документы называете идиотскими? Я не могу допустить пребывания в доме
бездокументного жильца, да еще не взятого на воинский учет милицией. А вдруг
война с империалистическими хищниками?
- Я воевать не пойду никуда! - Вдруг хмуро тявкнул Шариков в шкаф.
Швондер оторопел, но быстро оправился и учтиво заметил Шарикову:
- Вы, гражданин Шариков, говорите в высшей степени несознательно.
На воинский учет необходимо взяться.
- На учет возьмусь, а воевать - шиш с маслом, - неприязненно ответил
Шариков, поправляя бант.
Настала очередь Швондера смутиться. Преображенский злобно и тоскливо
переглянулся с борменталем: "не угодно ли - мораль". Борменталь
многозначительно кивнул головой.
- Я тяжко раненный при операции, - хмуро подвыл Шариков, - меня, вишь,
как отделали, - и он показал на голову. Поперек лба тянулся очень свежий
операционный шрам.
- Вы анархист-индивидуалист? - Спросил Швондер, высоко поднимая брови.
- Мне белый билет полагается, - ответил Шариков на это.
- Ну-с, хорошо-с, не важно пока, - ответил удивленный Швондер, - факт в
том, что мы удостоверение профессора отправим в милицию и нам выдадут
документ.
- Вот что, э... - Внезапно перебил его Филипп Филиппович, очевидно
терзаемый какой-то думой, - нет ли у вас в доме свободной комнаты? Я
согласен ее купить.
Желтенькие искры появились в карих глазах Швондера.
- Нет, профессор, к величайшему сожалению. И не предвидится.
Филипп Филиппович сжал губы и ничего не сказал. Опять как оглашенный
загремел телефон. Филипп Филиппович, ничего не спрашивая, молча сбросил
трубку с рогулек так, что она, покрутившись немного, повисла на голубом
шнуре. Все вздрогнули. "Изнервничался старик", - подумал Борменталь, а
Швондер, сверкая глазами, поклонился и вышел.
Шариков, скрипя сапожным рантом, отправился за ним следом.
Профессор остался наедине с борменталем. Немного помолчав, Филипп
Филиппович мелко потряс головой и заговорил.
- Это кошмар, честное слово. Вы видите? Клянусь вам, дорогой доктор, я
измучился за эти две недели больше, чем за последние 14 лет! Вот - тип, я
вам доложу...
В отдалении глухо треснуло стекло, затем вспорхнул заглушенный женский
визг и тотчас потух. Нечистая сила шарахнула по обоям в коридоре,
направляясь к смотровой, там чем-то грохнуло и мгновенно пролетело обратно.
Захлопали двери, и в кухне отозвался низкий крик дарьи Петровны. Затем завыл
Шариков.
- Боже мой, еще что-то! - Закричал Филипп Филиппович, бросаясь к дверям
- Кот, - сообразил Борменталь и выскочил за ним вслед. Они понеслись по
коридору в переднюю, ворвались в нее, оттуда свернули в коридор к уборной и
ванной. Из кухни выскочила Зина и вплотную наскочила на Филиппа Филипповича.
- Сколько раз я приказывал - котов чтобы не было, - в бешенстве
закричал Филипп Филиппович. - Где он?! Иван Арнольдович, успокойте, ради
бога, пациентов в приемной!
- В ванной, в ванной проклятый черт сидит, - задыхаясь, закричала зина.
Филипп Филиппович навалился на дверь ванной, но та не поддавалась.
- Открыть сию секунду!
В ответ в запертой ванной по стенам что-то запрыгало, обрушились тазы,
дикий голос Шарикова глухо проревел за дверью:
- Убью на месте...
Вода зашумела по трубам и полилиась. Филипп Филиппович налег на дверь и
стал ее рвать. Распаренная Дарья Петровна с искаженным лицом появилась на
пороге кухни. Затем высокое стекло, выходящее под самым потолком ванной в
кухню, треснуло червиной трещиной и из него вывалились два осколка, а за
ними выпал громаднейших размеров кот в тигровых кольцах и с голубым бантом
на шее, похожий на городового. Он упал прямо на стол в длинное блюдо,
расколов его вдоль, с блюда на пол, затем повернулся на трех ногах, а правой
взмахнул, как будто в танце, и тотчас просочился в узкую щель на черную
лестницу. Щель расширилась, и кот сменился старушечьей физиономией в платке.
Юбка старухи, усеянная белым горохом, оказалась в кухне. Старуха
указательным и большим пальцем обтерла запавший рот, припухшими и колючими
глазами окинула кухню и произнесла с любопытством:
- О, господи иисусе!
Бледный Филипп Филиппович пересек кухню и спросил старуху грозно:
- Что вам надо?
- Говорящую собачку любопытно поглядеть, - ответила старуха заискивающе
и перекрестилась.
Филипп Филиппович еще более побледнел, к старухе подошел вплотную и
шепнул удушливо:
- Сию секунду из кухни вон!
Старуха попятилась к дверям и заговорила, обидевшись:
- Что-то уж больно дерзко, господин профессор.
- Вон, я говорю! - Повторил Филипп Филиппович и глаза его сделались
круглыми, как у совы. Он собственноручно трахнул черной дверью за старухой,
- Дарья Петровна, я же просил вас!
- Филипп Филиппович, - в отчаяньи ответила Дарья Петровна, сжимая
обнаженные руки в кулаки, - что же я поделаю? Народ целые дни ломится, хоть
все бросай.
