Работник(подходит к печи и говорит старшому). Видишь: то последнюю краюшку не пожалел, а теперь за стаканчик чуть жену не прибил и меня к тебе, к черту, послал.
Старшой. Хорошо, очень хорошо. Хвалю!
Работник. Погоди еще. Дай они всю бутыль выпьют – посмотри, то ли еще будет. И теперь гладкие слова, масленые, говорят, а вот сейчас так начнут друг к дружке подольщаться, что все, как лисицы, хитрые сделаются.
Мужик. Так как же, старички, как же вы мое дело рассудите? Жил у меня дед, кормил я его, кормил, а он теперь сошел к дяде и хочет свою часть дома взять – дяде отдать. Рассудите, как лучше. Вы люди умные. Без вас мы как без головы. Уж против вас во всей деревне нет людей. Вот хоть бы Иван Федотыч, ведь и люди говорят, что первый человек. А я тебе, Иван Федотыч, правду говорю: больше отца‑матери люблю. А Михайла Степаныч – старинный друг.
1‑й старик(к хозяину). С хорошим человеком и говорить хорошо, – ума наберешься. Так‑то с тобой. Ведь против тебя не найдешь человека.
2‑й старик. Потому умный и ласковый; за то и люблю.
3‑й старик. Уж как я тебя жалею, что и слов нет. Я нынче бабе говорю.
4‑й старик. Дружок, истинно дружок.
Работник(толкает старшого.) Видишь! Всё врут. Как врозь, так друг дружку ругают. А теперь, видишь, как подмасливают, как лисицы хвостами виляют. А всё от питья.
Старшой. Хорошо питье! Очень хорошо. Коли они так врать будут, все наши будут. Хорошо, хвалю.
Работник. Погоди, дай другую бутыль выпьют, то ли еще будет.
Баба(подносит). Кушайте на здоровье.
1‑й старик. Не много ли будет? Будьте здоровы! (Пьет.) С хорошим человеком и выпить лестно.
2‑й старик. Нельзя не выпить. Будьте здоровы, хозяин с хозяюшкой!
3‑й старик. Дружки! здравствуйте!
4‑й старик. Вот так брага! Гуляй! Всё сделаем. Потому во всем моя воля.
1‑й старик. Твоя‑то – не твоя, а как постарше тебя скажут.
4‑й старик. Старше, да глупее. Поди ты корове под хвост.
2‑й старик. Чего ругаешься? Эх ты, дура!
3‑й старик. Он верно говорит. Потому хозяин нас угощает неспроста. Ему дело нужно. Дело можно рассудить. Только ты угости. Почет сделай. Потому я тебе нужен, а не ты мне. Ты кто? Ты свинье брат.
Мужик. Сам съешь. Что горло‑то дерешь? Не видали, что ли? Жрать‑то вы все здоровы.
1‑й старик. Ты что гордыбачишь? Вот я те нос‑то поправлю на сторону.
Мужик. Кто кого?
2‑й старик. Эка невидаль! Ну те к черту! Не хочу с тобой говорить, уйду.
Мужик(держит). Да ты что компанию расстраиваешь?
2‑й старик. Пусти! Свисну!
Мужик. Не пущу! Какую ты имеешь праву?
2‑й старик. А вот какую! (Бьет.)
Мужик(старикам). Заступитесь!
Свалка. Мужик и старики все вместе вдруг говорят.
1‑й старик. Потому, значит, гу… ляем!
2‑й старик. Все я могу!
3‑й старик. Давай еще!
Мужик(кричит бабе). Давай еще бутыль!
Все садятся опять за стол и пьют.
Работник(старшому). Теперь видел? Заговорила в них волчья кровь. Как волки, все злы сделались.
Старшой. Хорошо питье! Хвалю.
Работник. Погоди. Дай еще третью бутыль выпьют, то ли еще будет.
Занавес
Сцена представляет улицу. Справа старики сидят на бревнах, между ними дед. В середине водят хороводы бабы, девки и парни. Играют плясовую и пляшут. Из избы слышатся шум, пьяные крики; выходит старик и кричит пьяным голосом; за ним хозяин, уводит его назад.
Дед. Ах, грехи, грехи! Чего еще нужно? Будни работай, пришел праздник – помойся, сбрую оправь, отдохни, с семейными посиди, поди на улицу к старикам, общественное дело посуди. А молод – что ж, и поиграй! Вон хорошо играют, смотреть весело. Честно, хорошо.
Крик в избе. А то это что? Только людей смущают да чертей радуют. А всё от жиру!
Из избы вываливаются пьяные, идут к хороводам, кричат, хватают девок.
Девки. Брось, дядя Карп, что ты!
Парни. Уйти надо на проулок. А то какая же тут игра!
Уходят все, кроме пьяных и деда.
Мужик(идет к деду, показывает шиш). Что, взял? Всё мне старики обещали присудить. Тебе вот что! На, выкуси. Всё мне отдали, тебе ничего. Вот они скажут.
1‑й, 2‑й, 3‑й, 4‑й старшей в один голос.
1‑й старик. Потому я всю правду могу рассудить.
2‑й старик. Я всякого переспорю, потому я сам с усам!
3‑й старик. Друг! дружок, дружочек!
4‑й старик. Ходи изба, ходи печь, хозяюшке негде лечь! Гуляем!
Ухватываются старики по двое и, шатаясь, идут и уходят – одна пара, потом другая. Хозяин идет к дому, не доходит, спотыкается, падает и бормочет что‑то непонятное, подобно хрюканью. Дед с мужиками поднимается и уходит.
