противоположный славянофильскому. Он предупреждает: "Я буду выбирать только
те личности, которые еще борются с жизнью и чего-нибудь от нее требуют.
Женщины, уже помирившиеся с известною долею, не войдут в мой обзор потому,
что они, собственно говоря, уже перестали жить" {P Сл, 1861, Э 12, отд. II,
стр. 9.}. Говоря об огромной нравственной силе тургеневских героинь,
поставленных в трагические отношения к действительности, к жестокому миру
господствующей морали, Писарев отмечает движение, которое совершает Тургенев
от умозрительной и мало связанной с задачами времени постановки этических
проблем к жизненно-конкретной и граждански значимой. Намекая на
"невозможность договориться до последнего слова" по цензурным соображениям,
Писарев пишет: "Лиза ближе Веры стоит к условиям нашей жизни; она вполне
правдоподобна; размеры ее личности совершенно обыкновенные; идеи и формы,
сдавливающие ее жизнь, знакомы как нельзя лучше каждому из наших читателей
по собственному горькому оиыту. Словом, задача, решенная Тургеневым в
абстракте в повести "Фауст", решается им в "Дворянском гнезде" в приложении
к нашей жизни" {P Сл, 1861, Э 12, отд. II, стр. 44.}.
Характерно, что новый общественный смысл, который приобрели в
"Дворянском гнезде" издавна волновавшие Тургенева проблемы счастья, долга,
смирения, был замечен не только в демократическом лагере. В статье "Нечто о
литературных мошках и букашках (по поводу героев г. Тургенева)"
представитель идеалистической критики М. Де-Пуле писал: "При внимательном
чтении "Дворянского гнезда.", это произведение представляет весьма заметный
перелом в авторской деятельности г. Тургенева. Лаврецкий смиряется перед
народностью, т. е. простонародностью, следовательно, низводится с
литературной высоты, на которой стоял и (что делать, сознаемся в своей
слабости!) должен стоять тот тип, которого он является представителем"
{"Время", 1861, Э 2, стр. 126.}.
Заметной идейной перестройкой Тургенева после появления в свет повести
"Ася" и критических статей, направленных в его адрес, и объясняется та
поощрительная позиция, с которой было встречено "Дворянское гнездо"
революционно-демократической критикой, не нашедшей в новом произведении
автора полного единомыслия, но горячо приветствовавшей критический пафос и
демократические тенденции романа.
Неоднократные отклики Добролюбова на появление "Дворянского гнезда"
содержат признание его высоких художественных достоинств. Наиболее подробно
критик анализирует роман в статье "Когда же придет настоящий день?",
написанной в связи с появлением романа "Накануне", но в большой мере
относящейся и к "Дворянскому гнезду" {С, 1860, т. LXXX, Э III, отд. 3, стр.
31-72.}.
Добролюбов подчеркивает, что главной задачей литературной критики он
считает разъяснение тех явлений действительности, которые вызвали к жизни
известное художественное произведение. По отношению к творчеству Тургенева
эта задача имеет особенный смысл, так как Тургенева "по справедливости можно
назвать живописателем и певцом той морали и философии, которая
господствовала в нашем образованном обществе в последнее двадцатилетие. Он
быстро угадывал новые потребности, новые идеи, вносимые в общественное
сознание, и в своих произведениях обыкновенно обращал (сколько позволяли
обстоятельства) внимание на вопрос, стоявший на очереди и уже смутно
начинавший волновать общество" {Добролюбов, т. II, стр. 208.}.
Далее Добролюбов определяет просветительское значение произведений
Тургенева, предшествовавших "Дворянскому гнезду". Героями Тургенева были
"вносители новых идей в известный круг, просветители, пропагандисты, хоть
для одной женской души, да пропагандисты" - и дело их, по мнению критика, в
свое время было очень полезно и благотворно. Но после осознания известных
идей и стремлений в истории общества наступил период их осуществления, когда
"за размышлениями и разговорами должно следовать дело". По заключению
Добролюбова, сознание этой перемены и выразилось в "Дворянском гнезде".
Тургенев "умел поставить Лаврецкого так, что над ним неловко иронизировать,
хотя он и принадлежит к тому же роду бездельных типов, на которые мы смотрим
с усмешкой. Драматизм его положения заключается уже не в борьбе с
собственным бессилием, а в столкновении с такими понятиями и нравами, с
которыми борьба действительно должна устрашить даже энергического и смелого
человека <...> самое положение Лаврецкого, самая коллизия, избранная г.
Тургеневым и столь знакомая русской жизни, должны [служить сильною
пропагандою и] наводить каждого читателя на ряд мыслей о значении целого
огромного отдела понятий, заправляющих нашей жизнью" {Там же, стр.
211-212.}.
