Марья Дмитриевна. Не в поваре дело, а если кто из наших придет…
Хрисанф Васильевич. Позвольте, позвольте, господа. Вы меня измазали и приклеили. Приклеили двояко.
Наталья Павловна. А стихов все‑таки нет.
Марья Дмитриевна. Ну, как хотите с вашим вдохновеньем, а мы будем клеить.
Хрисанф Васильевич(в сторону). «С именинами поздравить…» Нет, не хорошо. «Поздравление принесть…» (Подумав.) Возьму готовое… Пожалуйте, Марья Дмитриевна, готово. (Декламирует.)
Хоть поздравлять несовременно
В костюме грации с цветами,–
Я консерватор совершенно,
Я занята одними вами!
Позвольте еще?
Марья Дмитриевна. Довольно. Отлично, очень хорошо. Мы в костюмах трех граций поднесем ему вензель, и я спою стихи. Очень вам благодарна, Хрисанф Васильевич. (Жмет руку студенту.)
В это время отворяется окно и показывается голова Семена Иваныча. (Испуганно, между тем как девочки закрывают фонари.) Ах, Семен Иваныч, не ходи сюда, не ходи!
Семен Иваныч(глядит с ужасом на жену). А, вы все здесь. Я очень рад, что вам весело. Хорошо, хорошо, я уйду.
Наталья Ивановна. Боже мой, он все видел!
Люба. Не видал, не видал!
Марья Дмитриевна. Где же этот проклятый Николенька? Люба, притащи его сюда.
Люба убегает и сталкивается с Николенькой.
Николенька(вбегает). Идет, сам идет.
Марья Дмитриевна. Что ты наделал?
Люба. Где ты был?
Наталья Павловна. Ах, все пропало!
Хрисанф Васильевич. Неверный раб, я заставил тебя караулить вертоград мой, а ты спал.
Все тормошат Николеньку.
Люба. Защекочу.
Наталья Павловна. А я сажей вымажу.
Николенька(барахтается). Пустите, пустите!
Те же, Фиона Андреевна.
Фиона Андреевна(с ужасом). Батюшки, ребенка задушили. Кузьма! люди! народ!
Хрисанф Васильевич. Сударыня! сколь ни приятно нам ваше общество, но в настоящую минуту мы без слез обойдемся без оного.
Фиона Андреевна. Тьфу ты!
Люба. Идите, ступайте. (Захлопывает дверь.)
Фиона Андреевна(жалобно, показывая разорванное платье). Креп‑рашелевое! Благодетельница подарила!
Марья Дмитриевна. Ну вас с благодетельницей!
Фиона Андреевна(выглядывает из двери). Ай, страсти какие, стюдент чертом нарядился! Все пойду расскажу. (Уходит.)
Марья Дмитриевна. Ступайте. Николенька, беги на часы, а мы примемся за дело.
Хрисанф Васильевич. Что ж это она, однако, сказала, что студент чертом нарядился? Дай посмотрю. (Смотрится в зеркало и с досадой срывает бумажку). Как глупо. Ничего остроумного нет. Покорно вас благодарю, Наталья Павловна, это все ваше остроумие. (Надевает сюртук.)
Люба. Это вовсе не Наташа, а она сама приклеилась.
Наталья Павловна и Марья Дмитриевна. Сама, сама.
Хрисанф Васильевич. Какое недоразвитие!
Марья Дмитриевна. Ну полноте, Хрисанф Васильевич. Как это шутки не понимать! Однако мне надо идти, как бы не хватились.
Николенька(бежит). Идет, идет сама, распросама!
Бегают без толку кругом стола, кричат: «Батюшки!»
Марья Дмитриевна. Полноте, несите все вон, прячьте!
Все убегают, кроме Марьи Дмитриевны и Хрисанфа Васильевича.
Марья Дмитриевна, Хрисанф Васильевич и Глафира Федоровна.
Глафира Федоровна. Мило, очень мило. Simon, бедный Simon! И ты не пожалела моих седых волос. Для кого? Хорош, помазилка!
Хрисанф Васильевич(с достоинством). Какое вы имеете право?
Марья Дмитриевна. После, maman, после все расскажу. Пойдемте, Хрисанф Васильевич. (Уводит студента.)
Глафира Федоровна одна, потом Фиона Андреевна.
Глафира Федоровна(одна). Ни стыда, ни совести! Так, сударыня! Взяла под ручки своего возлюбленного и пошла. Бог мой! Нет, я не перенесу этого. Фиона Андреевна! Фиона Андреевна!
Фиона Андреевна(вбегает). Благодетельница!
Глафира Федоровна и Фиона Андреевна раскладывают карты.
Фиона Андреевна. И слышит она необыкновенный треск, глядит, а у ней под образами круги, все круги…
Глафира Федоровна. Да что за круги?
Фиона Андреевна. Уж это ей, матушка, так бог дал знамение… Ну‑с, вот она и пошла к старцу, приходит в келью, глядь, а там свинья сидит… бес над ней. Она так и хлопнулась. Спасибо, послушник вошел, спрыснул ее, говорит: это ничего, он у нас блаженный! Иной раз бог знает чем прикинется.
Глафира Федоровна(отдает ей карты). Помешайте карты.
Фиона Андреевна. Извольте, матушка. Вот, сударыня моя, старец этот и посоветовал: поди, мол, к Соловецким.
Глафира Федоровна. Куда?
Фиона Андреевна. К Соловецким, матушка. Ну‑с, она и пошла, – шла, шла, а он‑то все в глазах…
Глафира Федоровна. Кто?
