Смекни!
smekni.com

Толстой Собрание сочинений том 11 драматические произведения 1864-1910 (стр. 42 из 85)

Борис. Нет, не угодно. Можете мучать меня, как хотите, но делайте вы, а я помогать вам не буду. (Горячо.) Оставьте.

Доктор пожимает звонок. Входят два сторожа.

Явление седьмое

Те же и сторожа.

Старший доктор. Вы успокойтесь. Я понимаю, что нервы ваши подняты. Не хотите ли пройти в ваше отделение?

Входит младший доктор.

Явление восьмое

Те же и младший доктор.

Младший доктор. Тут приехали к Черемшанову посетители.

Борис. Кто такие?

Младший доктор. Сарынцев с дочерью.

Борис. Я бы желал видеть их.

Старший доктор. Что же, просите. Вы можете здесь принять их. (Уходит. За ним младший доктор и сторожа.)

Входят Николай Иванович и Люба. Княгиня глядит в дверь и говорит: «Идите, я после».

Явление девятое

Борис, Николай Иванович и Люба.

Люба(прямо подходит к нему, берет его за голову и целует). Бедный Борис!

Борис. Нет, не жалей меня. Мне так хорошо. Так радостно. Так легко. Здравствуйте! (Целуются с Николаем Ивановичем.)

Николай Иванович. Я пришел сказать тебе одно, главное: первое, что в таких делах хуже переделать, чем не доделать; и во‑вторых, то, что в этом деле надо поступать, как сказано в Евангелии, не думать вперед: я так сделаю, я то скажу, «и когда поведут вас к правителям, не думайте, что будете говорить, дух божий будет говорить в вас». То есть не тогда делать, когда рассудил, что так надо, а когда всем существом чувствуешь, что не можешь поступить иначе.

Борис. Я так и делал. Я не думал, что я откажусь. Но когда увидал всю эту ложь, эти зерцала, бумаги, полицию, курящих членов, я не мог не сказать то, что сказал. И было страшно. Но только до тех пор, пока не начал, а потом так просто, так радостно.

Люба сидит и плачет.

Николай Иванович. Главное же, не делай ничего для славы людской, для того, чтобы одобрили те, чьим мнением ты дорожишь. Про себя я смело говорю тебе, что, если ты сейчас примешь присягу, станешь служить, я буду любить и уважать тебя не меньше, больше, чем прежде, потому что дорого не то, что сделалось в мире, а то, что сделалось в душе.

Борис. Разумеется, потому что если сделалось в душе, то и в мире перемена будет.

Николай Иванович. Вот я сказал тебе. Мать твоя тут. И она страшно убита. Если можешь сделать, что она просит, – сделай, это я хотел сказать тебе.

В коридоре слышны безумные вопли. Врывается больной, за ним сторожа и утаскивают его.

Люба. Это ужасно! И ты будешь здесь! (Плачет.)

Борис. Мне не страшно это, мне ничего не страшно теперь. Мне так хорошо! Мне одно страшно: твое отношение к этому. И ты помоги мне. Я уверен, ты поможешь мне.

Люба. Разве я могу радоваться?

Николай Иванович. Не радоваться, это нельзя, и я не радуюсь, я страдаю за него и с какой бы радостью заместил его, но я страдаю и знаю, что это хорошо.

Люба. Хорошо. Но когда же его выпустят?

Борис. Никто не знает. Я не думаю о будущем. Настоящее так хорошо. И ты можешь сделать его лучше.

Входит княгиня.

Явление десятое

Те же и княгиня.

Княгиня. Нет, не могу больше ждать. (К Николаю Ивановичу.) Ну, что же, уговорили его? Согласен? Боря, голубчик. Ведь ты пойми, что мне терпеть. Тридцать лет одной жизни для тебя. Растить, радоваться. И когда все готово, сделалось, вдруг отказаться от всего! Тюрьма, позор. Да нет. Боря!

Борис. Мама, ты послушай.

Княгиня. Что же вы не говорите ничего? Вы погубили его, вы и должны уговорить его. Вам хорошо. Люба, говори же ему.

Люба. Что я могу?

Борис. Мама! Ты пойми, что есть вещи, которых нельзя, так же нельзя, как нельзя летать. Так я не могу служить.

Княгиня. Выдумал, что не можешь. Вздор. Служили все и служат. Выдумали с Николаем Ивановичем какое‑то христианство. Это не христианство, а дьявольское учение, которое заставит всех страдать.

Борис. Так к сказано в Евангелии.

Княгиня. Ничего не сказано, а если сказано, то глупо сказано. Голубчик, Боря, пожалей меня. (Бросается ему на шею и плачет.) Вся моя жизнь была одно горе. Единственный просвет радости, и ты из него делаешь муку. Боря! Пожалей меня…

Борис. Мама, мне тяжело ужасно. Но я не могу вам сказать.

Княгиня. Ну, не отказывайся, скажи, что подумаешь.

Николай Иванович. Скажи, что подумаешь, и подумай.

Борис. Ну, хорошо. Но и вы, мама, пожалейте меня. Мне тоже трудно.

Слышны опять вопли в коридоре. Я ведь в сумасшедшем доме, можно и точно с ума сойти.

Явление одиннадцатое

Те же и старший доктор.

Старший доктор(входя). Сударыня, это может иметь очень дурные последствия. Ваш сын в возбужденном состоянии. Я думаю, надо прекратить свиданье. В дни свиданий – четверг, воскресенье – прошу, пожалуйста, до двенадцати.

Княгиня. Ну, хорошо, хорошо, я уйду. Боря, прощай. Подумай, пожалей меня и в четверг встреть радостно. (Целует.)

