-- Это очень интересно, -- сказала она. -- Но я в отчаянии. Нам не с кем пойти, муж как раз в это время будет в отъезде.
Дю Руа тотчас же предложил свои услуги. Она согласилась.
-- Мои дочери и я, мы будем вам очень признательны.
Дю Руа поглядывал на младшую из сестер Вальтер и думал: "Она совсем недурна, эта маленькая Сюзанна, совсем, совсем даже недурна". Крошечного роста, но стройная, с узкими бедрами, осиной талией и чуть обозначавшейся грудью, с миниатюрным личиком, на котором серо-голубые, отливавшие эмалью глаза были словно тщательно вырисованы прихотливой и тонкой кистью художника, она напоминала хрупкую белокурую куклу, и довершали это сходство слишком белая, слишком гладкая, точно выутюженная, кожа, без единой складки, без единого пятнышка, без единой кровинки, и прелестное легкое облачко взбитых кудряшек, которым нарочно был придан поэтический беспорядок, -- точь-в-точь как у красивой дорогой куклы, какую иной раз видишь в руках у девочки значительно меньше ее ростом.
Старшая" Роза, некрасивая, худая, невзрачная, принадлежала к числу девушек, которых не замечают, с которыми не разговаривают, о которых нечего сказать.
Госпожа Вальтер встала.
-- Итак, я рассчитываю на вас, -- обратилась она к Жоржу. -- В четверг на будущей неделе, в два часа.
-- К вашим услугам, сударыня, -- сказал он.
Как только они вышли, г-жа де Марель тоже встала.
-- До свиданья. Милый друг.
Теперь уже она долго и крепко пожимала ему руку. И, взволнованный этим молчаливым признанием, он вдруг почувствовал, что его опять потянуло к этой взбалмошной и добродушной бабенке, которая, быть может, по-настоящему любит его.
"Завтра же пойду к ней", -- решил он.
Когда супруги остались одни, Мадлена засмеялась веселым искренним смехом и, внимательно посмотрев на него, спросила:
-- Тебе известно, что госпожа Вальтер от тебя без ума?
-- Да будет тебе! -- с недоверием в голосе проговорил он.
-- Да, да, уверяю тебя; из ее слов я заключила, что она от тебя в диком восторге. Как это на нее непохоже! Она бы хотела, чтобы у ее дочерей были такие мужья, как ты!.. К счастью, все это для нее самой уже не опасно.
Он не понял, что она хотела этим сказать.
-- Что значит -- не опасно?
-- О, госпожа Вальтер ни разу в жизни не подала повода для сплетен, -- понимаешь? -- ни разу, ни разу! -- тоном женщины, отвечающей за свои слова, воскликнула Мадлена. -- Она ведет себя безукоризненно во всех отношениях. Мужа ее ты знаешь не хуже меня. Но она -- это другое дело. Между прочим, она очень страдала от того, что вышла замуж за еврея, но осталась ему верна. Это глубоко порядочная женщина.
Дю Руа был удивлен:
-- Я думал, что она тоже еврейка.
-- Она? Ничего подобного. Она дама-патронесса всех благотворительных учреждений квартала Мадлен. Она даже венчалась в церкви. Не знаю только, крестился ли патрон для проформы, или же духовенство посмотрело на это сквозь пальцы.
-- Так... стало быть... она в меня... влюблена? -- пробормотал Жорж.
-- Окончательно и бесповоротно. Если б ты был свободен, я бы тебе посоветовала просить руки... Сюзанны, ведь правда, она лучше Розы?
-- Да и мамаша еще в соку! -- сказал он" покручивая усы.
Мадлена рассердилась:
-- Насчет мамаши, дорогой мой, могу сказать тебе одно: сделай одолжение. Мне это не страшно. Она вышла из того возраста, когда совершают свой первый грех. Надо было раньше думать.
"Неужели я и впрямь мог бы жениться на Сюзанне!.." -- говорил себе Жорж.
Затем он пожал плечами:
"А, вздор!.. Разве отец когда-нибудь согласится выдать ее за меня!"
Еще не отдавая себе отчета в том, какой ему будет от этого прок, он все же решил понаблюдать за г-жой Вал
Весь вечер его томили воспоминания, нежные и в то же время будившие чувственность воспоминания о романе с Клотильдой. Ему приходили на память ее проказы, ее шаловливые ласки, их совместные похождения. "Право, она очень мила, -- твердил он себе. -- Да, завтра же пойду к ней".
На другой день, после завтрака, он действительно отправился на улицу Верней. Все та же горничная отворила ему дверь и с той развязностью, с какою прислуга держит себя в мещанских домах, спросила:
-- Как поживаете, сударь?
-- Превосходно, малютка, -- ответил он и вошел в гостиную, где чья-то неопытная рука разучивала на фортепьяно гаммы. Это была Лорина. Он думал, что она бросится к нему на шею. Но она с важным видом встала, церемонно, как взрослая, поздоровалась и с достоинством удалилась.
Она держала себя как оскорбленная женщина, и это его поразило. Вошла мать. Дю Руа поцеловал ей руки.
-- Как часто я думал о вас -- сказал он.
-- А я -- о вас, -- призналась Клотильда.
Они сели. Оба улыбались, глядя друг другу в глаза, обоим хотелось поцеловаться.
-- Моя дорогая, маленькая Кло, я люблю вас.
-- А я -- тебя.
-- Значит... значит... ты на меня не очень сердилась?
-- И да и нет... Мне было больно, а потом я поняла, что ты прав, и сказала себе: "Ничего! Не сегодня-завтра он ко мне вернется".
