В надежде, что вы примете во внимание эти мотивы и любезно извините мой отказ,
остаюсь искренно преданный вам гр. Л. Толстой.
1878 г. Ноября 22. Ясная Поляна.
Дорогой Афанасий Афанасьевич.
Поеду в Москву и велю напечатать на своей почтовой бумаге «виноват».
Но мне кажется, что я не виноват в том, что не отвечал на то письмо, в котором вы обещаете заехать. Помню свою радость при этом известии и то, что я сейчас же отвечал вам*. Если же не отвечал, то, пожалуйста, не накажите за это и приезжайте. Бог даст, будет снег. Если же не будет, то вышлем коляску в Ясенки. Жена очень благодарит Марью Петровну, к чему и я присоединяюсь, и просит очень его исполнить. Мы так давно не видались.
Теперь другое: стихотворение ваше прекрасно‑роженое, как все ваши прекрасные вещи. Я бы желал переменить «властительному маю», но знаю, что это нельзя*.
С женой мы о вас, как человеке и друге и как о поэте, всегда вполне совпадаем.
У нас слава богу все здорово и идет по‑божьи.
Вы поняли мою тоску с полуслова, но боюсь еще, что не разрожусь. Вчера получил от Тургенева письмо*. И знаете, решил лучше подальше от него и от греха. Какой‑то задира неприятный. Поздравляю вас с днем рожденья. И теперь не забуду поздравлять вас к 23. И желаю не забывать этого раз 12. Больше не надо ни для себя, ни для вас.
До свиданья.
Ваш Л. Толстой.
1878 г. Декабря 25. Ясная Поляна.
Многоуважаемый Петр Николаевич.
Я перед вами кругом виноват, во‑первых, за то, что, бывши в Москве*, не выгадал время заехать к вам еще раз, а во‑вторых, за то, что так долго не прислал вам книгу Vinet*, о которой вы мне напомнили.
Извинить меня можно только потому, что я, вернувшись из Москвы, куда я и поехал не совсем здоровый, заболел и только нынче, в день рожества, опомнился и почувствовал себя лучше. Пожалуйста же, не сердитесь на меня, в особенности во внимание того уважения, которое я имею вообще к людям вашего времени и в особенности к вам, расположением которого я так желал бы пользоваться.
Начинаю с того, что поздравляю вас с праздником и Новым годом, желаю вам здоровья и продолжения того душевного спокойствия, в котором я всегда видел вас.
Работа моя томит и мучает меня, и радует и приводит то в состояние восторга, то уныния и сомнения; но ни днем, ни ночью, ни больного, ни здорового, мысль о ней ни на минуту не покидает меня. Вы мне позволяли делать вам и письменные вопросы. Выбираю самые для меня важные теперь.
Что за человек был Федор Александрович Уваров*, женатый на Луниной? Я знаю, что он был храбрый офицер, израненный в голову в Бородинском сражении. Но что он был за человек? Когда женился? Какое было его отношение к обществу? Как он пропал? Что за женщина была Катерина Сергеевна? Когда умерла, остались ли дети?*
На какой дуэли, – с кем и за что, – Лунин, Михаил Сергеевич*, был ранен в пах?
Написав все эти вопросы, мне стало совестно. Пожалуйста, если вам скучно и некогда, ничего не отвечайте, а если ответите хоть что‑нибудь, я буду очень благодарен. Если же все, что вы знаете про это, слишком длинно, то напишите – я приеду, чтобы послушать вас изустно.
Во всяком случае, поручаю себя вашему расположению и только прошу верить, что дело, которое занимает меня, для меня теперь почти так важно, как моя жизнь, и еще в то, что я дорожу моими отношениями к вам столько же по той помощи, которую вы оказывали и можете оказать мне, сколько по искреннему и глубокому уважению к вашей личности.
Гр. Л. Толстой.
Не вспомнится ли вам из декабристов какое‑нибудь лицо, бежавшее и исчезнувшее?*
1878 г. Декабря 31. Ясная Поляна.
Приписываю несколько строк, дорогой Афанасий Афанасьевич, чтобы сказать, что обеими руками подписываю то, что вам пишет Николай Николаевич*. Не прочтя вновь всю статью, я не имею вполне права иметь мнение; но по тому, что я слышал тогда и теперь, и в особенности по серьезности, с которой Николай Николаевич отнесся к этому делу, и по тем разговорам, которые мы с ним имели, я позволяю себе прибавить и свой голос к его голосу. Трудно найти двух людей, которые бы так любили не только вас, но именно ваш ум, как мы с ним, и потому вы должны нам верить. Скажу только, что, прочтя письмо Страхова, я сказал ему, что он в письме к вам выразил свое осуждение сильнее, чем в разговоре со мной.
Поздравляю вас с Новым годом; дай вам бог здоровья и спокойствия душевного.
Наш поклон Марье Петровне. Я скоро буду в Москве* и желал бы не попасть в то время, когда вы будете в Петербурге.
