Ахматова приняла, разделила и по мере сил старалась облагородить, гуманизировать свое время: «Я не переставала писать стихи. Для меня в них – связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».
Псевдоним, ставший именем великого поэта,- Ахматова,- достался юной Ане Горенко «в наследство» от прабабушки, татарской княжны, увековеченной в «Сказке о черном кольце»: «Мне от бабушки – татарки были редкостью подарки». Отец не желал, чтобы фамилия Горенко была «опозорена» подписью под стихами. И сразу же после выхода первого сборника «Вечер» в русской литературе произошла своеобразная революция – появилась Анна Ахматова, «вторая великая лирическая поэтесса после Сапфо».
Что же революционного было в появлении Ахматовой? Во-первых, у нее практически не было поры литературного ученичества: после выхода «Вечера» критики сразу поставили ее в первый ряд русских поэтов. Во-вторых, современники признавали, что именно Ахматовой после смерти Блока бесспорно принадлежит первое место среди поэтов. Для Ахматовой Блок был высшим проявлением сути «серебряного века». «Блока я считаю не только величайшим европейским поэтом первой четверти двадцатого века, но и человеком-эпохой, т.е. самым характерным представителем своего времени»,- сказала она. Современный литературовед Н.Н. Скатов тонко подметил: «…если Блок действительно самый характерный герой своего времени, то Ахматова, конечно, самая характерная ее героиня, явленная в бесконечном разнообразии женских судеб». И в этом третья черта революционности ее творчества. До Ахматовой история знала много женщин-поэтесс, но только ей удалось стать женским голосом своего времени, женщиной-поэтом вечного, общечеловеческого значения.
Ее лирическая героиня – не окружённая бытом и сиюминутными тревогами, но бытийная , вечная женщина. Она предстает в стихах поэта не отражением ее персональной судьбы, а всеми проявлениями женской доли и женского голоса. Это и юная девушка в ожидании любви (сб. «Вечер»- «Молюсь оконному лучу», «Два стихотворения» и др.); и зрелая женщина, соблазненная и соблазняемая, поглощенная сложной любовью- борьбой, долей- мукой («Сколько просьб…», «Как велит простая учтивость», «Смятение» и т. д.); и неверная жена, утверждающая правоту своей «преступной» любви и готовая на любые муки и расплату за мгновение страсти и свободного выбора («Сероглазый король», «Муж хлестал меня узорчатым…», «Я и плакала и каялась…»).
Лирическая героиня не совпадает с личностью автора, она - лишь своеобразная маска, представляющая ту или иную грань женской души, женской судьбы. Естественно, Ахматова не переживала всех тех ситуаций, которые присутствуют в ее поэзии, но она сумела воплотить их силой художественного воображения. Она не была бродячей циркачкой («Меня покинул в новолунье…») или крестьянкой («Песенка»), отравительницей («Сжала руки под темной вуалью…») или староверкой («Я с тобой не стану пить вино…»), «бражницей и блудницей». О своем предполагаемом вдовстве («Как соломинкой, пьешь мою душу…») она написала задолго до расстрела Гумилева (к моменту гибели первого мужа они давно уже были в разводе). Просто Ахматова благодаря своему особому дару сумела воплотить в стихах все ипостаси русской женщины.
Однако Ахматова не ограничилась воплощением одной грани лирической героини – сферой ее любви. Она затронула все грани женской доли: сестры, жены, матери («Магдалина билась и рыдала», «Реквием» и др.).
В зрелом творчестве Анны Ахматовой лирическая героиня предстает в необычном для женской поэзии ракурсе поэта и гражданина. Необычна героиня Ахматовой и для мировой поэзии - это первая женщина-поэт, раскрывшая свою высокую и трагическую участь. Если основой женской поэзии всегда считалась любовь, то Ахматова показала трагический путь женщины- поэта. Этот трагизм был заявлен ею уже в раннем стихотворении «Музе», где она писала о несовместимости женского счастья и судьбы творца. Однозначный же «монашеский» выбор, отказ от вечной земной доли – любви в поэтическом мире Ахматовой тоже невозможен.
В ее лирике благополучное в житейском смысле разрешение конфликта любви и творчества для поэта- женщины невозможно. Трагизм ахматовской лирической героини углубляется постоянным мотивом непонимания, неприятия лирическим адресатом- мужчиной женщины-поэта:
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине - нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость!