Выходит старшой с работником.
Работник. Видел? Теперь заговорила свиная кровь. Из волков свиньями поделались. (Показывает на хозяина.) Лежит, как боров в грязи, хрюкает.
Старшой. Заслужил! Сначала как лисицы, потом как волки, а теперь как свиньи сделались. Ну, уж питье! Скажи ж, как ты такое питье сделал? Должно, ты туда лисьей, волчьей и свиной крови пустил.
Работник. Нет, я только хлеба лишнего зародил. Как было у него хлеба с нужду, так ему и краюшки не жаль было; а как стало девать некуда, и поднялась в нем лисья, волчья и свиная кровь. Звериная кровь всегда в нем была, только ходу ей не было.
Старшой. Ну, молодец! Заслужил краюшку. Теперь только бы вино пили, а они у нас в руках всегда будут!
Занавес
А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделени‑ем, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.
Если же правый глаз соблазня‑ет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.
Мф. V, 28, 29
Петр – мужик богатый, 42‑х лет, женат 2‑м браком, болезненный.
Анисья – его жена, 32‑х лет, щеголиха.
Акулина – дочь Петра от первого брака, 16‑ти лет, крепка на ухо, дурковатая.
Анютка – вторая дочь, 10‑ти лет.
Никита – их работник, 25‑ти лет, щеголь.
Аким – отец Никиты, 50‑ти лет, мужик невзрачный, богобоязненный.
Матрена – его жена, 50‑ти лет.
Марина – девка‑сирота, 22‑х лет.
Действие происходит осенью в большом селе. Сцена представляет просторную избу Петра. Петр сидит на лавке, чинит хомут. Анисья и Акулина прядут.
Петр, Анисья и Акулина. Последние поют в два голоса.
Петр(выглядывает из окна). Опять лошади ушли. Того и гляди, жеребенка убьют. Микита, а Микита! Оглох! (Прислушивается. На баб:) Будет вам, не слыхать ничего.
Голос Никиты(с надворья). Чего?
Петр. Лошадей загони.
Голос Никиты. Загоню, дай срок.
Петр(качая головой). Уж эти работники! Был бы здоров, ни в жисть бы не стал держать. Один грех с ними… (Встает и опять садится.) Микит!.. Не докличешься. Подите, что ль, кто из вас. Акуль, поди загони.
Акулина. Лошадей‑то?
Петр. А то чего ж?
Акулина. Сейчас. (Уходит.)
Петр и Анисья.
Петр. Да и лодырь малый, нехозяйственный. Коли повернется, коли что.
Анисья. Сам‑то ты больно шустер, с печи да на лавку. Только с людей взыскивать.
Петр. С вас не взыскивать, так в год дома не найдешь. Эх, народ!
Анисья. Десять дедов в руки сунешь, да и ругаешься. На печи лежа приказывать легко.
Петр(вздыхая). Эх, кабы не хворь эта привязалась, и дня бы не стал держать.
За сценой голос Акулины: «Псе, псе, псе…» Слышно, жеребенок ржет, и лошади вбегают в ворота.
Ворота скрипят. Бахарить – вот это его дело. Право, не стал бы держать.
Анисья(передразнивая). Не стану держать. Ты бы сам поворочал, тогда бы говорил.
Те же и Акулина.
Акулина(входит). Насилу загнала. Всё чалый…
Петр. Микита‑то где ж?
Акулина. Микита‑то? На улице стоит.
Петр. Чего ж он стоит?
Акулина. Чего стоит‑то? Стоит за углом, калякает.
Петр. Не добьешься от нее толков. Да с кем калякает‑то?
Акулина(не расслышав). Чего?
Петр махает на Акулину рукой; она садится за пряжу.
Те же и Анютка.
Анютка(вбегает. К матери). К Микитке отец с матерью пришли. Домой берут жить, однова дыхнуть.
Анисья. Врешь?
Анютка. Пра! сейчас умереть! (Смеется.) Я мимо иду, Микита и говорит: прощай, говорит, теперь, Анна Петровна. Приходи ужо ко мне на свадьбу гулять. Я, говорит, ухожу от вас. Смеется сам.
Анисья(к мужу). Не больно тобою нуждаются. Вон он и сам сходить собрался… «Сгоню!», говорит…
Петр. И путай идет; разве других не найду?
Анисья. А деньги‑то зададены?..
Анютка подходит к двери, слушает, что говорят, и уходит.
Анисья, Петр и Акулина.
Петр(хмурится). Деньги, коли что, летом отслужит.
Анисья. Да ты рад отпустить, – тебе с хлеба долой. Да зиму‑то я одна и ворочай, как мерин какой. Девка‑то не больно охоча работать, а ты на печи лежать будешь. Знаю я тебя.
Петр. Да что, ничего не слыхамши, попусту язык трепать.
Анисья. Полон двор скотины. Не продал корову‑то и овец всех на зиму пустил, корму и воды не наготовишься, – а работника отпустить хочешь. Да не стану я мужицкую работу работать! Лягу, вот как ты же, на печь – пропадай все; как хочешь, так и делай.
Петр(к Акулине). Иди за кормом‑то, что ли, – пора.
Акулина. За кормом? Ну, что ж. (Надевает кафтан и берет веревку.)
Анисья. Не буду я тебе работать. Буде уж, не стану. Работай сам.
Петр. Да буде. Чего взбеленилась? Ровно овца круговая.