Смерть Ивана Ильича. – Впервые повесть опубликована в изд.: «Сочинения гр. Л. Н. Толстого», ч. 12, «Произведения последних годов». М., 1886.
Определенных свидетельств о начале работы над этой повестью не сохранилось. Но, по‑видимому, именно о ней писала С. А. Толстая 20 декабря 1882 года Т. А. Кузминской: «Левочка… кажется, начал писать в прежнем духе…» (H. H. Гусев, Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого, т. 1. М., 1958, с. 554). Весной 1882 года Толстой читал в редакции газеты «Современные известия» первоначальную редакцию повести, которую собирался тогда печатать, но позже значительно переделал ее (Л. Д. Опульская. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892 год. М., 1979, с. 8).
4 декабря 1884 года С. А. Толстая писала Т. А. Кузминской: «На днях Левочка прочел нам отрывок из написанного им рассказа, мрачно немножко, но очень хорошо; вот пишет‑то, точно пережил что‑то важное, когда прочел и такой маленький отрывок. Назвал он это нам: Смерть Ивана Ильича» (т. 26, с. 681).
В письме к Л. Д. Урусову от 20 августа 1885 года Толстой сообщает: «Начал нынче кончать и продолжать смерть Ивана Ильича. Я, кажется, рассказывал вам план: описание простой смерти простого человека, описывая из него. Жены рождение 22‑го, и все наши ей готовят подарки, а она просила кончить эту вещь к ее новому изданию, и вот я хочу сделать ей «сюрприз» и от себя» (т. 63, с. 282).
Работа над повестью продолжалась даже на стадии корректуры (в 1886 году). Некоторые эпизоды были сокращены, но объем повести значительно увеличился. Именно в корректуре была написана, например, X глава.
Как свидетельствуют современники и сам автор, в повести отразилась жизненная история Ивана Ильича Мечникова, прокурора Тульского окружного суда, умершего 2 июня 1881 года от тяжелого заболевания. Т. А. Кузминская писала, что Толстой почувствовал в Мечникове, когда он был в Ясной Поляне, незаурядного человека. Его «предсмертные мысли, разговоры о бесплодности проведенной им жизни», со слов вдовы покойного, Кузминская затем пересказала Толстому (Т. А. Кузминская. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Тула, 1958, с. 445–446).
Знаменитый ученый Илья Ильич Мечников писал: «Я присутствовал при последних минутах жизни моего старшего брата (имя его было Иван Ильич, его смерть послужила темой для знаменитой повести Толстого «Смерть Ивана Ильича»). Сорокапятилетний брат мой, чувствуя приближение смерти от гнойного заражения, сохранил полную ясность своего большого ума. Пока я сидел у его изголовья, он сообщал мне свои размышления, преисполненные величайшим позитивизмом. Мысль о смерти долго страшила его. «Но так как все мы должны умереть», то он кончил тем, что «примирился, говоря себе, что в сущности между смертью в 45 лет или позднее – лишь одна количественная разница» (И. И. Мечников. Этюды оптимизма. М., 1964, с. 280). В предисловии к пятому изданию своей книги «Этюды о природе человека» в 1915 году Мечников писал о Л. Н. Толстом как о писателе, «давшем наилучшее описание страха смерти» (И. И. Мечников. Этюды о природе человека. М., 1961, с. 7).
Самые ранние по времени отклики на повесть обнаруживаем в дневниковых записях или личной переписке деятелей искусства. Эти записи, не рассчитанные на прочтение, – свидетельство искренности высказываний. 12 июля 1886 года П. И. Чайковский записал: «Прочел «Смерть Ивана Ильича». Более чем когда‑либо я убежден, что величайший из всех когда‑либо и где‑либо бывших писателей‑художников, – есть Л. Н. Толстой. Его одного достаточно, чтобы русский человек не склонял стыдливо голову, когда перед ним высчитывают все великое, что дала человечеству Европа…» («Дневники П. И. Чайковского. 1873–1891». М., 1923, с. 211). И. H. Крамской, автор известного портрета Толстого (1873), в письме П. М. Ковалевскому (21 сентября 1886 г.) утверждал: «Говорить о «Смерти Ивана Ильича», а тем паче восхищаться будет по меньшей мере неуместно. Это нечто такое, что перестает уже быть искусством, а является просто творчеством. Рассказ этот прямо библейский, и я чувствую глубокое волнение при мысли, что такое произведение снова появилось в русской литературе… Удивительно в этом рассказе отсутствие полное украшений, без чего, кажется, нет ни одного произведения человеческого» (И. Н. Крамской. Письма в двух томах. М., 1966, т. II, с. 260).
25 апреля 1886 года В. В. Стасов писал Толстому: «Ни у одного народа, нигде на свете нет такого гениального создания. Все мало, все мелко, все слабо и бледно в сравнении с этими 70‑ю страницами. И я себе сказал: «Вот, наконец, настоящее искусство, правда и жизнь настоящая» (Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1876–1906. Л., 1929, с. 74).
