Не дожидаясь вторичной вспышки молнии, она бросилась к своему черному опекуну.
-- Что, что?--встрепенулся Снежок, внезапно разбуженный среди великолепного храпа.-- Ты говоришь, увидела что-то? Да что же ты могла увидеть? Кругом ведь темно, как под землей. В таких потемках, Лали, дитятко, собственного носа и то не разглядишь. Небо черно, как кожа у меня, старого негра, и ни одной звездочки на нем. Ты, верно, ошиблась, моя чернушечка, ошиблась!
-- Нет, Снежок,-- уверяла Лали, путая португальские слова с негритянскими,-- я не ошиблась. Когда я это видела, сверкнула молния, и на минутку стало светло-светло, как днем. И мне показалось, что я... нет, я действительно увидела кого-то!
-- Мужчину или женщину?--недоверчиво спросил Снежок.
-- Не мужчину и не женщину.
-- Не мужчину и не женщину? Как же это? Тогда, верно... Может, это была сирена?
-- Нет, Снежок! Тот, кого я видела, был похож на мальчика. Да, да, теперь я ясно припоминаю... на того мальчика!
-- На какого же мальчика? Что ты болтаешь, Лали?
-- На того самого мальчика, который был на судне. Помнишь молоденького англичанина, который служил на "Пандоре" юнгой?
-- А-а-а! Так это ты о нем говоришь? Ну, этот мальчуган, мне думается, давно уже утонул либо плывет с остальными на большом плоту. Я знаю наверняка, что капитан его с собой не взял, потому что видел малыша возле камбуза уже после того, как гичка отчалила... Ну-ка, постой!.. Честное слово, там, в наветренной стороне, кто-то разговаривает! Слышишь, малютка?
-- Слышу, Снежок. Это тот же голос, и он похож на голос того мальчика. Да, да, в точности, как у него.
-- У кого -- у него?
-- Ах, да у этого юнги... Ой! Слышишь? Он опять что-то сказал, и кто-то ему отвечает.
-- Боже милостивый! А ведь верно, моя чернушечка, я тоже слышу, что разговаривают двое. Один, как тот мальчик, о котором ты говоришь, а другой мужским голосом. Кто бы это мог быть? Неужто души кого-либо из утопленников или разорванных акулами? Прислушайся еще, Лали! Может, разберешь, кто это такие.
С этими словами негр быстро приподнялся и, положив руку на одну из бочек импровизированного фальшборта, замер, прислушиваясь.
Маленькая Лали тоже приподнялась и, стоя подле своего спутника, стала всматриваться в темноту. Она надеялась, что вот-вот опять блеснет молния и она увидит того мальчика с "Пандоры". Какой он красивый! Недаром она его не забыла. Глава XXI. ВЕСЛА НА ВОДУ!
-- Пришел наш смертный час!
С этими страшными словами Бен Брас поднял голову с плота и стал, напряженно прислушиваясь, всматриваться в темноту.
Вильям ужаснулся словам своего защитника, но ничего не ответил -- он тоже весь превратился в слух и зрение.
Было так темно, что наши скитальцы не видели друг друга. В такую ночь не только плота или лодки -- корабля под всеми парусами не разглядишь, даже если он пройдет совсем рядом.
Но они не только ничего не видели, но ничего и не слышали: вокруг царила полная тишина, нарушаемая лишь шорохом ночного ветра и журчанием воды, которую разрезал их утлый плотик.
Несколько минут ничего не было слышно, кроме этого дуэта ветра и воды, и Брас начал думать, что они ошиблись или их обманул слух. Человеку спросонья может что угодно померещиться. И голос-то был неясный, похожий на бормотание. Может быть, это пыхтел дельфин или еще какой-нибудь неизвестный ему житель океана. Много их таких, которых даже самому бывалому матросу не приходилось ни видеть, ни слышать, потому что они редко показываются из воды. А может, это проворчал один из тех обитателей океана с человеческим обличием, у которых такое странное название, вроде манати или ламантина, или как их там еще звать!
Самое же удивительное, что Вильям все еще стоит на своем, будто слышал голос девочки, как матрос его ни уверял, что это ему показалось и что он принял за голос крик птицы или морской сирены. Бен готов уже был остановиться на последнем предположении, но одно его смущало: нежный голосок был не один -- ему отвечал мужской голос, и этому обстоятельству матрос никак не мог найти объяснения.
-- А ты, Вильм, тоже слышал голос мужчины? -- спросил он наконец таким тоном, словно хотел либо окончательно рассеять свои сомнения, либо полностью их подтвердить.
-- Да, Бен, конечно, слышал. Он говорил негромко, вернее -- бормотал. Но не думаю, чтобы это был Легро. О, если это он!
-- Кому-кому, Вильм, а тебе-то следовало бы запомнить голос Легро! Неужто ты забыл воронье карканье этого негодяя с его французским говором? Будем надеяться, что это был не он. Хорошо, если мы ошиблись, потому что, когда мы опять попадем к ним в лапы, пощады нам не будет. А теперь и подавно, потому что они, должно быть, и жадные и голодные, как акулы.
-- Ох, Бен, хорошо, если это не они! Тогда бы...
