Бабы поют. Посередине песни входят Никита и Аким.
Те же, Никита и Аким.
Никита(держит Акима за руку и подталкивает вперед себя). Иди, батюшка, без тебя нельзя.
Аким. Не люблю я, значит, тае…
Никита(на баб). Буде, замолчите. (Оглядывает всех в избе.) Марина, ты тут?
Сваха. Иди, бери образ, благословляй.
Никита. Погоди, дай срок. (Оглядывается.) Акулина, ты здесь?
Сваха. Да что ты народ перекликаешь? Где ж ей быть‑то. Что он чудной какой…
Анисья. Батюшки родимые! Да что ж он разутый!
Никита. Батюшка! ты здесь? Гляди на меня. Мир православный, вы все здесь, и я здесь! Вот он я! (Падает на колени.)
Анисья. Микитушка, чтой‑то ты? О, головушка моя!
Сваха. Вот на!
Матрена. Я и говорю: перепил он французского что ли, много. Опамятуйся, что ты? (Хотят поднять его он не обращает ни на кого внимания, глядит перед собой.)
Никита. Мир православный! Виноват я, каяться хочу.
Матрена(тащит его за плечо). Что ты, с ума спятил? Миленькие, у него ум зашелся. Увести его надо.
Никита(отстраняет ее плечом). Оставь! А ты, батюшка, слушай. Первое дело: Маринка, гляди сюда. (Кланяется ей в ноги и поднимается.) Виноват я перед тобой, обещал тебя замуж взять, соблазнил тебя. Тебя обманул, кинул, прости меня Христа ради! (Опять кланяется в ноги.)
Анисья. И чего разлопоушился? Не к лицу совсем. Что никто не спрашивает. Встань ты, что озорничаешь?
Матрена. О‑ох, напущено это на него. И что это сделалось? Попорчен он. Встань. Что пустое болтаешь! (Тянет его.)
Никита(мотает головой). Не тронь! Прости, Марина, грех мой перед тобой. Прости Христа ради.
Марина закрывается руками, молчит.
Анисья. Встань, говорю, что озорничаешь. Вспоминать вздумал. Буде форсить. Стыдно! О, головушка моя! Что это, очумел совсем.
Никита(отталкивает жену, поворачивается к Акулине). Акулина, к тебе речь теперь. Слушайте, мир православный! Окаянный я. Акулина! виноват я перед тобой. Твой отец не своею смертью помер. Ядом отравили его.
Анисья(вскрикивает). Головушка моя! Да что он?
Матрена. Не в себе человек. Уведите ж вы его.
Народ подходит, хочет взять его.
Аким(отстраняет руками). Постой! Вы, ребята, тае, постой, значит.
Никита. Акулина, я его ядом отравил. Прости меня Христа ради.
Акулина(вскакивает). Брешет он! Я знаю кто.
Сваха. Что ты? Ты сиди.
Аким. О господи! Грех‑то, грех‑то.
Урядник. Борите его! А старосту пошлите да понятых. Надо акт составить. Встань‑ка ты, поди сюда.
Аким(на урядника). А ты, значит, тае, светлые пуговицы, тае, значит, погоди. Дай он, тае, скажет, значит.
Урядник(Акиму). Ты, старик, смотри не мешайся. Я должен составить акт.
Аким. Экий ты, тае. Погоди, говорю. Об ахте, тае, не толкуй, значит. Тут, тае, божье дело идет… кается человек, значит, а ты, тае, ахту…
Урядник. Старосту!
Аким. Дай божье дело отойдет, значит, тогда, значит, ты и, тае, справляй, значит.
Никита. Еще, Акулина, перед тобою грех мой великий: соблазнил я тебя, прости Христа ради! (Кланяется ей в ноги.)
Акулина(выходит из‑за стола). Пусти меня, не пойду замуж. Он мне велел, а теперь не пойду.
Урядник. Повтори, что сказал.
Никита. Погодите, господин урядник, дайте досказать.
Аким(в восторге). Говори, дитятко, все говори, легче будет. Кайся богу, не бойся людей. Бог‑то, бог‑то! Он во!..
Никита. Отравил я отца, погубил я, пес, и дочь. Моя над ней власть была, погубил ее и ребеночка.
Акулина. Правда это, правда.
Никита. На погребице доской ребеночка её задушил. Сидел на нем… душил… а в нем косточки хрустели. (Плачет.) И закопал в землю. Я сделал, один я!
Акулина. Брешет. Я велела.
Никита. Не щити ты меня. Не боюсь я теперь никого. Прости меня, мир православный! (Кланяется в землю.)
Молчание.
Урядник. Вяжите его, свадьба ваша, видно, расстроилась.
Подходит народ с кушаками.
Никита. Погоди, поспеешь… (Отцу кланяется в ноги.) Батюшка родимый, прости и ты меня, окаянного! Говорил ты мне спервоначала, как я этой блудной скверной занялся, говорил ты мне: «Коготок увяз, и всей птичке пропасть», не послушал я, пес, твоего слова, и вышло по‑твоему. Прости меня Христа ради.
Аким(в восторге). Бог простит, дитятко родимое. (Обнимает его.) Себя не пожалел, он тебя пожалеет. Бог‑то, бог‑то! Он во!..
Те же и староста.
Староста(входит). Понятых и здесь много.
Урядник. Сейчас допрос снимем.
Никиту вяжут.
Акулина(подходит и становится рядом). Я скажу правду. Допрашивай и меня.
Никита(связанный). Нечего допрашивать. Все я один сделал. Мой и умысел, мое и дело. Ведите куда знаете. Больше ничего не скажу.