Если вам не в труд, пожалуйста, пришлите мне ваше последнее стихотворение*.
Ваш Л. Толстой.
1879 г. Января 18…19. Ясная Поляна.
После вашего отъезда*, дорогой Николай Николаевич, я совсем заболел, и так, что несколько дней лежал. Теперь почти здоров и принялся за работу;* но все еще не выхожу и кашляю. Очень рад был узнать, что вы провели день с милым Фетом и доехали благополучно домой и не раскаиваетесь, что были у нас. Я же был очень рад вам.
Две у меня просьбы к вам: 1) Это повесть, переведенная П. Берс. Нельзя ли ее поместить в «Семейные вечера»?* Она не хуже других, а я бы был за то очень благодарен вам и г‑же Кашпиревой. 2‑я наглая назойливая просьба, обращать которую к вам я не имею никакого права; но мне, ей‑ей, до зареза нужно, необходимо. Вот в чем дело: у князя Николая Ивановича Горчакова, моего прадеда, умершего в 1811, было 3 сына: Михаил, Василий (генерал‑майор, женат на Стромиловой. От него дочь Катерина, замужем за Уваровым и Перовским) и Александр. Один из этих Горчаковых за какие‑то дурные дела судился и был сослан в Сибирь. Судился он, вероятно, в конце столетия – не ранее 80 годов, так как родился около 60‑го. И судился, вероятно, в Сенате. Нельзя ли найти о нем дело?*
Судился еще бывший военный министр Алексей Иваныч* в начале нынешнего столетия, то это да не введет в заблуждение.
Не поможет ли вам Семенов? Не нужно ли обратиться к Дмитрию Оболенскому?
Не может ли быть полезен гр. Илья Андреич Толстой, он сенатор.
А еще узнайте, нельзя ли обратиться к кн. Александру Михайловичу, канцлеру? Он старейший из Горчаковых, и тот, которого я ищу, ему двоюродный дядя. Если обратиться к Горчакову, то через кого‑нибудь или письменно?
Вы, вероятно, заметили за мной способность увлекаться чтением чего‑нибудь и воображать себе, что какое‑нибудь недостающее мне сведение для меня особенно важно, а потом про это забывать. Ради бога, не думайте, что и теперь так. Это сведение для меня необычайно важно. Это лицо узел всего. Наследников у этих Горчаковых никого, кроме нас. И мне нужно узнать, что может быть известно. Если ничего, то я свободен. Пути для разыскания этого дела я не знаю, но вы, верно, найдете. Если к кому надо обратиться, если надо ехать в Петербург, напишите. Пожалуйста, пожалуйста, сделайте это. Обнимаю вас от всей души.
Ваш Л. Толстой.
1879 г. Января 25...28? Ясная Поляна.
Живы ли, здоровы ли вы и все ваши, дорогой друг?
Мы с своей стороны живы, но здоровы не совсем и только последнее время, а то всё болели: то дети, то я.
У меня к вам просьба: нет ли биографии, хотя самой краткой, Льва Алексеевича Перовского? Мне нужно знать, где он служил и находился с 16‑го по 33‑й год. А главное, мне бы очень нужно было знать, когда и как и где он женился на Катерине Васильевне Уваровой (вдове Дмитрия Петровича Уварова), рожденной княжне Горчаковой. Я знаю, что она очень дурно жила с ним и умерла в 33‑м году, но всякие подробности о его женитьбе и сношениях с нею были бы для меня драгоценны. Я хотел писать прямо Борису Алексеевичу*, но не знаю его адреса, не знаю, граф ли он, или нет, и как мне ни совестно писать вам с просьбой, все‑таки рад, что это заставляет меня писать вам. Будьте, как всегда, милая, добрая, всепрощающая и сделайте это, пожалуйста. Да заодно уже и еще просьбу. Существует в Петербурге подлинное дело декабристов, при нем существуют биографии с портретами, как мне говорили, всех декабристов*. К этому делу был допущен один только Богданович – историк*. Есть ли надежда, чтобы меня допустили к этому делу? И если есть, то кого и как просить об этом?* Ну, что будет, то будет! Если вы не скажете: однако такого бессовестного эгоиста, как Лев Толстой, я редко встречала, это будет очень счастливо.
Благодарю вас очень за ваши хлопоты об англичанке; она не пошла к нам, и, кажется, мы сами виноваты, навалив на нее слишком много обязанностей.
Поцелуйте, пожалуйста, особенно нежно и почтительно за меня руку у тетушки Прасковьи Васильевны. О себе, пожалуйста, напишите, лучше ли ваше здоровье, чем прошлого года, и душою спокойнее ли вы. Несмотря на свой эгоизм, я люблю вас искренно.
Целую руку Софи и обнимаю графа Илью Андреича.
Ваш Л. Толстой.
Бумаги В. Перовского я перешлю вам со следующею почтою*.
1879 г. Января 25...28? Ясная Поляна.
Любезнейший и многоуважаемый дядюшка, граф Илья Андреевич*.