-- Тише, тише, малыш! -- прервал его матрос. -- Говори шепотом. Если это они и так близко, лучше, чтобы они нас не услыхали. А увидеть нас, пока не рассветет, они не смогут. Хорошо бы еще раз услышать эти голоса и проверить, откуда они идут. Я не помню, с какой стороны их слышал.
-- А я помню. Оба голоса шли оттуда. -- Вильям показал в подветренную сторону.
-- Оттуда, думаешь?
-- Уверен в этом.
-- Странно все это, -- сказал матрос. -- Если это те, что на большом плоту, они должны были быть с другой стороны от нас. Или, может, ветер переменился? Потому что, когда мы от них уходили, мы были у них с подветренной стороны. Неужто ветер в самом деле переменился? Впрочем, это возможно -- в этих местах ветер редко дует с запада. Да и без компаса не угадаешь, где находишься: кругом темно, на небе ни звездочки. А хоть бы даже и была какая, все равно по ней ничего не узнаешь. Вот Полярная звезда -- это дело другое! Только в этих широтах ее не увидишь. Так ты верно говоришь, будто голоса шли с подветренной стороны?
-- Я в этом уверен, Бен: голоса шли оттуда.
-- Тогда давай и мы двинемся, чтобы уйти от них. Живее за дело, малыш! Уберем-ка наш парус из мяса акулы, а то он нас толкает по ветру, прямо к ним. Придется грести. Значит, весла наши нам понадобятся. Постараемся до света уйти от них подальше, чтобы нам их больше не видеть и не слышать.
Они быстро поднялись и стали снимать с веревок мясо, чтобы разложить его на парусине, а "мачтам", то есть веслам, на которых оно висело, вернуть их прежнее назначение.
Работали они молча, временами останавливаясь, чтобы прислушаться.
Бен Брас и Вильям сняли уже мясо и принялись отвязывать веревки, закрепленные на веслах. И в этот момент внимание их задержалось на той из них, которая, стягивая горловину брезентового "бака" с водой, удерживала его в том положении, которое не давало воде вылиться. К счастью для них, они действовали с осторожностью. Не прояви они ее и вытащи весло, к которому эта веревка была привязана,-- запас воды быстро бы уменьшился, а то и весь вылился бы в океан, прежде чем успели бы заметить несчастье.
Но на одном весле далеко не уедешь, а другое, оказывается, нельзя освободить, потому что оно выполняет крайне ответственную функцию. Тут они вспомнили, что у них имеется несколько обломков от гандшпуга, съеденного акулой. Хорошо, что Бен Брас выловил их из воды. Теперь один из них можно приспособить к делу. Они вынули весло, вставили вместо него самый длинный из обломков и привязали к нему мешок с водой -- вся операция заняла несколько минут. Теперь, когда у них было опять два весла, они уселись по краям плота и, работая каждый своим, принялись грести против ветра, уходя прочь от таинственных голосов. Глава XXII. "ЭЙ, НА КОРАБЛЕ!"
Не успели они и десяти раз взмахнуть веслами (оба гребли совершенно бесшумно и все время прислушиваясь), как до них донеслись те же звуки, которые Вильям принял за голос девочки. Как и прежде, эти звуки были едва слышны, словно говорившие вели спокойную беседу.
-- Не значиться мне больше в судовых списках Беном Брасом, если это и вправду не голос девочки! -- вскричал матрос.-- Но что за черт! С кем она там разговаривает? И девочка-то совсем маленькая, ну не больше гайки. Да что это, черт возьми, может значить?
-- Не знаю. Неужели это сирена?
-- А что ж, возможно...
-- А разве сирены существуют?
-- Существуют ли? Вот так вопрос! Кто посмеет сказать, что их нет? Одни лишь сухопутные крысы, которые над всем смеются да ни во что не верят. А почему не верят? Да потому, что сроду ничего диковинного не видали, разве только телят о двух головах да цыплят о четырех ногах. Ясное дело, сирены водятся в море -- тут и разговаривать не о чем! Я сам их видел, и не одну. Мне пришлось плавать с одним товарищем, так тот мне рассказывал, что он их в Индийском океане встречал целыми косяками. Волосы у них, рассказывал он, длинные, ниже плеч, как у молоденьких школьниц, которые прогуливаются стайками где-нибудь на окраине в Портсмуте или Грэйвсэнде... Тише! Опять она!
И действительно, в эту минуту опять послышался тоненький высокий голосок девочки лет восьми-десяти. Вибрируя, он ясно отдавался на воде, и, судя по его интонациям, девочка с кем-то разговаривала.
И тут же, отвечая ей, послышался другой, мужской голос.
-- Если то была сирена,-- шепотом проговорил Бен, -- значит, это дедушка-водяной. Занятная, шут возьми, парочка! Вот задали загадку! Что это, по-твоему, значило бы, малыш?
-- Не знаю,-- машинально ответил юнга.
-- Важно одно,-- облегченно вздохнул матрос,-- что это не большой плот! На нем никакой девочки не было. И мужчина не каркает, как Легро. Мне спросонья сперва почудилось, будто это он... А коли тут близко косячок маленьких сирен да между ними затесалось несколько водяных, то пугаться нечего... Главное дело, это не француз и не кто-либо из его гнусной компании. Слава тебе, Господи! Слушай, малыш, а может, это подходит к нам какой-нибудь корабль?
Одна мысль об этом заставила его разом вскочить, как будто он хотел скорее убедиться, так ли это или не так.