Фиона Андреевна. Да бес‑то. И заболи‑то у нее вдруг нога, шишка.
Глафира Федоровна. Что?
Фиона Андреевна. Шишка, да вот на самом на этом месте – на щиколке. Как тут быть? Остановилась она у старушки, а старец, отец Анфилогий ей сказал: смотри никогда на правом боку не спи, потому – он тут сидит…
Глафира Федоровна. Да что ты, мать моя, так бестолково рассказываешь? Да кто сидит‑то?
Фиона Андреевна. Он, матушка. Да как же, – отец Анфилогий говорит: при рождении кажного человека, в писании сказано…
Глафира Федоровна. Да ну, будет вам! У меня не то в голове. Где Сеня‑то наш? Бедный Simon! Подумать не могу. Вон и он, уйдемте. (Уходят.)
Семен Иваныч один, потом Наталья Павловна.
Семен Иваныч(входит мрачный). Нет, я не могу этого терпеть больше. Маменька призвала меня и решительно объявила, что она сама видела, как моя жена говорила тайно с этим господином. Она говорит… Но это ужасно, что она говорит и думает… Положим, это вздор, но как довести себя до того, чтобы подать повод это думать! Но надо решиться. Я не могу так это оставить. Пойду к ней и объяснюсь. Маша, Маша, как я любил тебя! А этого господина… ну, уж этому господину нехорошо будет – да, нехорошо! (Берет дубину.)
Наталья Павловна(входит). Что вы, Семен Иваныч, грустны как будто?
Семен Иваныч. Я? Нет, ничего.
Наталья Павловна. Что это какая страшная палка? Это зачем?
Семен Иваныч. Это так… (Молчит.) Наталья Павловна, что бы вы сделали, ежели бы всей душой вы любили человека, и этот человек не пожалел бы оскорбить вас, в самое больное место поразить вас?
Наталья Павловна. Я, право, не знаю, я не испытала.
Семен Иваныч(берет палку). Я знаю, что сделать. (Угрожает дубинкой.) Нет, ничего. Прощайте.
Наталья Павловна уходит. Ах, нет… Где Маша? Пойду и решу все, непременно решу! (Идет.)
Марья Дмитриевна(из‑за двери). Сеня, это ты? Выдь на минутку, я тебя прошу.
Семен Иваныч(в сторону). Она и скрывать не хочет! Непонятно.
Наталья Павловна уходит.
Хрисанф Васильевич(входит, берет свечи, отодвигает стол и стулья). Вас просят выйти на минуту.
Семен Иваныч(берет палку). Постойте, подождите!
Хрисанф Васильевич. Некогда, после. (Уходит, унося свечи.)
Люба.
Люба(подбегает к двери). Глафира Федоровна, голубушка, скорее! что у нас делается; прелесть! идите скорее. (Убегает.)
Глафира Федоровна, Фиона Андреевна, Семей Иваныч, потом и все.
Глафира Федоровна. Это еще что? Светопредставление!
Фиона Андреевна. Матушка, в потемках хоть молитву сотворите.
Семен Иваныч. Нет, это нельзя перенести, или я, или… Они взбесились, ничего не понимаю!
Все входят в костюмах, с транспарантом.
Марья Дмитриевна(поет стихи).
Хоть поздравлять несовременно
В костюмах граций и цветами,–
Я консерватор совершенно,
Я занята одними вами.
Фиона Андреевна, Глафира Фёдоровна, Семен Иваныч плачут.
Семен Иваныч. Ах я дурак! А я‑то думал…
Марья Дмитриевна. Что ты думал?
Семен Иваныч. Нет, не скажу.
Марья Дмитриевна. То‑то.
Глафира Федоровна. Charmant, как мило! дети, обнимите меня.
Фиона Андреевна. Аи да нигилист, прострелил!
Хрисанф Васильевич. Ну, великолепная госпожа, Фиона Андреевна, совершимте и мы с вами примирение.
У дверей церкви. Стоят слуги с носилками, дожидаются пана и его жену.
1‑й, 2‑й и 3‑й слуги.
1‑й слуга. Вот вздумал и в церковь пойти.
2‑й слуга. Пора, я двадцать лет во дворе живу – ни разу не бывал.
1‑й слуга. Должно, покаяться хочет.
3‑й слуга. И пора бы. Мало ли через него слез льются. Петра забил. У Семена жену отнял. У Федора дочь. Люди мучаются, клянут его, а он знай веселится. С утра до вечера пьет, гуляет, за охотой ездит. А нищему никогда гроша не подал и на двор не пускает. И как только бог грехам терпит.
2‑й слуга. Как же, покается. Не таков человек. Посмотри, и в церкви чего‑нибудь наделает. (Гром и молния.) Батюшки, что такое? Небо чистое, а гром гремит.
Выбегает из дверей церкви дворовый человек.
Дворовый человек. Ну, уж пан! Что натворили, страсть!
Окружают дворового человека.
1‑й, 2‑й и 3‑й слуги. Что? что? Расскажи по порядку.
Дворовый человек. Да вот слушайте. Вошел в церковь в середине службы в шапке, стал посередине, глядит по сторонам. Вышел дьякон Евангелие читать. Дочитал до того места, где сказано: «Обаче горе вам, богатым, яко отстоите утешения вашего. Горе вам, насыщеннии ныне, яко взалчете; горе вам, смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете». Как крикнет пан: «Врешь, давай сюда книгу!» Ухватил книгу, стал рвать. Как только рванул, загремел гром. Я и выбежал.
Выходит пан и за ним народ.