина Ивановна, а за ней и Соня Мармеладова. Платок олицетворяет одновременно и страдания, которые выпадают на долю его обладательниц, и их искупительную силу. Умирая, Катерина Ивановна произносит: “Бог сам знает, как я страдала...” Отправляясь за Раскольниковым, который идет признаться в преступлении, Соня надевает на голову этот платок. Она готова принять на себя страдание и искупить этим вину Раскольникова. В эпилоге, в сцене перерождения, воскрешения Раскольникова, Соня появляется в этом же платке, осунувшаяся после болезни. В этот момент зеленый цвет страданий и надежды главных героев произведения превозмогает желтый цвет больного Петербурга. В их больных лицах засияла “заря обновленного будущего”, они готовы воспринимать новую жизнь.
В своем подходе к изображению Петербурга Достоевский близок к Гоголю и Некрасову, в произведениях которых город предстает перед нами душным, грязным, неприспособленным для здоровой, нормальной жизни всех его обитателей. Петербург Раскольникова и Петербург Акакия Акакиевича из гоголевской “Шинели” существуют рядом, никак не пересекаясь с Петербургом Татьяны Лариной и Евгения Онегина, Элен Курагиной и Анны Карениной. Пушкин и Толстой дали нам панораму жизни высшего света, который ничего общего не имеет с миром и жизнью “маленьких людей”. Петербург Пушкина и Толстого — зимний, с хрустящим снегом, адмиралтейской иглой, поздним рассветом. Петербург Достоевского и Некрасова — летний, когда “природе подвластна, зацветает в каналах вода”.
Традиции изображения Петербурга были продолжены такими замечательными поэтами, как Ахматова и Мандельштам. Но опять это два города. В произведениях Ахматовой ее любимый город предстает красивым и величественным, как у Пушкина.
И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт...
Город Мандельштама жутковато-черный, ближе к тому, как его изобразил Достоевский:
Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.