Письмо это было написано, когда я получил ваши два из Москвы*. Грустно, что я не дождался вас в Москве, – но, видно, до Лубянок. Карточки обе прелесть, и я вчера не мог нарадоваться на них*.
До свидания.
1861 г. Мая 27. Новоселки.
Надеюсь, что ваша совесть вам уже сказала, как вы не правы передо мной, особенно в глазах Фета и его жены*. Поэтому напишите мне такое письмо, которое бы я мог послать Фетам. Ежели же вы находите, что требование мое несправедливо, то известите меня. Я буду ждать в Богуслове*.
Л. Толстой.
1861 г. Мая 28. Богослов.
Я не удержался, распечатал еще письмо от г. Тургенева в ответ на мое*.
Желаю вам всего лучшего в отношении с этим человеком, но я его презираю, что я ему написал, и тем прекратил все сношения, исключая, ежели он захочет, удовлетворения. Несмотря на все мое видимое спокойствие, в душе у меня было неладно; и я чувствовал, что мне нужно было потребовать более положительного извинения от г‑на Тургенева, что я и сделал в письме из Новоселок. Вот его ответ, которым я удовлетворился, ответив только, что причины, по которым я извиняю его, не противоположности натур, а такие, которые он сам может понять. Кроме того, по промедлению, я послал другое письмо довольно жесткое* и с вызовом, на которое еще не получил ответа, но ежели и получу, то, не распечатав, возвращу назад*. Итак, вот конец грустной истории, которая ежели перейдет порог вашего дома, то пусть перейдет и с этим дополнением.
1861 г. Июня 29. Ясная Поляна. 29 июня. Ясная Поляна.
Любезный Михаил Никифорович!
Посылаю вам программу моего журнала и прошу вас ее велеть напечатать и разослать*. То есть поручить это дело кому‑нибудь и кому‑нибудь прислать мне отчет издержек, по которому я тотчас вышлю деньги. Вы мне, кажется, обещали, и очень меня одолжили, во всяком случае, [прошу] тотчас мне ответить. Разрешение журнала предписано о…* Московскому цензурному комитету, дано 16 мая. О числе оттисков и объявлений я решительно не знаю и опять вас прошу распорядиться как лучше.
Повесть, которую я вам обещал*, до сих пор лежит нетронутою за кучею дел, заваливших меня со дня приезда*,– хозяйство, школы, будущий журнал и мировое посредничество. Теперь я сдал должность кандидату, по болезни*. Пользуясь болезнью, принимаюсь за кабинетные работы. Обещать не люблю положительно, но самому хочется спихнуть с шеи неоконченную работу, а что печатать негде, кроме в «Русском вестнике», в этом вы сами виноваты. Ежели бы возможно все печатать, что здесь делается моими милыми товарищами мировыми посредниками*, волос бы стал дыбом у всей публики, а [вместе] с тем, благодаря здравому смыслу народа, [дело] идет и в других участках хорошо.
Прощайте, жму вашу руку и ожидаю ответа.
Ваш Л. Толстой.
1861 г. Августа начало. Ясная Поляна.
Ослица Валаама и копна заговорили*. Нет, вы не сердитесь на меня – никогда не сердитесь. Разве не все равно, что я всякий раз, как получаю от вас строчку, томы ответов записываю в своем сердце? Это вы должны знать. Да и зачем вам от меня письма? У вас есть Мальцева, у вас есть Перовский, у вас Вяземская – всё у вас есть. Зачем вам мою каплю в вашем море? Вот я, так другое дело. Я приеду из участка, после толкования крестьянам о том, что не только в кровь не надо друга друга бить, но не надобно и просто драться, – или о том, что помещикам не следует уже насильно выдавать замуж девиц и т. п., – и получу ваше письмо. Впрочем, не должен и я жаловаться. Есть и у меня поэтическое, прелестное дело, от которого нельзя оторваться, это школа. Вырвавшись из канцелярии и от мужиков, преследующих меня со всех крылец дома, я иду в школу, но так как она переделывается, то классы рядом в саду под яблонями, куда можно пройти только нагнувшись, так все заросло. И там сидит учитель, а кругом школьники, покусывая травки и пощелкивая в липовые и кленовые листья. Учитель учит по моим советам, но все‑таки не совсем хорошо, что и дети чувствуют. Они меня больше любят. И мы начинаем беседовать часа 3–4, и никому не скучно. Нельзя рассказать, что это за дети – надо их видеть. Из нашего милого сословия детей я ничего подобного не видал. Подумайте только, что в [продолжение] двух лет, при совершенном отсутствии дисциплины ни один и ни одна не была наказана. Никогда лени, грубости, глупой шутки, неприличного слова. Дом школы теперь почти отделан. Три большие комнаты – одна розовая, две голубые заняты школой. В самой комнате, кроме того, музей. По полкам, кругом стен разложены камни, бабочки, скелеты, травы, цветы, физические инструменты и т. д. По воскресениям музей открывается для всех, и немец из Иены* (который вышел славный юноша) делает эксперименты. Раз в неделю класс ботаники, и мы все ходим в лес за цветами, травами и грибами. Пения четыре класса в неделю. Рисования шесть (опять немец), и очень хорошо. Землемерство идет так хорошо, что мальчиков уже приглашают мужики. Учителей всех, кроме меня, три*. И еще священник два раза в неделю. А вы всё думаете, что я безбожник. И я еще учу священника, как учить. Мы вот как учим: петров день – мы рассказываем историю Петра и Павла и всю службу. Потом умер Феофан на деревне – мы рассказываем, что такое соборование и т. д. И так, без видимой связи, проходим все таинства, литургию и все ново– и ветхозаветные праздники. Классы положены с 8‑ми до 12‑ти часов и с 3‑х до 6‑ти, но всегда идут до двух, потому что нельзя выгнать детей из школы – просят еще. Вечером же часто больше половины останется ночевать в саду, в шалаше. За обедом и ужином и после ужина мы – учителя – совещаемся. По субботам же читаем друг другу наши заметки и приготовляем к будущей неделе.
