Толстая барыня(к Сахатову). Что же тут не понимать? Это так просто… Очень, очень благодарю вас!
Леонид Федорович. Мне кажется, что теперь все ясно, и мы можем приступить.
Доктор. Малый в самых нормальных условиях: температура тридцать семь и две десятых, пульс семьдесят, четыре.
Профессор(вынимает книжку и записывает). Подтверждением того, что я имел честь сообщить, может служить то, что погружение медиума в сон неизбежно, как; мы сейчас и увидим, вызовет подъем температуры и пульса, точно так же, как и при гипнозе.
Леонид Федорович. Да, да, виноват, я только хотел сказать Сергею Иванычу на то, что он спрашивал: почему мы узнаем, что с нами общаются души умерших? Мы узнаем это потому, что тот дух, который приходит, прямо нам говорит, – просто, как я говорю, – говорит нам, кто он и зачем пришел, и где он, и хорошо ли ему? Последний сеанс был испанец дон Кастильос, и он все сказал нам. Он сказал нам, кто он, и когда умер, и то, что ему тяжело за то, что он участвовал в инквизиции. Мало того, он сообщил нам то, что с ним случилось в то самое время, как он говорил с нами, а именно то, что в то самое время, как он говорил с нами, он должен был вновь рождаться на землю и потому не мог докончить начатого с нами разговора. Да вот вы сами увидите…
Толстая барыня(перебивая). Ах, как интересно! Может быть, испанец у нас в доме родился и маленький теперь.
Леонид Федорович. Очень может быть.
Профессор. Я думаю, пора бы начинать.
Леонид Федорович. Я только хотел сказать…
Профессор. Поздно уж.
Леонид Федорович. Ну, хорошо. Так можем приступить. Пожалуйста, Антон Борисович, усыпите медиума…
Гросман. Как вы желаете, чтоб я усыпил субъекта? Есть много употребительных приемов. Есть способ Бреда, есть египетский символ, есть способ Шаркò.
Леонид Федорович(к профессору). Это все равно, я думаю.
Профессор. Безразлично.
Гросман. Так я употреблю свой способ, который я демонстрировал в Одессе.
Леонид Федорович. Пожалуйста!
Гросман машет руками над Семеном, Семен закрывает глаза и потягивается.
Гросман(приглядывается). Засыпает, заснул. Замечательно быстрое наступление гипноза. Очевидно, субъект уже вступил в анестетическое состояние. Замечательно, необыкновенно восприимчивый субъект и мог бы быть подвергнут интересным опытам!.. (Садится, встает, опять садится.) Теперь можно бы проколоть ему руки. Если желаете…
Профессор(к Леониду Федоровичу). Замечаете, как сон медиума действует на Гросмана? Он начинает вибрировать.
Леонид Федорович. Да, да… Теперь можно тушить?
Сахатов. Но почему же нужна темнота?
Профессор. Темнота? А потому что темнота есть одно из условий, при которых проявляется медиумическая энергия, так же как известная температура есть условие известных проявлений химической или динамической энергии.
Леонид Федорович. И не всегда. Многим, и мне, являлись и при свечах, и при солнце.
Профессор(перебивая). Можно тушить?
Леонид Федорович. Да, да. (Тушит свечи.) Господа! теперь прошу вниманья.
Таня вылезает из‑под дивана и берет в руки нитку, привязанную к бра.
Петрищев. Нет, мне понравился испанец. Как он, в середине разговора, вниз головой… что называется: piquer une tête.[22]
Бетси. Нет, вы подождите, посмотрите, что будет!
Петрищев. Я одного боюсь: как бы Вово не захрюкал поросенком.
Василий Леонидыч. Хотите? Я хвачу…
Леонид Федорович. Господа! прошу не разговаривать, пожалуйста…
Тишина. Семен лижет палец, мажет им косточки на руке и машет ими. Свет! Видите свет?
Сахатов. Свет! Да, да, вижу; но позвольте…
Толстая барыня. Где, где? Ах, не видала! Вот он. Ах!..
Профессор(к Леониду Федоровичу шепотом, указывая на Гросмана, который двигается). Вы заметьте, как он вибрирует. Двойная сила.
Опять показывается свет.
Леонид Федорович(к профессору). А ведь это он.
Сахатов. Кто он?
Леонид Федорович. Грек Николай. Его свет. Не правда ли, Алексей Владимирович?
Сахатов. Что такое грек Николай?
Профессор. Некий грек, монашествовавший при Константине в Царьграде и посещавший нас последнее время.
Толстая барыня. Где же он? Где же он? Я не вижу.
Леонид Федорович. Его нельзя еще видеть. Алексей Владимирович, он всегда особенно благосклонен к вам. Спросите его.
Профессор(особенным голосом). Николай! Ты это?
Таня стучит два раза о стену.
Леонид Федорович(радостно). Он! Он!
Толстая барыня. Ай, ай! Я уйду.
Сахатов. Почему же предполагается, что это он?
Леонид Федорович. А два удара. Утвердительный ответ; иначе было бы молчание…
Молчание. Сдержанный хохот в углу молодежи. Таня бросает на стол колпак с лампы, карандаш, утиралку перьев. (Шепотом.) Замечайте, господа, вот колпак с лампы. Еще что‑то. Карандаш! Алексей Владимирович, карандаш.
