- Я, признаюсь, более принадлежу к решению гуманному, - проговорил майор, - но так как уж все, то и я со всеми.
- Выходит, стало быть, что и вы не противоречите? - обратился Верховенский к хромому.
- Я не то чтобы... - покраснел было несколько тот, - но я если и согласен теперь со всеми, то единственно, чтобы не нарушить...
- Вот вы все таковы! Полгода спорить готов для либерального красноречия, а кончит ведь тем, что вотирует со всеми! Господа, рассудите однако, правда ли, что вы все готовы?
(К чему готовы? - вопрос неопределенный, но ужасно заманчивый.) - Конечно, все... - раздались заявления. Все впрочем поглядывали друг на друга.
- А, может, потом и обидитесь, что скоро согласились? Ведь это почти всегда так у вас бывает.
Заволновались в различном смысле, очень заволновались. Хромой налетел на Верховенского.
- Позвольте вам однако заметить, что ответы на подобные вопросы обусловливаются. Если мы и дали решение, то заметьте, что все-таки вопрос, заданный таким странным образом...
- Каким странным образом?
- Таким, что подобные вопросы не так задаются.
- Научите пожалуста. А знаете, я так ведь и уверен был, что вы первый обидитесь.
- Вы из нас вытянули ответ на готовность к немедленному действию, а какие однако же права вы имели так поступать? Какие полномочия, чтобы задавать такие вопросы?
- Так вы об этом раньше бы догадались спросить! Зачем же вы отвечали? Согласились да и спохватились.
- А по-моему, легкомысленная откровенность вашего главного вопроса дает мне мысль, что вы вовсе не имеете ни полномочий, ни прав, а лишь от себя любопытствовали.
- Да вы про что, про что? - вскричал Верховенский, как бы начиная очень тревожиться.
- А про то, что аффилиации, какие бы ни были, делаются по крайней мере глаз-на-глаз, а не в незнакомом обществе двадцати человек! - брякнул хромой. Он высказался весь, но уже слишком был раздражен. Верховенский быстро оборотился к обществу с отлично подделанным встревоженным видом.
- Господа, считаю долгом всем объявить, что все это глупости и разговор наш далеко зашел. Я еще ровно никого не аффильировал, и никто про меня не имеет права сказать, что я аффильирую, а мы просто говорили о мнениях. Так ли? Но так или этак, а вы меня очень тревожите, - повернулся он опять к хромому: - я никак не думал, что здесь о таких почти невинных вещах надо говорить глаз-на-глаз. Или вы боитесь доноса? Неужели между нами может заключаться теперь доносчик?
Волнение началось чрезвычайное; все заговорили.
- Господа, если бы так, - продолжал Верховенский, - то ведь всех более компрометировал себя я, а потому предложу ответить на один вопрос, разумеется, если захотите. Вся ваша полная воля.
- Какой вопрос? какой вопрос? - загалдели все.
- А такой вопрос, что после него станет ясно: оставаться нам вместе или молча разобрать наши шапки и разойтись в свои стороны.
- Вопрос, вопрос?
- Если бы каждый из нас знал о замышленном политическом убийстве, то пошел ли бы он донести, предвидя все последствия, или остался бы дома, ожидая событий? Тут взгляды могут быть разные. Ответ на вопрос скажет ясно - разойтись нам или оставаться вместе и уже далеко не на один этот вечер. Позвольте обратиться к вам первому, - обернулся он к хромому.
- Почему же ко мне первому?
- Потому что вы все и начали. Сделайте одолжение, не уклоняйтесь, ловкость тут не поможет. Но впрочем как хотите; ваша полная воля.
- Извините, но подобный вопрос даже обиден.
- Нет уж, нельзя ли поточнее.
- Агентом тайной полиции никогда не бывал-с, - скривился тот еще более.
- Сделайте одолжение, точнее, не задерживайте.
Хромой до того озлился, что даже перестал отвечать. Молча злобным взглядом из-под очков в упор смотрел он на истязателя.
- Да или нет? Донесли бы или не донесли? - крикнул Верховенский.
- Разумеется, не донесу! - крикнул вдвое сильнее хромой.
- И никто не донесет, разумеется, не донесет, - послышались многие голоса.
- Позвольте обратиться к вам, господин майор, донесли бы вы или не донесли? - продолжал Верховенский. - И заметьте, я нарочно к вам обращаюсь.
- Не донесу-с.
- Ну, а если бы вы знали, что кто-нибудь хочет убить и ограбить другого, обыкновенного смертного, ведь вы бы донесли, предуведомили?
- Конечно-с, но ведь это гражданский случай, а тут донос политический. Агентом тайной полиции не бывал-с.
- Да и никто здесь не бывал, - послышались опять голоса. - Напрасный вопрос. У всех один ответ. Здесь не доносчики!
- Отчего встает этот господин? - крикнула студентка.
- Это Шатов. Отчего вы встали, Шатов? - крикнула хозяйка.
