озлобленные, не рассказывали детям сказок. Любовь и брак, лишенные даже
намека на поэзию, приобретали чудовищно уродливые формы. Наследие
крепостнических времен, "поросших быльем" в период, когда создавалась
"Пошехонская старина", определило многие привычки и "складки" в характерах и
судьбах современников Щедрина, - это и вызвало к жизни произведение,
отправным пунктом для которого послужило "Дворянское гнездо" Тургенева. "В
современной русской беллетристической литературе, - писал Салтыков-Щедрин в
некрологе, посвященном Тургеневу, - нет ни одного писателя <...>, который не
имел бы в Тургеневе учителя и для которого произведения этого писателя не
послужили отправною точкою".
В этом же преемственном русле устанавливается влияние, которое имело
творчество Тургенева, и в частности роман "Дворянское гнездо", на Чехова. В
литературе отмечалось, что Чехов, во многом воспринявший и лиризм Тургенева,
и чуткость его к вопросам "нравственного состава" личности, и гражданскую
требовательность, по-разному относился в различные периоды к "Дворянскому
гнезду", но всегда его ценил как глубокое и поэтическое произведение. В
рассказах "Безнадежный", "Контрабас и флейта" (1885) он высмеивает
обывателей, поверхностно и понаслышке судивших о красотах "Дворянского
гнезда" или засыпавших над его страницами.
Обитатели "дворянских гнезд", поэтические, "полуразрушенные усадьбы во
вкусе Тургенева" вызывали сочувствие молодого Чехова ("Чужая беда"), но в
90-е годы он относится уже иронически к отжившей поэзии прошлого. В образах
"Вишневого сада" много сходного с "Дворянским гнездом", как сходна и сама
ведущая тема (судьбы дворянства на поворотном пункте истории), но симпатия
автора к милым и беспомощным обитателям "вишневых садов", исчезающих с лица
земли, не содержит надежд на какое бы то ни было обновление класса,
историческая роль которого была до конца исчерпана {Г. Князев. О Чехове.
СПб., 1911, стр. 18; М. Л. Семанова, "Тургенев и Чехов. - Ученые записки
Ленинградского госуд. педагог, ин-та им. А. И. Герцена, 1957, т. 134, стр.
180 и следующие.}.
"Дворянское гнездо" продолжало вдохновлять писателей и в дальнейшем. В.
Вересаев в своих воспоминаниях рассказывает, что именно "Дворянское гнездо"
пробудило в нем самом поэтическое вдохновение. Разговор Лаврецкого и Лемма о
музыке вызвал к жизни его первое стихотворение "Звезды" {В. Вересаев. Мои
литературные дебюты (Из воспоминаний). - Журнал "30 дней", 1926, Э 1 (10),
стр. 29.}.
"Дворянское гнездо" неоднократно инсценировалось для русского театра.
Наиболее известна инсценировка П. И. Вейнберга ("Дворянское гнездо". Драма в
4-х действиях. Из романа Тургенева. М., б-ка С. О. Рассохина, 1894) {К. Ф.
Тиандер. П. И. Вейнберг. - Известия ОРЯС, 1909, т. XIV, кн. 4, стр. 146.}. В
этой инсценировке "Дворянское гнездо" долгое время господствовало на сцене
московских и петербургских театров в исполнении лучших русских артистов.
Существовала также инсценировка И. С. Напойкина ("Дворянское гнездо". Драма
в 5 действиях, переделанная из романа И. С. Тургенева. Театральная б-ка И.
С. Напойкина, 1886). Еще одна инсценировка принадлежит Н. И.
Собольщикову-Самарину ("Дворянское гнездо". Повесть в 5 действиях, 13 сцен.
Изд. Собольщикова-Самарина, Кисловодск, 1912).
По мотивам романа Тургенева композитором В. И. Ребиковым в 1916 г. была
создана опера "Дворянское гнездо". Музыкально-психологическая драма в 4-х
действиях, 5 картин, оп. 55. Либретто написано самим композитором.
"ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО" В ИНОСТРАННЫХ ПЕРЕВОДАХ
В переводах на иностранные языки "Дворянское гнездо" стало появляться с
начала 60-х годов прошлого века. Одним из первых был французский перевод,
выполненный В. А. Соллогубом и А. Калонном и авторизованный Тургеневым; он
вышел в свет в Париже в 1861 г. {Une Nichee de gentilshommes, moeurs de la
vie de proviece en Russie. Traduction francaise par le comte Sollohoub et A.
dj" Galonne autorisee par l'auteur. Paris. Dentu, 1861. В этом переводе,
довольно близком к оригиналу, с ведома Тургенева пропущена вся XXIV глава.
Текст этого издания, выпущенный издательством Дантю, в том же 1861 г.
перепечатан в Париже у Этцеля (см. Т, Письма, т. VII, Э 2216). В том же году
"Дворянское гнездо" напечатано в Праге в чешском переводе A. Strauch в
журнале "Prazske Noviny" ("Siechticke hnizdo").} В 1866 г. отрывки из этого
перевода вместе с пересказом всего произведения поместил А. Ламартин в XXII
томе своих "Семейных чтений о литературе" (Cours familier de litterature).