-- Я боялся к тебе идти, я не знал, как ты меня примешь. Я боялся, но мне страшно хотелось прийти. Кстати, скажи, пожалуйста, что с Лориной? Она едва поздоровалась и с возмущенным видом ушла.
-- Не знаю. Но с тех пор, как ты женился, с ней нельзя говорить о тебе. Право, мне кажется, что она ревнует.
-- Не может быть!
-- Уверяю тебя, дорогой. Она уже не называет тебя Милым другом, теперь она зовет тебя "господин Форестье".
Дю Руа покраснел.
-- Дай мне губы, -- придвинувшись к Клотильде, сказал он.
Она исполнила его желание.
-- Где бы нам встретиться? -- спросил он.
-- Да... на Константинопольской.
-- Как!.. Разве квартира еще не сдана?
-- Нет... Я ее оставила за собой!
-- Оставила за собой?
-- Да, я надеялась, что ты ко мне вернешься.
Ему стало тесно в груди от внезапно наполнившей его горделивой радости. Значит, эта женщина любит его, значит, это настоящее, неизменное, глубокое чувство.
-- Я тебя обожаю, -- прошептал он и, помолчав, спросил: -- Как поживает твой муж?
-- Отлично. Он пробыл здесь месяц и только третьего дня уехал.
Дю Руа не мог удержаться от смеха:
-- Как это кстати!
-- Да, очень кстати! -- простодушно заметила Клотильда. -- Впрочем, его присутствие меня не стесняет. Ты же знаешь.
-- Да, это верно. В сущности, он прекрасный человек.
-- Ну, а ты? Как тебе нравится твоя новая жизнь? -- спросила она.
-- Так себе. Моя жена -- подруга, союзница.
-- И только?
-- И только... А сердце...
-- Понимаю. Но она мила.
-- Да, но она меня не волнует. Когда же мы увидимся? -- еще ближе придвинувшись к Клотильде, прошептал он.
-- Ну хоть... завтра... если хочешь?
-- Хорошо. Завтра в два часа?
-- В два часа.
Он встал и, уже собираясь уходить, смущенно заговорил:
-- Знаешь что, квартиру на Константинопольской я хочу перевести на свое имя. Непременно. Недоставало еще, чтобы ты и теперь за меня платила!
В приливе нежности Клотильда поцеловала ему руки.
-- Делай как знаешь, -- прошептала она. -- С меня довольно, что я ее сохранила и что мы можем там видеться.
С чувством полного удовлетворения Дю Руа удалился.
Проходя мимо витрины фотографа, он увидел портрет полной женщины с большими глазами, и эта женщина напомнила ему г-жу Вал "Ничего, -- сказал он себе, -- а с ней еще можно иметь дело. Как это я до сих пор не обратил на нее внимания! Интересно знать, с каким лицом встретит она меня в четверг?"
Он шел, потирая руки от радости -- радости, охватившей все его существо, радости при мысли о том, что ему всюду сопутствует удача, эгоистической радости ловкого и преуспевающего мужчины, испытывая сложное и приятное ощущение польщенного самолюбия и утоленной чувственности -- ощущение, вызываемое успехом у женщин.
В четверг он спросил Мадлену:
-- Ты не пойдешь на турнир к Ривалю?
-- О нет. Меня туда совсем не тянет, я пойду в палату депутатов.
Погода была великолепная, и Дю Руа заехал за г-жой Вальтер в открытом экипаже.
Увидев ее, он замер от удивления, -- такой молодой и красивой показалась она ему. Сквозь белые кружева, которыми был отделан корсаж ее светлого с небольшим вырезом платья, проглядывала пышная, высокая грудь Он никогда не думал, что она может быть такой моложавой. Он нашел, что она и в самом деле весьма соблазнительна. Но во всем ее облике -- облике тонной, благовоспитанной дамы, добродетельной матери -- было нечто такое, что не привлекало к ней нескромного взора мужчин. К тому же, обладая ясным, здравым и трезвым умом, застрахованным от крайностей, она взвешивала каждое свое слово и говорила лишь о том, что всем было давно известно и никого не могло задеть.
Сюзанна, вся в розовом, напоминала только что по крытую лаком картину Ватто, а ее сестра Роза походила на гувернантку, приставленную к этой прелестной куколке.
Перед домом Риваля уже вытянулись в ряд экипажи Дю Руа предложил своей спутнице руку, и они вошли.
Это был турнир в пользу сирот Шестого парижского округа, и в его устройстве принимали участие в качестве дам-патронесс жены сенаторов и депутатов, связанных с "Французской жизнью".
Госпожа Вальтер обещала приехать с дочерьми, но от звания дамы-патронессы отказалась: ее благотворительность не выходила за рамки, предусмотренные духовенством, и не потому, чтобы она была очень набожна, а потому, что брак с иудеем, по ее мнению, обязывал ее к известного рода религиозности, тогда как празднество, затеянное журналистом, принимало республиканскую окраску и могло произвести впечатление чего-то антиклерикального.
Уже за три недели до турнира в газетах всех направлений можно было прочитать:
"У нашего уважаемого коллеги Жака Риваля возникла столь же блестящая, сколь и благородная идея устроить в своей холостой квартире, при которой имеется прекрасный фехтовальный зал" большой турнир в пользу сирот Шестого парижского округа.
Приглашения рассылаются супругами сенаторов: г-жами Лалуань, Ремонтель и Рисолен и супругами известных депутатов: г-жами Ларош-Матье, Персероль и Фирмен Сбор пожертвований состоится в антракте, после чего вся сумма будет немедленно вручена мэру Шестого округа или же его заместителю".