Михаил ходил по Риге и улыбался от удовольствия видеть такой город и иметь в себе верную мысль всеобщего богатства и здоровья. Ходил он столько дней, пока у него не вышли харчи; тогда он пошел в порт.
Кирпичников окончательно убедился, что розы - верная мысль и надежный источник народного обогащения. Еще далеко не все богаты были, даже в Советской стране.
Голландский пароход "Индонезия", сгрузив индиго, чай и какао, грузился лесом, деревообделочными машинами, пенькой и разными изделиями советской индустрии. Из Риги он должен идти в Амстердам, там он произведет текущий ремонт машин, а затем уйдет в Сан-Франциско, в Америку.
Михаила Кирпичникова взяли на него помощником кочегара - подкидчиком угля, потому что Кирпичников согласился работать за половинную цену.
Через десять дней "Индонезия" тронулась, и перед Михаилом Ковалем* открылся новый могучий мир пространства и бешеной влаги, о котором он никогда особенно не думал.
_______________
* Описка автора. Имеется в виду Кирпичников.
Океан неописуем. Редкий человек переживает его по-настоящему, тем чувством, какого он достоин. Океан похож на тот великий звук, который не слышит наше ухо, потому что у этого звука слишком высок тон. Есть такие чудеса в мире, которые не вмещают наши чувства, именно потому, что наши чувства их не могут вынести, а если бы попробовали, то человек разрушился бы.
Вид океана снова убедил Михаила в необходимости достигнуть богатой жизни и отыскать эфирный тракт, а вечная работа воды заряжала его энергией и упорством.
Эфир уже сочетался с розой в сознании Кирпичникова, и, экономя образ, он иногда воображал себе розу, опущенную в синий дух эфира.
В Сан-Франциско Кирпичникову посоветовали идти в Калифорнию - там есть округ Риверсайда, где много лимонных садов и цветоводов. Там именно и занимаются выгонкой розового масла, и имеется для этого большой завод.
И Кирпичников двинулся вдоль Америки.
У одного фермера, где Кирпичников нанялся на прочистку сада, была дочь. Михаилу она очень понравилась, до того она была ласковая и миловидная. Ее звали Руфью. Руфь была прилежна в работе, имела твердые руки и смело водила "форд". Она же заведовала всеми машинами и орудиями на ферме и была за машиниста на водокачке, которая подавала воду на орошение сада. Руфь была русая, голубоглазая и по характеру, по сердечности и серьезности напоминала русскую.
И Кирпичников захотел остаться на ферме. Отец Руфи ценил прилежание Михаила, относился к нему хорошо и, наверное, оставил бы Михаила на неопределенное время. Тем более на ферме не было ни слесаря, ни кузнеца, а Михаил знал это дело.
Но раз ночью Михаил проснулся. На колодце чвакал двигатель, нагнетая воду в сад. Хутор спал, и Михаил почувствовал тоску и тревогу. Он вспомнил розы, Россию, Феодосия, Попова, эфирный тракт, работающий океан - и стал одеваться. Деньги у него были, двадцать долларов, и он вышел в прохладную ночь. Была за фермой тьма, какой-то город сиял ночным чудом на далеком холме - и Михаил молча пошел дальше на Калифорнию, в лимонный округ Риверсайда.
* * *
Десять лет прошло, как ушел Михаил из Ржавска, успев кончить рабфак и электротехнический институт и попасть в Америку в научную командировку. Всюду он искал решение задачи мертвого Попова. В свежее утро раннего лета, среди молодых розовых гор Калифорнии, шагал Михаил к далеким лимонным рощам и цветочным полям Риверсайда.
Кирпичников чувствовал в себе сердце, в сердце был напор крови, а в крови - надежда на будущее, - на сотни счастливых советских лет, напоенных благотворным газом роз и накормленных эфирным железом.
И Михаил спешил среди ферм, обгоняя мощные стада, сквозь веселый белый бред весенних вишневых садов. Калифорния немного напоминала Украину, где Кирпичников бывал мальчиком, но народ был сплошь здоровый, рослый и румяный, а коричневые обнажения древних горных пород напоминали Кирпичникову, что родина его далеко и что там сейчас, наверное, грустно.
И, свирепея, отчаиваясь, завидуя, упираясь в твердые ноги, Кирпичников почти бежал, спеша достигнуть таинственный Риверсайд, где сотни десятин под розами, где из нежного тела беззащитного цветка выгоняется тончайшая драгоценная влага и где, быть может, работает возбудитель того рефлекса, который выведет его на эфирный тракт: в Риверсайде находилась тогда знаменитая лаборатория по физике эфира, принадлежащая Американскому электрическому униону.
Четверо суток шел Михаил. Он немного заблудился и дал круг километров в пятьдесят.
Наконец он достиг города Риверсайда. В городе было всего домов тысячу; но улицы, электричество, газ, вода - все было удобно обдумано и устроено, как в лучшей столице.
У околицы города висела вывеска:
"Путник, только у Глэн-Бабкока, в гостинице "Четырех стран света", высосут пыль из твоей одежды (вакуум-пюпитры), предложат влагу лучших источников Риверсайда, накормят стерилизованной пищей, почти не дающей несваренных остатков, и уложат в постель с электрическими грелками и рентгенокомпрессором, изгоняющим тяжелые сновидения".