Занавес
Леонид Федорович Звездинцев, отставной поручик конной гвардии, владетель 24 тысяч десятин в разных губерниях. Свежий мужчина, около 60 лет, мягкий, приятный, джентльмен. Верит в спиритизм и любит удивлять других своими рассказами.
Анна Павловна Звездинцева, его жена, полная, молодящаяся дама, озабоченная светскими приличиями, презирающая своего мужа и слепо верящая доктору. Дама раздражительная.
Бетси, их дочь, светская девица, лет 20‑ти, с распущенными манерами, подражающими мужским, в pince‑nez.[1] Кокетка и хохотунья. Говорит очень быстро и очень отчетливо, поджимая губы, как иностранка.
Василий Леонидыч, их сын, 25‑ти лет, кандидат юридических наук, без определенных занятий, член общества велосипедистов, общества конских ристалищ и общества поощрения борзых собак. Молодой человек, пользующийся прекрасным здоровьем и несокрушимой самоуверенностью. Говорит громко и отрывисто. Либо вполне серьезен, почти мрачен, либо шумно‑весел и хохочет громко.
Алексей Владимирович Кругосветлов, профессор. Ученый, лет 50‑ти, с спокойными, приятно самоуверенными манерами и такою же медлительною, певучей речью. Охотно говорит. К не соглашающимся с собой относится кротко‑презрительно. Много курит. Худой, подвижный человек.
Доктор, лет 40, здоровый, толстый, красный человек. Громогласен и груб. Постоянно самодовольно посмеивается.
Марья Константиновна, девица лет 20‑ти, воспитанница консерватории, учительница музыки, с махрами на лбу, в преувеличенно модном туалете, заискивающая и конфузящаяся.
Петрищев, лет 28, кандидат филологических наук, ищущий деятельности, член тех же обществ, как и Василий Леонидыч, и, кроме того, общества устройства ситцевых и коленкоровы‑балов. Плешивый, быстрый в движениях и речи и очень учтивый.
Баронесса, важная дама, лет 50‑ти, неподвижная, говорит без интонаций.
Княгиня, светская дама, гостья.
Княжна, светская девица, гримасница, гостья.
Графиня, древняя дама, насилу движущаяся, с фальшивыми буклями и зубами.
Гросман, брюнет еврейского типа, очень подвижный, нервный, говорит очень громко.
Толстая барыня, Марья Васильевна Толбухина, очень важная, богатая и добродушная дама, знакомая со всеми замечательными людьми, прежними и теперешними. Очень толстая говорит поспешно, стараясь переговорить других. Курит.
Барон Клинген (Кокó), кандидат Петербургского университета, камер‑юнкер, служащий при посольстве. Вполне correct[2] и потому спокоен душою и тихо весел.
Дама.
Барин (без слов).
Сахатов, Сергей Иванович, лет 50‑ти, бывший товарищ министра, элегантный господин, широкого европейского образования, ничем не занят и всем интересуется. Держит себя достойно и даже несколько строго.
Федор Иваныч, камердинер, лет под 60. Образованный и любящий образование человек, злоупотребляющий употреблением pince‑nez и носового платка, который он медленно развертывает. Следит за политикой. Человек умный и добрый.
Григорий, лакей, лет 28, красавец собой, развратный, завистливый и смелый.
Яков, лет 40, буфетчик, суетливый, добродушный, живущий только деревенскими семейными интересами.
Семен, буфетный мужик, лет 20. Здоровый, свежий, деревенский малый, белокурый, без бороды еще, спокойный, улыбающийся.
Кучер, лет 35. Щеголь, с усами только, грубый и решительный.
Старый повар, лет 45, лохматый, небритый, раздутый, желтый, трясущийся, в нанковом летнем оборванном пальто к грязных штанах и опорках, говорит хрипло. Слова вырываются из него как бы через преграду.
Кухарка, говорунья, недовольная, лет 30.
Швейцар, отставной солдат.
Таня, горничная, лет 19‑ти, энергичная, сильная, веселая и быстро изменяющая настроение девушка. В минуты сильного возбуждения радости взвизгивает.
1‑й мужик, лет 60‑ти, ходил старшиной, полагает, что знает обхождение с господами, и любит себя послушать.
2‑й мужик, лет 45, хозяин, грубый и правдивый, не любит говорить лишнего. Отец Семена.
3‑й мужик, лет 70‑ти, в лаптях, нервный, беспокойный, торопится, робеет и разговором заглушает свою робость.
1‑й выездной лакей графини. Старик старого завета, с лакейской гордостью.
2‑й выездной и лакей, огромный, здоровый, грубый.
Артельщик из магазина. В синей поддевке, с чистым румяным лицом. Говорит твердо, внушительно и ясно.
Действие происходит в столице, в доме Звездинцевых.
Театр представляет переднюю богатого дома в Москве. Три двери: наружная, в кабинет Леонида Федоровича и в комнату Василья Леонидыча. Лестница наверх, во внутренние покои; сзади нее проход в буфет.
Григорий (молодой и красивый лакей, глядится в зеркало и прихорашивается).
Григорий. А жаль усов! Не годится, говорит, лакею усы! А отчего? Чтобы видно было, что ты лакей. А то как бы не превзошел сынка ее любезного. И есть кого! Хоть и без усов, а далеко ему… (Вглядывается с улыбкой.) И сколько их за мной волочатся! Только никто вот не нравится, как Таня эта! Простая горничная! Нда! А вот лучше барышни. (Улыбается.) Да и мила! (Прислушивается.) Вот, она и есть! (Улыбается.) Вишь, постукивает каблучками… в‑ва!..