Профессор. Хорошо, хорошо. Я слежу и за ним и за Гросманом. Вы замечаете?
Гросман встает и оглядывает предметы, упавшие на стол.
Сахатов. Позвольте, позвольте. Я бы желал посмотреть, не производит ли всего этого сам медиум?
Леонид Федорович. Вы думаете? Так сядьте подле, держите его за руки. Но будьте уверены, он спит.
Сахатов(подходит, задевает головой за нитку, которую спускает Таня, и испуганно нагибается). Да… а‑а!.. Странно, странно. (Подходит, берет за локоть Семена. Семен рычит.)
Профессор(к Леониду Федоровичу). Слышите, как действует присутствие Гросмана? Новое явление, надо записать… (Выбегает и записывает, потом возвращается.)
Леонид Федорович. Да… Но нельзя же оставлять Николая без ответа, надо начинать…
Гросман(встает, подходит к Семену, поднимает и опускает его руку). Теперь интересно бы произвести контрактуру. Субъект в полном гипнозе.
Профессор(к Леониду Федоровичу). Вы видите, видите?
Гросман. Если вы желаете…
Доктор. Да уж позвольте, батюшка, Алексею Владимировичу распорядиться, штука‑то выходит серьезная.
Профессор. Оставьте его. Он говорит уже во сне.
Толстая барыня. Как я рада теперь, что решилась присутствовать. Страшно, но все‑таки я рада, потому что я мужу всегда говорила…
Леонид Федорович. Прошу помолчать.
Таня проводит ниткой по голове толстой барыни.
Толстая барыня. Ай!
Леонид Федорович. Что? Что?
Толстая барыня. Он меня за волосы взял.
Леонид Федорович(шепотом). Не бойтесь, ничего, подайте ему руку. Рука бывает холодная, но я это люблю.
Толстая барыня(прячет руку). Ни за что!
Сахатов. Да, странно, странно!
Леонид Федорович. Он здесь и ищет общения. Кто хочет спросить что‑нибудь?
Сахатов. Позвольте, я спрошу.
Профессор. Сделайте одолжение.
Сахатов. Верю я или нет?
Таня стучит два раза.
Профессор. Ответ утвердительный.
Сахатов. Позвольте, я еще спрошу. Есть у меня в кармане десятирублевая бумажка?
Таня стучит много раз и проводит ниткой по голове Сахатова. Ах!.. (Хватает нитку и обрывает ее.)
Профессор. Я бы просил присутствующих не делать неопределенных или шутливых вопросов. Ему неприятно.
Сахатов. Нет, позвольте, у меня в руке нитка.
Леонид Федорович. Нитка? Держите ее. Это часто бывает; не только нитка, но шелковые снурки, самые древние.
Сахатов. Нет, однако откуда же нитка?
Таня бросает в него подушкой. Позвольте, позвольте! Что‑то мягкое ударило меня в голову. Позвольте свет, – тут что‑нибудь…
Профессор. Мы просим вас не нарушать проявления.
Толстая барыня. Ради бога, не нарушайте! И я хочу спросить, можно?
Леонид Федорович. Можно, можно. Спрашивайте.
Толстая барыня. Я хочу спросить о своем желудке. Можно? Я хочу спросить, что мне принимать, аконит или белладонну?
Молчание, шепот в стороне молодых людей, и вдруг Василий Леонидыч кричит, как грудной ребенок: «Уа! уа!» Хохот. Захватывая носы и рты и фыркая, девицы с Петрищевым убегают. Ах, это верно, и этот монах опять родился!
Леонид Федорович(в бешенстве, гневным шепотом). Кроме глупости, от тебя ничего. Если не умеешь держать себя прилично, то уйди.
Василий Леонидыч уходит.
Леонид Федорович, профессор, толстая барыня, Сахатов, Гросман, доктор, Семен и Таня. Темнота, молчание.
Толстая барыня. Ах, как жаль! Теперь уж нельзя спрашивать. Он родился.
Леонид Федорович. Нисколько. Это глупости Вово. А он тут. Спрашивайте.
Профессор. Это часто бывает; эти шутки, насмешки – самое обыкновенное явление. Я полагаю, что он здесь еще. Впрочем, мы можем спросить. Леонид Федорович, вы?
Леонид Федорович. Нет, пожалуйста, вы. Меня это расстроило. Так неприятно! Эта бестактность!..
Профессор. Хорошо, хорошо!.. Николай! ты здесь еще?
Таня стучит два раза и звонит в колокольчик. Семен начинает рычать и разводить руками. Захватывает Сахатова и профессора и давит их. Какое неожиданное проявление! Воздействие на самого медиума. Этого не бывало. Леонид Федорович, наблюдайте, мне неловко. Он давит меня. Да смотрите, что Гросман? Теперь нужно полное внимание.
Таня бросает мужицкую бумагу на стол.
Леонид Федорович. Что‑то упало на стол.
Профессор. Смотрите, что упало.
Леонид Федорович. Бумага! Сложенный лист бумаги.
Таня бросает дорожную чернильницу. Чернильница!
Таня бросает перо. Перо!
Семен рычит и давит.
Профессор(задавленный). Позвольте, позвольте, совершенно новое явление: не вызванная медиумическая энергия действует, а сам медиум. Однако откройте чернильницу и положите на бумагу перо, он напишет, напишет.