Кирпичников немного понимал по-английски и теперь развлекался этими надписями.
"Американцы! В Вашингтоне - ваша мудрость! В Нью-Йорке - слава! В Чикаго - кухня! В Риверсайде - ваша красота! Американцы, вы должны быть настолько красивы, насколько энергичны и богаты: заказывайте тоннами пудру "Ривергрэн"!"
"В Фриско наши корабли, в Риверсайде - наши женщины! Американки, объясните мужьям - нашей стране нужны не только броненосцы, но и цветы! Американки, записывайтесь в Добровольную Ассоциацию Поощрения Национального Цветоводства: Риверсайд, 1, А/34".
"Масло розы - основа богатства нашего округа! Масло розы - основа здоровья нации! Американцы, уснащайте ваши мужественные тела эссенцией розы - и вы не потеряете мужества до ста лет!"
"В Азии - Месопотамия, но без рая! В Америке - Риверсайд, но в раю!"
"Элементы нашего национального рая, суть:
Пища - Жилище - Влага: Глэн-Бабкок;
Одежда - Красота - Мораль: Кацманзон;
Искусство - Рассуждение - Религия - Пути Поведения - Вечная Слава:
универсальное блок-предприятие Звездного треста;
Вечный покой: Анонимная Компания "Урна";
Эксплуатация времени в целях смеха и развлечения: изолированная
обитель "Древо Евы";
Препараты "Антисексус": Беркман, Шотлуа и С\н.".
"Ходят только в башмаках Скрэга, в остальной обуви ползают!"
"Приведи в действие тормоз опасности! Стоп! Дальше - конец света! Зайди в наш дом "Сотворение мира"!"
"Джентльмены! Танец творит человека - творите себя: танцзала напротив! Маэстро Майнрити: стаж 50 лет в странах Европы".
"Помолись! Каждый обречен на смерть! Встреча с Богом неминуема! Что ты скажешь ему? Зайди в Дом Абсолютной Религии! Вход бесплатный. Хор юных девушек зафиксированного целомудрия! Оживленная Статуя Истинного Бога! Мистические процедуры, стихи, музыка нерожденных душ, ароматное помещение! Кино религиозными методами иллюстрирует современность, пастор Фокс доказывает соответствие Истории и Библии! Посетившему гарантируется стерилизация души и возвращение перводушевности!"
"Звездное Знамя есть Знамя Небесного Бога! Аллилуйя!"
"Наклони голову: тебя ждут обувные автоматы и препараты против пота!"
"Главное в жизни - Пища! И - наоборот! Усовершенствованные экскрементарии в каждом квартале Риверсайда ждут тебя! Осознай желудок!"
"Аэропланы в розницу с бесплатной упаковкой: Эптон Гаген".
Кирпичников хохотал. Он читал где-то, что американцы по развитию мозга - двенадцатилетние мальчики. Судя по Риверсайду, это была точная правда.
Работу себе нашел Кирпичников через четыре дня: машинистом на насосной станции, поднимающей воду из реки Квебека в лимонные сады. На заводе розовых масел работы не было и не предвиделось. Кирпичников решил обождать.
Прошел монотонный месяц. Кругом жили глупые люди: работа, еда, сон, ежевечернее развлечение, абсолютная вера в бога и в мировое первенство своего народа! Очень любопытно! Кирпичников наблюдал, молчал и терпел, друзей никаких не имел.
Адреса своего Кирпичников дома не оставил, записки тоже, однако то, что он отправился в Америку, на родине было известно. Кирпичников, как всегда, внимательно читал газеты, и однажды увидел в "Чикагском ораторе" следующее объявление:
"Мария Кирпичникова просит своего бывшего мужа Михаила Кирпичникова вернуться на родину, если ему дорога жизнь жены. Через три месяца Кирпичников жену в живых не застанет. Это не угроза, а просьба и предупреждение".
Кирпичников вскочил, бросился к машине и закрыл клапан паропровода. Машина остановилась.
Сейчас же зазвонил телефон:
- Алло! В чем дело, механик?
- Посылайте смену до срока! Ухожу!
- Алло! В чем дело? Куда уходите? Что за шутки дьявола? Пустите сейчас же насос, иначе взыщем убытки! Алло, вы слушаете? Достаточно ли у вас долларов для уплаты штрафа? Я звоню полиции!
- Убирайся к черту, двенадцатилетний дурак! Я предупредил - я ухожу без расчета!
Кирпичников выбежал по мостику с плавучего понтона, на котором помещалась установка, и пустился по долине Квебека на запад, не успевая думать. Солнце жалило зноем, горизонт закрыт горами, подошвы которых устланы тучными плантациями, и жаль было, что великолепные плоды земли превращались в конечном счете в темную глупость и бессмысленное наслаждение человека.
* * *
Снова пошли дни, мучительные поиски заработка, тысячи затруднений и приключений. Описание даже обычного дня человека заняло бы целый том, описание дня Кирпичникова - четыре тома. Жизнь - в работе молекул; никто еще не уяснил себе, ценою каких трагедий и катастроф согласуется бытие молекул в теле человека и создается симфония дыхания, сердцебиения и размышления. Это неизвестно. Потребуется изобретение нового научного метода, чтобы его заостренным инструментом просверлить скважины в пучинах нутра человека и посмотреть, какая там страшная работа.