Вода в ванной ревела глухо и грозно, но голоса более не было слышно.
Вошел доктор Борменталь.
- Иван Арнольдович, убедительно прошу... Гм... Сколько там пациентов?
- Одиннадцать, - ответил Борменталь.
- Отпустите всех, сегодня принимать не буду.
Филипп Филиппович постучал костяшкой пальца в дверь и крикнул:
- Сию минуту извольте выйти! Зачем вы заперлись?
- Гу-гу! - Жалобно и тускло ответил голос Шарикова.
- Какого черта!.. Не слышу, закройте воду.
- Гау! Гау!..
- Да закройте воду! Что он сделал - не понимаю... - Приходя в
исступление, вскричал Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна, открыв дверь, выглядывали из кухни. Филипп
Филиппович еще раз прогрохотал кулаком в дверь.
- Вот он! - Выкрикнула Дарья Петровна из кухни.
Филипп Филиппович ринулся туда. В разбитое окно под потолком показалась
и высунулась в кухню физиономия Полиграфа Полиграфовича. Она была
перекошена, глаза плаксивы, а вдоль носа тянулась, пламенея от свежей крови,
- царапина.
- Вы с ума сошли? - Спросил Филипп Филиппович. - Почему вы не выходите?
Шариков и сам в тоске и страхе оглянулся и ответил:
- Защелкнулся я.
- Откройте замок. Что ж, вы никогда замка не видели?
- Да не открывается, окаянный! - Испуганно ответил Полиграф.
- Батюшки! Он предохранитель защелкнул! - Вскричала Зина и всплеснула
руками.
- Там пуговка есть такая! - Выкрикивал Филипп Филиппович, стараясь
перекричать воду, - нажмите ее книзу... Вниз нажимайте! Вниз!
Шариков пропал и через минуту вновь появился в окошке.
- Ни пса не видно, - в ужасе пролаял он в окно.
- Да лампу зажгите. Он взбесился!
- Котяра проклятый лампу раскокал, - ответил Шариков, - а я стал его,
подлеца, за ноги хватать, кран вывернул, а теперь найти не могу.
Все трое всплеснули руками и в таком положении застыли.
Минут через пять Борменталь, Зина и Дарья Петровна сидели рядышком на
мокром ковре, свернутом трубкою у подножия двери, и задними местами
прижимали его к щели под дверью, а швейцар Федор с зажженой венчальной
свечой Дарьи Петровны по деревянной лестнице лез в слуховое окно. Его зад в
крупной серой клетке мелькнул в воздухе и исчез в отверстии.
- Ду... Гу-гу! Что-то кричал Шариков сквозь рев воды.
Послышался голос Федора:
- Филипп Филиппович, все равно надо открывать, пусть разойдется,
отсосем из кухни.
- Открывайте! - Сердито крикнул Филипп Филиппович.
Тройка поднялась с ковра, дверь из ванной нажали и тотчас волна хлынула
в коридорчик. В нем она разделилась на три потока: прямо в противоположную
уборную, направо - в кухню и налево в переднюю. Шлепая и прыгая, Зина
захлопнула в нее дверь. По щиколотку в воде вышел Федор, почему-то улыбаясь.
Он был как в клеенке - весь мокрый.
- Еле заткнул, напор большой, - пояснил он.
- Где этот? - Спросил Филипп Филиппович и с проклятием поднял одну ногу
- Боится выходить, - глупо усмехаясь, обьяснил Федор.
- Бить будете, папаша? - Донесся плаксивый голос Шарикова из ванной.
- Болван! - Коротко отозвался Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна в подоткнутых до колен юбках, с голыми ногами, и
Шариков с швейцаром, босые, с закатанными штанами шваркали мокрыми тряпками
по полу кухни и отжимали их в грязные ведра и раковину. Заброшенная плита
гудела. Вода уходила через дверь на гулкую лестницу прямо в пролет лестницы
и падала в подвал.
Борменталь, вытянувшись на цыпочках, стоял в глубокой луже, на паркете
передней, и вел переговоры через чуть приоткрытую дверь на цепочке.
- Не будет сегодня приема, профессор нездоров. Будьте добры отойти от
двери, у нас труба лопнула...
- А когда же прием? - Добивался голос за дверью, - мне бы только на
минуточку...
- Не могу, - Борменталь переступил с носков на каблуки, - Профессор
лежит и труба лопнула. Завтра прошу. Зина! Милая! Отсюда вытирайте, а то она
на парадную лестницу выльется.
- Тряпки не берут.
- Сейчас кружками вычерпаем, - отозвался Федор, - сейчас.
Звонки следовали один за другим и Борменталь уже подошвой стоял в воде.
- Когда же операция? - Приставал голос и пытался просунуться в щель.
- Труба лопнула...
- Я бы в калошах прошел...
Синеватые силуэты появились за дверью.
- Нельзя, прошу завтра.
- А я записан.
- Завтра. Катастрофа с водопроводом.
Федор у ног доктора ерзал в озере, скреб кружкой, а исцарапанный
Шариков придумал новый способ. Он скатал громадную тряпку в трубку, лег
животом в воду и погнал ее из передней обратно к уборной.
- Что ты, леший, по всей квартире гоняешь? - Сердилась Дарья Петровна,
- выливай в раковину.
- Да что в раковину, - ловя руками мутную воду, отвечал Шариков, - она
на парадное вылезет.
Из коридора со скрежетом выехала скамеечка и на ней вытянулся,
балансируя, Филипп Филиппович в синих с полосками носках.