Петушков. Как всегда…
Федя. Нет. Я уверен и знаю, что они оставались чисты. Он, религиозный человек, считал грехом брак без благословенья. Ну, стали требовать развод, чтоб я согласился. Надо было взять на себя вину. Надо было всю эту ложь… И я не мог. Поверите ли, мне легче было покончить с собой, чем лгать. И я уже хотел покончить. А тут добрый человек говорит: зачем? И все устроили. Прощальное письмо я послал, а на другой день нашли на берегу одежду и мой бумажник, письма. Плавать я не умею.
Петушков. Ну, а как же тело‑то, не нашли же?
Федя. Нашли. Представьте. Через неделю нашли тело какое‑то. Позвали жену смотреть. Разложившееся тело. Она взглянула. – Он? – Он. – Так и осталось, Меня похоронили, а они женились и живут здесь и благоденствуют. А я – вот он. И живу и пью. Вчера ходил мимо их дома. Свет в окнах, тень чья‑то прошла по сторе. И иногда скверно, а иногда ничего. Скверно, когда денег нет… (Пьет.)
Артемьев(подходит). Ну, уж простите, слышал вашу историю. История очень хорошая и, главное, полезная. Вы говорите – скверно, когда денег нет. Это нет сквернее. А вам в вашем положении надо всегда иметь деньги. Ведь вы труп. Хорошо.
Федя. Позвольте. Я не вам рассказывал и не желаю ваших советов.
Артемьев. А я желаю их вам подать. Вы труп, а если оживете, то что они‑то – ваша супруга с господином, которые благоденствуют, – они двоеженцы и в лучшем случае проследуют в не столь отдаленные. Так зачем же вам без денег быть?
Федя. Прошу вас оставить меня.
Артемьев. Просто пишите письмо. Хотите, я напишу, только дайте адрес, а вы меня поблагодарите.
Федя. Убирайтесь. Я вам говорю. Я вам ничего не говорил.
Артемьев. Нет, говорили. Вот он свидетель. Половой слышал, что вы говорили, что труп.
Половой. Мы ничего не знаем.
Федя. Негодяй.
Артемьев. Я негодяй? Эй, городовой. Акт составить.
Федя встает и уходит. Артемьев держит его. Приходит городовой.
Занавес
Действие в деревне, на террасе, обросшей плющом.
Анна Дмитриевна Каренина, Лиза беременная, нянька с ребенком.
Лиза. Теперь уж едет со станции.
Мальчик. Кто едет?
Лиза. Папа.
Мальчик. Папа едет со станции?
Лиза. C'est étonnant comme il l'aime, tout‑à‑fait comme son père.[91]
Анна Дмитриевна. Tant mieux. Se souvient‑il de son père véritable?.[92]
Лиза(вздыхает). Я не говорю ему. Думаю, зачем его путать? А потом думаю, что надо сказать ему. Вы как думаете, maman?
Анна Дмитриевна. Я думаю, Лиза, что это дело чувства, и если ты отдашься своему чувству, твое сердце подскажет тебе, что и когда надо сказать. Как удивительно умиротворяет смерть. Признаюсь, было время, когда он, Федя, – ведь я его знала ребенком, – был мне неприятен, но теперь я только помню его милым юношей, другом Виктора и тем страстным человеком, который хоть и незаконно, нерелигиозно, но пожертвовал собой для тех, кого любил. On aura beau dire, l'action est belle…[93] Надеюсь, Виктòр не забудет привезти шерсти, сейчас вся выйдет. (Вяжет.)
Лиза. Вот он и едет.
Слышны колеса и бубенчик. Лиза встает и подходит к краю террасы. Кто‑то с ним, дама. Маша! Я ее сто лет не видала. (Идет к двери.)
Те же. Входят Каренин и Марья Васильевна.
Марья Васильевна[94](целуется с Лизой и Анной Дмитриевной). Виктòр меня встретил и увез.
Анна Дмитриевна. Прекрасно сделал.
Марья Васильевна. Да, разумеется. Думаю, когда еще увижу, и опять отложу, вот и приехала, если не прогоните, – до вечернего поезда.
Каренин(целует жену и мать и мальчика). А я как счастлив, поздравьте меня. Два дня дома. Завтра вес без меня сделают.
Лиза. Прекрасно. Два дня. Давно не бывало. Съездим в пустынь. Да?
Марья Васильевна. Как похож! Какой молодец! Только бы не все наследовал: сердце отцовское.
Анна Дмитриевна. Но не слабость.
Лиза. Всё, всё. Виктóр согласен со мной, что если бы только смолоду оно было направлено.
Марья Васильевна. Ну, я этого ничего не понимаю. Я только не могу подумать о нем без слез.
Лиза. И мы тоже. Как он вырос в нашей памяти.
Марья Васильевна. Да, я думаю.
Лиза. Как казалось неразрешимо одно время. И как вдруг все разрешилось.
Анна Дмитриевна. Ну, Виктòр, привез шерсть?
Каренин. Привез, привез. (Берет мешок и выбирает.) Вот шерсть, вот одеколон, и вот письма, и вот конверт казенный на твое имя (подает жене). Ну‑с, Марья Васильевна, если вам угодно помыться, то я проведу вас. Мне и самому нужно почиститься, а то сейчас обедать. Лиза! Ведь в нижнюю угловую Марью Васильевну?