Отзывы французской критики о "Дворянском гнезде" были в общем
благоприятными. Маленькая заметка в. хронике "Русского архива"
свидетельствовала: "В последнее время появилось в иностранной литературе
довольно много переводов повестей И. С. Тургенева, и критика отзывается о
них с особенною похвалою. "Дворянское гнездо" (во франц. переводе "Une
Nichee de gentilshommes") после "Записок охотника" всего более понравилось
читателям" {"Русский архив", 1868, столб. 324-325.}. В последующие
десятилетия "Дворянское гнездо" также пользовалось известностью во Франции;
однако его ценили здесь менее, чем "Рудина" и, в особенности, чем более
поздние романы Тургенева ("Накануне", "Отцы и дети"), с их более яркой,
наглядной и понятной для зарубежных читателей общественной проблематикой.
Этическая направленность "Дворянского гнезда", изображенные в романе картины
из быта русских провинциальных помещиков, своеобразие его женских образов -
все это до конца века оставалось довольно чуждым французской критике и
читателям. Даже Э. - М. де Вогюэ, один из наиболее преданных Тургеневу
истолкователей его творчества, посвятивший "Дворянскому гнезду" несколько
страниц в своей широко известной во всей Европе книге "Русский роман",
сопровождал свои похвалы повествованию о любви Лаврецкого и Лизы Калитиной
некоторыми очень типичными оговорками. Считая, что "Дворянское гнездо" и
впредь будет составлять "одно из лучших оснований литературной славы
Тургенева", Вогюэ все же находил, что роман имеет и недостатки: экспозиция
его не столь удачна, как в "Рудине", родословные действующих лиц образуют
длинноты, ослабляющие интерес к его основному действию; только несравненное
искусство писателя спасает избранный им и обновленный им сюжет от близости к
схемам сентиментальных повестей начала века (к "добродетельным историям для
девиц во вкусе г-жи Коттень"). Впрочем, эпилог "Дворянского гнезда", по
мнению Вогюэ, "является и навсегда останется одним из образцов русской
литературы" {V-te E. M. de Vogue. Le roman russe. Paris, 1886, стр. 169,
172.}. В те же годы Н. С. Лескову казалось, что "добрая половина" типов
русских людей, изображенных русскими писателями, остается "непонятной и
неинтересной" зарубежным читателям. "Характеры тургеневских героев - и те
даже непонятны для французов", - утверждал Лесков и пояснял свою мысль
ссылкой именно на "Дворянское гнездо": "Французский критик, рассуждая о
последней сцене "Дворянского гнезда", понять не мог, как Лиза встречается с
Лаврецким, разбившим ее жизнь, и проходит, опустив глаза в землю, проходит
pas un mot... Да тут надо бы... тут можно бы... И действительно, будь
подобная сцена у французов, они придали бы ей настоящего жару" {A. И.
Фapeсов. Против течений. H. С. Лесков. СПб., 1904, стр. 243.}.
В Германии "Дворянское гнездо" первоначально прошло мало замеченным.
Отдельное издание романа появилось в 1862 г. в Лейпциге, в переводе Пауля
Фукса {Das adelige Nest. Aus dem russischen ubersetzt von Paul Fuchs, 2 Bd.
Leipzig, 1862.} и вызвало только одну рецензию в журнале "Magazin fur die
Literatur des Auslandes", автор которой, Мюберг, сетовал на то, что немецкая
печать никак не откликнулась на это произведение Тургенева. Пытаясь
возбудить к нему интерес немецких читателей, Мюберг дал в своей рецензии
подробный пересказ "Дворянского гнезда"; однако он не достиг особого успеха.
Лишь в 1866 г. в том же журнале Л. Пич, в большой статье о Тургеневе,
остановился вскользь на значении "Дворянского гнезда" для понимания
мировоззрения писателя - мировоззрения, в котором, по мнению критика, "едва
ли в достаточном равновесии находятся понятия вины и наказания" {J.
Eiсhholz. Tur-genev in der deutschen Kritik bis zum J. 1883. -
"Germanoslavica", Bd. l (1931-1932), стр. 47, 51.}. Тем не менее
восторженные ценители "Дворянского гнезда" находились и среди немецких
писателей. Так например, сильное впечатление произвел роман на Т. Шторма, о
чем он писал тому же Л. Пичу; в особенности Т. Шторм потрясен был образом
Лемма, сценой импровизации его в XXXIV главе, гордыми словами, обращенными к
Лаврецкому: "Это я сделал, ибо я великий музыкант" {Blatter der
Freundschaft, mitgeteilt von V. Pauls. Heide in Holst. 1943, 2 Aufl., стр.
143. (Письмо Т. Шторма к Л. Пичу, посланное из Хузума между 14 сентября и 22
ноября н. ст. 1864г.).}.
Более полное и отчетливое понимание исторического и художественного
значения этого произведения Тургенева открылось немецким критикам и
читателям значительно позднее, лишь к концу века, особенно после того, как
роман получил многократную и очень сочувственную оценку в Англии, в Америке,
в скандинавских странах. В XIX-XX веках "Дворянское гнездо" неоднократно
переиздавалось в различных немецких переводах, обсуждалось в посвященных
Тургеневу монографиях и критических статьях и даже оказало воздействие на
некоторых немецких писателей {Под явным влиянием "Дворянского гнезда"
написан, например, роман Э. Кейзерлинга (1855-1918) "Вечерние дома"
(Abendliche Hauser, 1913).}.