Он промолчал. Неприязнь, которую внезапно почувствовала к нему эта девочка, огорчала и угнетала его.
У дверей их остановила Сюзанна:
-- А, вот вы где! Ну, Милый друг, вы остаетесь в одиночестве. Я похищаю прекрасную Клотильду, -- мне хочется показать ей мою комнату.
Обе женщины начали быстро пробираться в сутолоке, как умеют пробираться в толпе только женщины -- скользя и извиваясь по-змеиному.
Почти в ту же секунду кто-то прошептал:
-- Жорж!
Это была г-жа Вал
-- О, как вы бесчеловечны! -- еще тише заговорила она. -- Зачем вы меня так мучаете! Мне надо сказать вам несколько слов, и -- я попросила Сюзетту увести вашу спутницу. Послушайте, я должна... я должна поговорить с вами сегодня вечером... или... или... вы не можете себе представить, на что я решусь. Идите в оранжерею. Налево будет дверь в сад. Идите прямо по аллее. В самом конце увидите беседку. Я приду туда через десять минут. Если вы не согласитесь, -- клянусь, я устрою скандал, здесь, сию же минуту!
-- Хорошо, измерив ее надменным взглядом, сказал он, -- Через десять минут я буду в указанном месте.
И они расстались. Но он чуть было не опоздал из-за Жака Риваля. Тот взял его под руку и крайне оживленно начал выкладывать новости. По-видимому, он только что вышел из буфета. В конце концов Дю Руа сдал его на руки г-ну де Марель, с которым они столкнулись в дверях, и скрылся. Надо было еще незаметно прошмыгнуть мимо жены и Лароша. Это ему удалось без особых усилий -- так они были увлечены разговором, и он очутился в саду.
На воздухе Дю Руа почувствовал себя, точно в ледяной ванне. "Черт, как бы не простудиться", -- поду мал он и вместо шарфа повязал шею носовым платком. Затем медленно двинулся по аллее, -- после яркого света он почти ничего не видел.
Справа и слева колыхались тонкие безлиственные ветки кустов. Свет из окон ложился на них серыми пятнами. Вдруг что-то белое мелькнуло на дорожке, и в ту же минуту он услышал дрожащий голос г-жи Вальтер, которая, в декольтированном платье, спешила ему навстречу.
-- А, это ты? Ты что же, хочешь свести меня в могилу? -- прошептала она.
-- Только, пожалуйста, без трагедий, -- спокойно проговорил он. -- Иначе я сейчас же уйду.
Она обвила его шею руками и, почти касаясь губами его губ, сказала:
-- Но что я тебе сделала? Ты поступаешь со мной, как подлец. Что я тебе сделала?
Он пытался оттолкнуть ее.
-- В последний раз, когда мы с тобой виделись, ты намотала свои волосы на все мои пуговицы, и у меня чуть не произошло разрыва с женой.
Она сначала удивилась, потом отрицательно покачала головой.
-- Нет" твоей жене это совершенно безразлично. Это уж кто-нибудь из твоих любовниц устроил тебе сцену.
-- У меня нет любовниц.
-- Молчи лучше! Почему же ты у меня совсем не бываешь? Почему не приходишь ко мне обедать, хотя бы раз в неделю? Все мои мысли связаны с тобой, ты вечно у меня перед глазами, к ужасу моему, твое имя каждую секунду готово сорваться у меня с языка, -- вот до чего я люблю тебя. Нет, тебе этого не понять! У меня такое чувство, будто я в тисках, в каком-то мешке; я сама не знаю, что со мной. Неотвязная мысль о тебе спирает мне дыхание, терзает мне грудь, -- вот тут, под сердцем, -- ноги у меня подкашиваются, так что я не могу двигаться. Целыми днями я бессмысленно сижу на одном месте и думаю о тебе.
Он смотрел на нее с удивлением. Перед ним была уже не прежняя шаловливая толстая девчонка, но обезумевшая от горя, дошедшая до полного отчаяния, на все способная женщина.
Между тем у него в голове зарождались какие-то неопределенные планы.
-- Дорогая моя, на свете вечной любви не бывает, -- начал он. -- Люди сходятся, а затем расстаются. Но если это затягивается, как у нас, тогда это становится тяжкой обузой. Я больше не могу. Говорю тебе откровенно. Однако, если благоразумие возьмет верх и ты будешь принимать меня и относиться ко мне, как к другу, то я стану бывать у тебя по-прежнему. Ну как, способна ты совладать с собой?
-- Я способна на все, лишь бы видеть тебя, -- положив свои голые руки ему на плечи, прошептала г-жа Вал
-- Значит, решено, -- сказал он, -- мы друзья, но и только.
-- Да, решено, -- прошептала она и подставила ему губы. -- Еще один поцелуй... последний.
-- Нет, -- мягко возразил он. -- Надо держать свое слово.
Она отвернулась, вытерла слезы и, достав из-за корсажа пакет, перевязанный розовой шелковой лентой, протянула его Дю Руа.
-- Возьми. Это твоя доля выигрыша по марокканскому займу. Я так рада, что выиграла это для тебя! Бери же...
Он начал было отказываться:
-- Нет, я не возьму этих денег!
Но она вспылила:
-- О, теперь это было бы с твоей стороны слишком жестоко! Эти деньги твои, и ничьи больше. Если ты не возьмешь, я выброшу их в мусорный ящик. Но ты не откажешь мне в этом, Жорж. Правда?
Дю Руа взял эту пачку и сунул в карман.
-- Пора идти, -- заметил он, -- ты схватишь воспаление легких.
-- Тем лучше! -- тихо сказала она. -- Ах, если б я могла умереть!