Лиза, бледная, трясущимися руками держит бумагу и читает. Что с тобой? Лиза! Что там?
Лиза. Он жив. Боже мой! Когда он освободит меня! Виктòр! Что это? (Рыдает.)
Каренин(берет бумагу и читает). Это ужасно.
Анна Дмитриевна. Что, да скажи же.
Каренин. Это ужасно. Он жив. И она двоемужница, и я преступник. Это бумага от судебного следователя, который требует к себе Лизу.
Анна Дмитриевна. Какой ужасный человек… Зачем он это сделал?
Каренин. Все ложь, ложь.
Лиза. О, как я ненавижу его. Я не знаю, что я говорю. (Уходит в слезах. Каренин за нею.)
Анна Дмитриевна и Марья Васильевна.
Марья Васильевна. Как же он остался жив?
Анна Дмитриевна. Знаю только, что как только Виктор прикоснулся к этому миру грязи, они затянут его. Вот и затянули. Все обман, все ложь.
Занавес
Камера судебного следователя.
Судебный следователь. Мельников и письмоводитель.
Судебный следователь(сидит за столом и разговаривает с Мельниковым. Сбоку письмоводитель. Перебирает бумаги). Да я ей никогда этого не говорил. Она выдумала, а потом меня упрекает.
Мельников. Она не упрекает, а огорчается.
Судебный следователь. Ну хорошо, я приду обедать. А теперь дело очень интересное. (Письмоводителю.) Просите.
Письмоводитель. Обоих?
Судебный следователь(кончая курить и пряча папиросу). Нет, одну госпожу Каренину, или, правильнее, по первому мужу – Протасову.
Мельников(уходя). А, это Каренина.
Судебный следователь. Да. Грязное дело. Положим, я еще только начинаю расследование, но нехорошо. Ну, прощай.
Мельников уходит.
Судебный следователь, письмоводитель и Лиза под вуалью, в черном, входит.
Судебный следователь. Прошу покорно. (Указывая на стул.) Поверьте, что очень сожалею о необходимости делать вам вопросы, но мы поставлены в необходимость… Пожалуйста, успокойтесь и знайте, что вы можете не отвечать на вопросы. Только мое мнение, что нам, да и для всех лучше – правда. Всегда лучше и даже практичнее.
Лиза. Мне нечего скрывать.
Судебный следователь. Так вот. (Смотрит в бумаги.). Ваше имя, звание, исповедание – это все я записал – так?
Лиза. Да.
Судебный следователь. Вы обвиняетесь в том, что вы, зная о том, что ваш муж жив, вышли замуж за другого.
Лиза. Я не знала.
Судебный следователь. И еще в том, что уговорили своего мужа, подкупив его деньгами, совершить обман – подобие самоубийства, с тем чтобы освободиться от него.
Лиза. Все это неправда.
Судебный следователь. Так вот позвольте несколько вопросов. Переслали вы ему в июле прошлого года деньги тысячу двести рублей?
Лиза. Деньги эти были его деньги. Они были выручены за его вещи. И в то время как я рассталась с ним и ждала от него развода, я послала их ему.
Судебный следователь. Так‑с. Очень хорошо. Деньги эти посланы семнадцатого июля, то есть за два дня до его исчезновения.
Лиза. Кажется, что семнадцатого июля. Я не помню.
Судебный следователь. А почему прекращены были ходатайства в консистории в то же время и было отказано адвокату?
Лиза. Не знаю.
Судебный следователь. Ну‑с, а когда полиция пригласила вас свидетельствовать труп, каким образом признали вы в нем своего супруга?
Лиза. Я была так взволнована тогда, что не смотрела на тело. И так была уверена, что это он, что, когда меня спросили, я ответила, кажется, что он.
Судебный следователь. Да, вы не рассмотрели от весьма понятного волнения. Хорошо‑с. Ну‑с, а почему, позвольте узнать, от вас ежемесячно была посылка денег в Саратов, в тот самый город, в котором проживал ваш первый муж?
Лиза. Деньги эти посылал мой муж. И я не могу сказать про их назначение, так как это не моя тайна. Но только они не посылались Федору Васильевичу. Мы были твердо уверены, что его нет. Это я могу вам верно сказать.
Судебный следователь. Очень хорошо. Одно позвольте вам заметить, милостивая государыня, мы слуги закона, но это не мешает нам быть людьми. И поверьте, что я понимаю вполне ваше положение и принимаю участие в нем. Вы были связаны с человеком, который тратил имущество, делал неверности, ну, одним словом, делал несчастье вам.
Лиза. Я любила его.
Судебный следователь. Да, но все‑таки вам естественно желание освободиться, и вы избрали этот более простой путь, не подумав о том, что это приведет вас к тому, что считается преступлением двоебрачия, – это понятно и мне. И присяжные поймут это. И потому я бы советовал вам открыть все.
Лиза. Мне нечего открывать. Я никогда не лгала. (Плачет.) Я не нужна больше?
Судебный следователь. Я бы попросил вас побыть еще здесь. Я не буду, не буду больше беспокоить вас вопросами. Только извольте прочесть и подписать вот допрос. Так ли выражены ваши ответы? Прошу покорно сюда. (Указывает кресло у окна. К письмоводителю.) Попросите господина Каренина.
Те же. Входит Каренин, строго, торжественно.