Журнал я думаю начать в сентябре. Посредничество интересно и увлекательно, но нехорошо то, что все дворянство возненавидело меня всеми силами души и суют мне des bâtons dans les roues* со всех сторон.
Прощайте, дорогой друг, – пишите, пишите мне, а я всегда буду неаккуратен.
Л. Толстой.
1861 г. Октября 8. Ясная Поляна.
Милостивый государь,
Вы называете в письме своем мой поступок бесчестным , кроме того, вы лично сказали мне, что вы «дадите мне в рожу », а я прошу у вас извинения, признаю себя виноватым – и от вызова отказываюсь*.
Гр. Л. Толстой.
8 октября 1861.
Ясная Поляна.
1861 г. Октября 28. Ясная Поляна.
Дело, о котором я прошу тебя, первой важности для меня. Я желаю это внушить тебе прежде объяснения самого дела; для того, чтобы ежели только ты расположен что‑нибудь сделать для меня и для общей пользы, употребил бы все, [что] от тебя зависит, для того чтобы исполнить мою просьбу.
В участке, где я посредником, весьма быстро приняли устав для школ, предложенный мною*. Устав основан на откупе, на который я беру школы, и на плате 50 к. в месяц с ученика без различия волости, сословия и уезда. Три школы открыты*, потому что у меня были 3 образованных и честных человека, из которых двух я привез из Москвы. Еще школ 10 должны быть открыты. 3 уже готовы, и мне некем заместить их. Положение учителей следующее: я отвечаю за minimum 150 р. серебром жалования, ежели же учитель хочет взять содержание школы на себя, тогда условия выгоднее, это зависит от него. Тем более, что успех зависит от него, и самый успех, популярность, может быть порядочное вознаграждение, потому что в каждом округе, где бывает до 30 учеников, может быть 50 и более, что составит 25 руб. в месяц. Притом могут быть еще другие выгодные условия. Вчера я поместил учителя, который будет жить на всем готовом, получать за кондицию 100 р. и 220 от школы. Кроме того, по воскресеньям все учителя собираются в Ясную Поляну для совещания по общему делу школ и журнала*. Само собой разумеется, что почти все журналы и библиотека моя к их услугам. Главное же – ежели ты пробежал мою программу, деятельность всякого учителя, порядочного человека, даст непременно материал для статей в журнале «Ясная Поляна». А статьи дают minimum 50 р. за лист. Ради бога, ради бога, похлопочи об этом, поговори сам, ежели знаешь таких, сообщи Рачинским и Дмитриеву*, которые мне обещались. Совершенств не бывает, и я не требователен. Полуобразованный студент 2–3 курса, не негодяй, вот все, что я желаю. Я знаю, что из 10 выйдет 2 дельных, но для этого начать с 10. Ежели не будет студентов, я точно так же должен буду на риск брать из семинаристов, и тогда риск будет в 10 раз больше. Ежели найдутся такие, то посылай их ко мне*. Проезд стоит 10 р. Я плачу за него. А ты дай эти деньги; ежели у тебя нет, то напиши, я вышлю. Душа моя, пожалуйста, пожелай это сделать, и я уверен, что ты успеешь.
О Тургеневе <…>* что мне от ду[ши жалко?] его и что я все возможное сделал, чтобы его успокоить. Драться же с кем‑нибудь, и особенно с ним, через год, за 2000 верст столько же для меня возможно, как, нарядившись диким, плясать на Тверской улице. Прощай, обнимаю тебя и жду ответа. Что студенческие* и Михайловская история?* Хоть вкратце напиши последние факты. Я ничего не знаю, а тульским слухам не верю.
Л. Толстой.
28 октября.
Пожалуйста, сообщи мою просьбу Рачинскому <…>* и Дмитриеву.
Гр. Л. Толстой.
1861 г. Ноября 16‑20? Ясная Поляна.
Очень тебе благодарен, любезный друг, за студентов. Еще они не приезжали, но я уверен, что из 3‑х, тобой рекомендованных, 2 будут хороши*. Посылаю тебе 30 р., которые ты им дал. О твоей 1‑й лекции скажу, что она – отличная лекция;* о статьях же против Костомарова*, откровенно скажу, что мало того, что я не согласен с ними – они мне не нравятся. В них есть консерватизм во что бы то ни стало, очевидно вызванный крайностями. Вам, живущим в середине движенья, надо оберегаться этого увлеченья – хвастовства своей независимостью. Причины же несогласия моего с тобой я не могу высказать в письме, но ты их найдешь в 1‑м № «Ясной Поляны»*. Коротко сказать, по‑моему, ни перестраивать университет, ни оставлять его таким, как есть, нельзя, не спросившись у всей иерархии образования (не административной внешней, а сложившейся само собою в народе), а главное, у низшей ступени и потому у краеугольного камня этой иерархии – народной школы. Поэтому вопрос для меня только в том, соответствует ли университет этой низшей ступени, или нет? Я отвечаю: нет. Другой вопрос: указывает ли теперь народная школа, каковы должны быть университеты? – Нет. – И потому изменение или оставление их в том же виде для меня и для народа совершенно лишено интереса и значения. Впрочем, мы успеем еще поспорить об этом, ежели только моя статья покажется тебе стоящей того. Возражай самым жесточайшим образом, и я с радостью помещу твои возражения в «Ясной Поляне». Прощай, жму тебе руку и кланяюсь всем нашим общим знакомым. Ежели еще попадутся студенты – посылай, мне еще нужно трех.