Она припала к его руке, страстно, исступленно, с каким-то отчаянием поцеловала ее и побежала к дому.
Погруженный в раздумье, он медленно двинулся вслед за ней. В оранжерею он вошел, высоко подняв голову, и на губах у него играла улыбка.
Его жены и Лароша здесь уже не было. Толпа редела. Было ясно, что на бал останутся лишь немногие. Вдруг он увидел Сюзанну под руку с сестрой. Они подошли к нему и попросили танцевать с ними первую кадриль вместе с графом де Латур-Ивеленом.
-- Это еще кто такой? -- спросил он с удивлением.
-- Это новый друг моей сестры, -- лукаво улыбаясь, ответила Сюзанна.
Роза вспыхнула:
-- Как не стыдно, Сюзетта, он столько же мой, сколько и твой!
-- Я знаю, что говорю.
Роза рассердилась и ушла.
Дю Руа фамильярно взял Сюзанну под локоть.
-- Послушайте, дорогая крошка, -- начал он своим медоточивым голосом, -- вы считаете меня своим другом?
-- Ну конечно. Милый друг.
-- Вы доверяете мне?
-- Вполне.
-- Помните наш сегодняшний разговор?
-- О чем?
-- О вашем замужестве, -- вернее, о человеке, за которого вы выйдете замуж.
-- Да.
-- Ну так вот, можете вы мне обещать одну вещь?
-- Да Но что именно?
-- Обещайте советоваться со мной, когда кто-нибудь будет просить вашей руки, и, не узнав, как я на это смотрю, никому не давать согласия.
-- Хорошо, обещаю.
-- И это должно остаться между нами. Ни отцу, ни матери -- ни слова.
-- Ни слова.
-- Клянетесь?
-- Клянусь.
С деловым видом к ним подбежал Риваль.
-- Мадемуазель, папа зовет вас на бал.
-- Идемте, Милый друг, -- сказала она.
Но он отказался, -- он решил сейчас же уехать, ему хотелось побыть одному и поразмыслить на досуге. Слишком много новых впечатлений запало ему в душу. Он стал искать жену и вскоре нашел ее в буфете, -- она сидела с какими-то двумя мужчинами и пила шоколад. Мужа она им представила, но ему не назвала их.
-- Поедем? -- немного погодя обратился он к ней.
-- Как хочешь.
Она взяла его под руку, и они снова прошли через опустевшие залы.
-- А где же хозяйка? -- спросила она. -- Я хотела с ней попрощаться.
-- Не стоит. Она начнет уговаривать нас остаться на бал, а с меня довольно.
-- Да, ты прав.
Всю дорогу они молчали. Но как только они вошли в спальню, Мадлена, еще не успев снять вуаль, с улыбкой обратилась к нему:
-- Ты знаешь, у меня есть для тебя сюрприз.
-- Какой еще сюрприз? -- а огрызнулся Жорж.
-- Угадай.
-- Не намерен утруждать себя.
-- Ну хорошо. Послезавтра первое января.
-- Да.
-- Теперь самое время новогодних подарков.
-- Да.
-- Так вот тебе новогодний подарок, -- я только что получила его от Лароша.
И она протянула ему маленькую черную коробку, похожую на футляр для золотых вещей.
Дю Руа с равнодушным видом открыл ее и увидел орден Почетного легиона.
Он слегка побледнел, затем, усмехнувшись, сказал:
-- Я бы предпочел десять миллионов. А это ему обошлось недорого.
Она ожидала бурных изъявлений восторга, и эта его холодность возмутила ее.
-- Ты стал просто невыносим. Тебе ничем нельзя угодить.
-- Этот человек выплачивает свой долг -- только и всего, -- хладнокровно заметил он. -- Он мне еще много должен.
Его тон удивил Мадлену.
-- Однако в твои годы и это неплохо, -- сказала она.
-- Все относительно, -- возразил он. -- Я мог бы иметь теперь гораздо больше.
Он положил футляр на камин и принялся рассматривать блестящую звезду. Потом закрыл футляр и, пожав плечами, стал раздеваться.
В "Правительственном вестнике" от первого января действительно появилась заметка о том, что публицист г-н Проспер-Жорж Дю Руа за выдающиеся заслуги получил звание кавалера ордена Почетного легиона. Его фамилия была напечатана в два слова, и это порадовало его больше, чем самый орден.
Через час после того, как он прочитал в газете об этом событии, приобретавшем, таким образом, общественное значение, ему подали записку от г-жи Вальтер; она умоляла его сегодня же прийти к ней с женой обедать и отпраздновать это награждение. Он было поколебался, а затем, бросив в огонь ее письмо, составленное в несколько двусмысленных выражениях, объявил Мадлене:
-- Сегодня мы обедаем у Вальтеров.
Это ее удивило.
-- Вот как! Ведь ты же сам, по-моему, говорил, что ноги твоей там больше не будет?
-- Я передумал, -- это все, что она услышала от него в ответ.
Когда они приехали, г-жа Вальтер сидела одна в маленьком будуаре, отведенном для интимных приемов. Она была вся в черном, с напудренными волосами, что очень ей шло. Издали она казалась старой, вблизи -- молодой, и для наблюдательного человека это был пленительный обман зрения.
-- Вы в трауре? -- спросила Мадлена.
-- И да и нет; -- печально ответила она. -- Все мои близкие живы. Но я уже в таком возрасте, когда носят траур по собственной жизни. Сегодня я надела его впервые, чтобы освятить его. Отныне я буду носить его в своем сердце.
"Хватит ли выдержки?" -- подумал Дю Руа.
Обед прошел довольно уныло. Только Сюзанна болтала без умолку. Роза казалась чем-то озабоченной. Все горячо поздравляли журналиста.