Николай Иванович(подает руку). Думай с богом, как будто ты наверно завтра умрешь. Тогда только решишь верно. Прощай.

Борис(подходит к Любе). Что же ты мне скажешь?

Люба. Я не могу лгать. Я не понимаю, зачем мучать себя и всех. Я не понимаю и ничего не могу сказать. (Плачет и уходит.)

Явление двенадцатое

Борис один.

Борис. Ах, как трудно! Ах, как трудно! Господи, помоги мне! (Молится.)

Входят сторожа с халатом.

Явление тринадцатое

Борис и сторожа.

Сторож. Пожалуйте переодеться.

Борис переодевается.

Занавес

Действие четвертое

В Москве. Прошел год после третьего действия. Зала в доме Сарынцевых приготовлена для танцевального вечера под фортепиано. Лакеи устанавливают цветы перед роялем. Входит Марья Ивановна в нарядном шелковом платье с Александрой Ивановной.

Явление первое

Марья Ивановна, Александра Ивановна и лакеи.

Марья Ивановна. Какой же бал? Не бал, а просто вечерок, une sauterie, как говорили прежде, для adolescents.[67] Ведь не могу же я посылать своих танцевать. И спектакль был у Маковых, и танцевали везде. Надо мне отплатить.

Александра Ивановна. Боюсь, Nicolas это очень неприятно.

Марья Ивановна. Что ж делать! (Лакею.) Сюда поставьте. Бог видит, как бы я желала не делать ему неприятного. Но я думаю, что он вообще теперь уже не так требователен.

Александра Ивановна. О нет. Он только не выказывает. Он прошел к себе после обеда очень расстроенный.

Марья Ивановна. Ну, что же делать? Что же делать? Ведь всем жить надо. Ведь их восемь человек. И если их дома не веселить, то они бог знает что будут делать. Я по крайней мере теперь об Любе так счастлива.

Александра Ивановна. Разве он сделал предложение?

Марья Ивановна. Все равно что сделал. Он говорил с ней, и она сказала, что да.

Александра Ивановна. Это опять будет ужасный удар для него.

Марья Ивановна. Да он знает. Он не может не знать.

Александра Ивановна. Он не любит его.

Марья Ивановна(лакеям). Фрукты поставьте на буфет. Кого? Александра Михайловича? Разумеется, не любит, потому что это отрицание всех его теорий: светский, милый, приятный и добрый человек. Ах, этот ужасный кошмар Бориса Черемшанова! Что он?

Александра Ивановна. Лизанька ходила к нему. Он все там же. Говорят, ужасно похудел, и доктора боятся за его жизнь или рассудок.

Марья Ивановна. Да, вот это жертва ужасная его идей. За что погиб? Я никогда не желала.

Входит тапёр.

Явление второе

Те же и тапёр.

Марья Ивановна(к нему). Вы для танцев?

Тапер. Да, я тапер.

Марья Ивановна. Пожалуйста, садитесь, подождите. А то не хотите ли чаю?

Тапер. Нет, благодарю вас. (Идет к роялю.)

Марья Ивановна. Никогда не желала. Я Борю любила, но все‑таки это не была партия для Любы. Особенно когда он увлекся идеями Николая Ивановича.

Александра Ивановна. Все‑таки удивительная сила убеждения. Ведь как он страдает. Ему говорят, что если он не согласится, его или оставят там, или в крепость. Он все то же отвечает. И Лизанька говорила, что радостен, весел даже.

Марья Ивановна. Фанатики. А вот и Александр Михайлович.

Входит во фраке блестящий Александр Михайлович Старковский.

Явление третье

Те же и Старковский.

Старковский. Я рано приехал. (Целует руку у обеих.)

Марья Ивановна. Тем лучше.

Старковский. А Любовь Николаевна? Она собиралась так много танцевать. За все пропущенное. Я взялся помогать ей.

Марья Ивановна. Она разбирает котильон.

Старковский. Я пойду помогу ей, можно?

Марья Ивановна. Прекрасно.

Старковский уходит. Навстречу ему идет Люба, несет подушку, звезды, ленты.

Явление четвертое

Те же и Люба.

Люба(в вечернем наряде, не декольте). А вот и вы. Отлично. Помогайте мне. Там в гостиной еще две подушки, несите всё сюда. Здравствуйте, здравствуйте.

Старковский. Лечу. (Уходит.)

Явление пятое

Марья Ивановна, Александра Ивановна и Люба.

Марья Ивановна(Любе). Послушай, Люба. Нынче будут знакомые, будут намекать, спрашивать. Можно объявить?

Люба. Нет, мамá, нет, зачем? Пускай спрашивают. Папá будет неприятно.

Марья Ивановна. Да ведь он знает или догадывается, рано или поздно надо будет сказать ему. Я думаю, что лучше объявить нынче. Ведь c'est le secret de la comédie.[68]

Люба. Нет, нет, мамá, пожалуйста. Это значит отравить весь вечер. Нет, не надо.

Марья Ивановна. Ну, как хочешь.

Люба. Так вот что: в конце вечера, перед ужином.

Входит Старковский.

Явление шестое

Те же и Старковский.

Люба. Ну, несете?

Марья Ивановна. Ну, я пойду Наташу посмотрю. (Уходит с Александрой Ивановной.)

Явление седьмое

Люба и Старковский.

Старковский(несет три подушки, поддерживая подбородком, и роняет дорогой). Любовь Николаевна, не трогайте, я подберу. Ну, наделали вы. Надо только уметь распорядиться. Ваня, иди.