Раскрывая свою мысль, Добролюбов пересказывает последний разговор
Лаврецкого с Лизой о счастье, - разговор, в котором последнее слово остается
за Лизой: "...счастье зависит не от нас, а от бога". В пассивности, с
которой Лаврецкий принимает эту чуждую всему его существу философию, и в
самом трагическом завершении темы счастья в романе Добролюбов и видит силу
критической позиции писателя.
О нравственной силе воздействия романа Тургенева высказал свои
впечатления "в том виде, как они сложились тотчас после прочтения
"Дворянского гнезда"", M. E. Салтыков-Щедрин в своем письме к П. В.
Анненкову от 3 февраля 1859 г. "Я давно не был так потрясен", - признается
автор письма, глубоко взволнованный "светлой поэзией, разлитой в каждом
звуке этого романа". Обобщая свою мысль, критик пишет: "Да и что можно
сказать о всех вообще произведениях Тургенева? То ли, что после прочтения их
легко дышится, легко верится, тепло чувствуется? Что ощущаешь явственно, как
нравственный уровень в тебе поднимается, что мысленно благословляешь и
любишь автора? Но ведь это будут только общие места, а это, именно это
впечатление оставляют после себя эти прозрачные, будто сотканные из воздуха
образы, это начало любви и света, во всякой строке бьющее живым ключом..."
{Салтыков-Щедрин, т. XVIII, стр. 144.}.
-----
Идеи и образы "Дворянского гнезда" нашли отклик в ряде позднейших
произведений русской литературы.
Уже в 1859 г. в романе Л. Н. Толстого "Семейное счастье" запечатлелись
некоторые следы влияния Тургенева - ив тональности лирических описаний
природы, и в образах действующих лиц (Сергей Михайлович), и в отдельных
мотивах, сходных с "Дворянским гнездом" (сожаление об уходящей молодости,
надежды на счастье молодого поколения). Особенно заметны тургеневские
настроения в последней главе романа Толстою, где рассказывается о
возвращении героини в старый покровский дом, наполненный "девичьими мечтами"
{См. об этом: Б. Эйхенбаум. Лев Толстой, кн. I. Изд. "Прибой", Л., 1928,
стр. 361-362.}. В 1861 г. появилась повесть Помяловского "Молотов",
продолжавшая многие темы и мотивы "Дворянского гнезда", самое содержание
которой - рассказ о "мещанском счастье", бескрылом стяжательском
существовании, обусловленном нормами буржуазной морали, - было преемственно
связано с этической концепцией "Дворянского гнезда". В "Молотове", как и в
"Дворянском гнезде", повествованию предшествует предыстория героев -
родословная Дороговых. Героиня повести Надя Дорогова зачитывается романами
Тургенева, ее любви сопутствуют тургеневский "Фауст", размышления о счастье
и долге, и самое крушение надежд на полное, истинное счастье объясняется,
как и в "Дворянском гнезде", несовершенством общественного устройства - уже
в иной, не дворянской, а чиновничьей среде.
Популярности "Дворянского гнезда" в значительной мере способствовало
то, что в 1866 г. А. Д. Галахов включил отрывки из романа в "Полную русскую
хрестоматию" (Образцы красноречия и поэзии, заимствованные из лучших
отечественных писателей, ч, II, раздел VI). В конце 70-х годов Н. С. Лесков,
описывая Орел, дважды обращался мыслями к героям "Дворянского гнезда"
("Несмертельный Голован", "Мелочи архиерейской жизни") {См. Н. С. Лесков.
Собрание сочинений, т. VI. М., 1957, стр. 355-356 и 486.}.
Своеобразное развитие проблематика тургеневского "Дворянскою гнезда"
получила в "Пошехонской старине" M. E. Салтыкова-Щедрина (1887-1889).
"...Герои Тургенева не кончают своего дела", - писал о "Дворянском гнезде"
Салтыков-Щедрин в уже цитированном письме к Анненкову.
По-своему довел до конца рассказ об обитателях "дворянских гнезд" сам
Щедрин, показав на примере пошехонских дворян из рода Затрапезных, до какой
степени умственного оскудения, нравственного уродства и бесчеловечности
доходило поместное дворянство в своих массовых, а не лучших, как у
Тургенева, образцах. Преемственность от романа Тургенева подчеркивается у
Щедрина и названием отдельных глав (произведение открывается главой
"Гнездо"), и избранными аспектами повествования (происхождение героя,
система его воспитания, нравственное воздействие природы и общения с
народом, религия, эмоциональная сфера - любовь и брак). При этом автор
постоянно избирает полемическое по отношению к Тургеневу освещение темы,
отрицательное ее толкование: в воспитании детей Затрапезных подчеркивается
отсутствие всяческой системы, в пейзаже родовых гнезд - отсутствие
какой-либо поэтической прелести, как и в самом образе жизни их обитателей -
отсутствие общения с природой. Параллельный эпизод рыбной ловли описывается
как чисто коммерческое предприятие. Бесконечно менявшиеся няньки, забитые и