(В последний раз мы встретились тогда…,1914)
Мы сталкиваемся здесь с постоянным приемом Ахматовой- художника: глубина психологизма достигается с помощью единичных бытовых деталей, извлеченных из памяти. Узнаваемые, сопутствующие напряженной лирической ситуации, они становятся знаком глубокого обострения чувств. В данном случае неизменные приметы Петербурга остаются в памяти героини как знак разлуки, но потеря любви трактуется особо: мужчина не может вынести силы и превосходства женщины-поэта, он не признает за ней творческого равноправия и равнозначности. Отсюда - один из постоянных в ахматовской лирике мотивов убийства или попытки убийства любимым ее песни-птицы из ревности, из нежелания делить ее любовь с Музой:
Углем наметил на левом боку
Место, куда стрелять,
Чтоб выпустить птицу - мою тоску
В пустынную ночь опять.
(Сб. «Чётки»)
Был он ревнивым, тревожным и нежным,
Как Божие солнце меня любил,
А чтобы она не запела о прежнем,
Он белую птицу мою убил.
(СБ. «Белая стая»)
Невыносимые муки любви поэта получили «права гражданства» в мужской поэзии.
Любовную лирику Ахматовой отличает глубочайший психологизм. Ей, как никому, удалось раскрыть самые заветные глубины женского внутреннего мира, переживаний, настроений. Для достижения потрясающей психологической убедительности она пользуется очень емким и лаконичным художественным приемом говорящей детали, которая, западая в память участников кульминации личной драмы, становится «знаком беды». Такие «знаки» Ахматова находит в неожиданном для традиционной поэзии обыденном мире. Это могут быть детали одежды ( шляпа, вуаль, перчатка, кольцо и т. п.), мебели (стол, кровать и прочее), меха, свечи, времена года, явления природы (небо, море, песок, дождь, наводнение и т. п.), запахи и звуки окружающего, узнаваемого мира.
Ахматова утвердила «права гражданства» «непоэтических» обыденных реалий и высокой поэзии чувств. Использование таких деталей не снижает, не «заземляет» и не опошляет традиционно высоких тем. Ахматова воздает должное высокой общечеловеческой роли любви, ее способности окрылять любящих. Когда люди попадают под власть этого чувства, их радуют повседневные мельчайшие детали, увиденные влюбленными глазами: липы, клумбы, темные аллеи и прочее.
И все же ахматовская любовная поэзия – прежде всего лирика разрыва, завершения отношений или утраты чувства. Почти всегда ее стихотворение о любви – это рассказ о последней встрече или о прощальном объяснении, своеобразный лирический «пятый акт драмы». Даже в стихах, основанных на образах и сюжетах мировой культуры, Ахматова предпочитает обращаться к ситуации развязки, как, например, в стихотворениях о Дидоне и Клеопатре. Но и состояния расставания у нее удивительно разнообразны и всеобъемлющи: это и остывшее чувство, и непонимание, и соблазн, и ошибка, и трагическая любовь поэта. Словом, все психологические грани разлуки нашли воплощение в ахматовской лирике.
Одним из основных достоинств творчества Ахматовой современники считали созданную ею «поэтику женских волнений и мужских обаяний» (Н.В.Недоброво). На протяжении всей истории мировой литературы поэтами-мужчинами создавались всевозможные образы дамы сердца - от абсолютного ангела до исчадия ада. Женская же поэзия до Ахматовой ограничивалась, как правило, лирическим излиянием ситуативных переживаний, когда «он» - объект и адресат любви - едва угадывался и был почти совершенно лишен в стихотворении каких-либо определенных черт. Именно Ахматовой удалось дать любви «право женского голоса» («Я научила женщин говорить…») и воплотить в лирике женские представления об идеале мужественности, представить, по словам современников, богатую палитру «мужских обаяний» - объектов и адресатов женских чувств
При всем богатстве лирических ситуаций в мире Ахматовой она очень сдержанна в выборе средств художественной выразительности. Так в ее поэзии преобладает матовый колорит: яркие краски (изумруд листвы, лазурь неба и моря, золото или багряный пожар осени) светятся единичными мазками на общем фоне сдержанных, даже тусклых тонов.
Матовый колорит оттеняет трагический характер лирической героини Ахматовой в ее стремлении к недостижимой гармонии, в доминирующем настроении печали («Муза плача») . Этому настроению сопутствует частое использование мотива камня( унылые валуны, каменные склепы, камень на сердце, «камень вместо хлеба»; библейские камни, которые приходит время «разбрасывать» и время «собирать»)
Большую роль в ее поэзии играет мотив смерти(похороны, могила, самоубийства, смерть сероглазого короля, умирание природы, погребение всей эпохи). Смерть трактуется у Ахматовой в христианских и пушкинских традициях. В христианских - как закономерный акт бытия, в пушкинских - как заключительный акт творчества: творчество для Ахматовой- это ощущение единства с творцами прошлого и современности, с Россией, с ее историей и судьбой народа. Поэтому в стихотворении «Поздний ответ», посвященном Марине Цветаевой, звучит:
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем,
А за нами таких миллионы,
И безмолвнее шествия нет,
А вокруг погребальные звоны