Первый опубликованный анализ повести – статья Н. С. Лескова «О куфельном мужике и проч.» («Новости и Биржевая газета», 1886, 4 и 14 июня, № 151, 161), в которой он высоко оценивает «Смерть Ивана Ильича». Автор указывает на созвучность идеи повести Толстого с мыслью Достоевского о том, как бы не пришлось барину идти на выучку к «куфельному» (то есть кухонному) мужику. То, чем «пугал» Достоевский, осуществил Толстой, дав своему герою единственное утешение перед смертью – сочувствие мужика Герасима, который «научил барина ценить истинное участие к человеку страждущему, – участие, перед которым так ничтожно и противно все, что приносят друг к другу в подобные минуты люди светские» (Н. С. Лесков. Собр. соч., т. 11. М., 1958, с. 149, 154).
Журнальная полемика, развернувшаяся вокруг повести, отражала различные отношения к социально‑нравственной позиции писателя. В статье «Журнальный поход против гр. Л. Н. Толстого» реакционный критик В. П. Буренин, в противовес «стремлениям к насильственным реформам», всячески приветствовал «поучительное» направление творчества Толстого («…это самый поучительный из всех рассказов, когда‑либо написанных, и самый потрясающий»). Таким образом имя Толстого он пытался использовать в борьбе с революционной пропагандой. Буренину же принадлежит оценка «Смерти Ивана Ильича» как «образчика такого глубокого реализма и такой глубокой неприкрашенной правды, какие едва ли отыщутся у величайших художников слова» (В. П. Буренин. Критические этюды. СПб., 1888, с. 223.). Здесь нельзя не увидеть прямой направленности против позиции Н. К. Михайловского, утверждавшего в одной из статей 1886 года, что «Смерть Ивана Ильича», без сомнения, прекрасный рассказ, но «не есть первый номер ни по художественной красоте, ни по силе и ясности мысли, ни наконец по бесстрашному реализму письма» (Н. К. Михайловский. Собр. соч., т. VI. СПб., 1897, с. 378).
В 1888 году в журнале «Русское богатство» появляется восторженный отклик о повести А. Лисовского: «Рассказ «Смерть Ивана Ильича»… по необыкновенной пластичности изображения, по глубокой своей правдивости, по совершенному отсутствию каких бы то ни было условностей и прикрас – этот рассказ является беспримерным в истории русской литературы и должен быть признан торжеством реализма и правды в поэзии». Он заметил также, что самое «перерождение» героя «является результатом широкой критики современной жизни» (№ 1, с. 182, 195).
В 1890 году в том же «Русском богатстве» Дм. Струнин писал, что Толстой создал «выдающийся литературный тип», который «в своих различных проявлениях охватывает самые разнообразные круги нашего общества» (№ 4, с. 118).
Ромен Роллан назвал повесть «одним из тех произведений русской литературы, которые всего больше взволновали французских читателей» (Ромен Роллан. Собр. соч., т. 2. М., 1954, с. 312).
Окончание малороссийской легенды «Сорок лет», изданной Костомаровым в 1881 г. – Впервые опубликовано в 1899 году в изд.: «Памяти В. Г. Белинского. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов», изд. Пензенской общественной библиотеки им. М. Ю. Лермонтова. М., 1899, с. 559–563. Полный текст легенды, переделанной Толстым, – в журн. «Образование», 1902, № 2. Н. И. Костомаров (1817–1885) – публицист, историк, критик, писатель, профессор Киевского, а затем Петербургского университета. Повесть «Сорок лет», написанная Костомаровым в 1840 году на украинском языке, рассказывает о том, как Трофим Яшник, убив купца и его батрака, стал богатым человеком. На могиле своих жертв он услышал таинственный голос, возвестивший о каре, которая постигнет его через сорок лет. Но жизнь прошла спокойно, ибо, по мысли автора, «началом обещанной кары было его многолетнее земное благополучие, а ее завершением – потеря бога». Далее он писал: «…грубая проповедь современного нам атеизма переворотила вверх дном… все нравственное существо старого разжившегося мужика». Однако это добавление не производило должного эффекта, общее впечатление оставалось такое, что все дозволено и нет наказания.
Костомаров сам перевел легенду на русский язык и издал ее в 1881 году в приложении к «Газете Гатцука». Толстой в 1886 году сообщал В. Г. Черткову о ней: «Это превосходнейшее сочинение» (т. 85, с. 316). Собираясь переиздать ее в «Посреднике», Толстой начал исправлять язык, приспосабливая его для народного читателя. Текст легенды он получил от своей дальней родственницы Е. Ф. Юнге, которая от имени вдовы Костомарова просила Толстого разъяснить читателям смысл легенды. Толстой пытается через Юнге получить разрешение у вдовы на публикацию легенды в дешевом издании для народа. Но разрешение не было получено, так как Костомарова, которая готовила к изданию посмертное собрание сочинений покойного мужа, опасалась запрета на легенду для народного издания. В редактировании легенды участвовал Чертков. 8 апреля он послал Толстому текст легенды с просьбой (в письме к М. Л. Толстой) «ярче выставить весь ужас положения убийцы, к концу жизни потерявшего всякое сознание бога‑правды» (т. 26, с. 695). Толстой написал новый конец, считая его «более подходящим для народного чтения» (т. 73, с. 183). Он показал глубокую внутреннюю драму человека, потерявшего доверие к людям. По мысли Толстого, в страхе перед всеми, в недоверии ко всем и заключалось наказание убийце.