Шатов встал действительно; он держал свою шапку в руке и смотрел на Верховенского. Казалось, он хотел ему что-то сказать, но колебался. Лицо его было бледно и злобно, но он выдержал, не проговорил ни слова и молча пошел вон из комнаты.
- Шатов, ведь это для вас же невыгодно! - загадочно крикнул ему вслед Верховенский.
- Зато тебе выгодно, как шпиону и подлецу! - прокричал ему в дверях Шатов и вышел совсем.
Опять крики и восклицания.
- Вот она проба-то! - крикнул голос.
- Пригодилась! - крикнул другой.
- Не поздно ли пригодилась-то? - заметил третий.
- Кто его приглашал? - Кто принял? - Кто таков? - Кто такой Шатов? - Донесет или не донесет? - сыпались вопросы.
- Если бы доносчик, он бы прикинулся, а то он наплевал да и вышел, - заметил кто-то.
- Вот и Ставрогин встает, Ставрогин тоже не отвечал на вопрос, - крикнула студентка.
Ставрогин действительно встал, а с ним вместе с другого конца стола поднялся и Кириллов.
- Позвольте, господин Ставрогин, - резко обратилась к нему хозяйка, - мы все здесь ответили на вопрос, между тем как вы молча уходите?
- Я не вижу надобности отвечать на вопрос, который вас интересует, - пробормотал Ставрогин.
- Но мы себя компрометировали, а вы нет, - закричало несколько голосов.
- А мне какое дело, что вы себя компрометировали? - засмеялся Ставрогин, но глаза его сверкали.
- Как какое дело? Как какое дело? - раздались восклицания. Многие вскочили со стульев.
- Позвольте, господа, позвольте, - кричал хромой, - ведь и господин Верховенский не отвечал на вопрос, а только его задавал.
Замечание произвело эффект поразительный. Все переглянулись. Ставрогин громко засмеялся в глаза хромому и вышел, а за ним Кириллов. Верховенский выбежал вслед за ними в переднюю.
- Что вы со мной делаете? - пролепетал он, схватив Ставрогина за руку и изо всей силы стиснув ее в своей. Тот молча вырвал руку.
- Будьте сейчас у Кириллова, я приду... Мне необходимо, необходимо!
- Мне нет необходимости, - отрезал Ставрогин.
- Ставрогин будет, - покончил Кириллов. - Ставрогин, вам есть необходимость. Я вам там покажу.
Они вышли.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Иван-царевич.
I.
Они вышли. Петр Степанович бросился было в "заседание", чтоб унять хаос, но вероятно рассудив, что не стоит возиться, оставил все и через две минуты уже летел по дороге вслед за ушедшими. На бегу ему припомнился переулок, которым можно было еще ближе пройти к дому Филиппова; увязая по колена в грязи, он пустился по переулку и в самом деле прибежал в ту самую минуту, когда Ставрогин и Кириллов проходили в ворота.
- Вы уже здесь? - заметил Кириллов; - это хорошо. Входите.
- Как же вы говорили, что живете один? - спросил Ставрогин, проходя в сенях мимо наставленного и уже закипавшего самовара.
- Сейчас увидите, с кем я живу, - пробормотал Кириллов, - входите.
Едва вошли, Верховенский тотчас же вынул из кармана давешнее анонимное письмо, взятое у Лембке, и положил пред Ставрогиным. Все трое сели. Ставрогин молча прочел письмо.
- Ну? - спросил он.
- Этот негодяй сделает как по писанному, - пояснил Верховенский. - Так как он в вашем распоряжении, то научите, как поступить. Уверяю вас, что он может быть завтра же пойдет к Лембке.
- Ну и пусть идет.
- Как пусть? Особенно если можно обойтись.
- Вы ошибаетесь, он от меня не зависит. Да и мне все равно; мне он ничем не угрожает, а угрожает лишь вам.
- И вам.
- Не думаю.
- Но вас могут другие не пощадить, неужто не понимаете? Слушайте, Ставрогин, это только игра на словах. Неужто вам денег жалко?
- А надо разве денег?
- Непременно, тысячи две или minimum полторы. Дайте мне завтра или даже сегодня, и завтра к вечеру я спроважу его вам в Петербург, того-то ему и хочется. Если хотите, с Марьей Тимофеевной - это заметьте.
Было в нем что-то совершенно сбившееся, говорил он как-то неосторожно, вырывались слова необдуманные. Ставрогин присматривался к нему с удивлением.
- Мне не за чем отсылать Марью Тимофеевну.
- Может быть даже и не хотите? - иронически улыбнулся Петр Степанович.
- Может быть и не хочу.
- Одним словом, будут или не будут деньги? - в злобном нетерпении и как бы властно крикнул он на Ставрогина. Тот оглядел его серьезно.
- Денег не будет.
- Эй, Ставрогин! Вы что-нибудь знаете или что-нибудь уже сделали! Вы - кутите!
Лицо его искривилось, концы губ вздрогнули, и он вдруг рассмеялся каким-то совсем беспредметным, ни к чему не идущим смехом.
- Ведь вы от отца вашего получили же деньги за имение, - спокойно заметил Николай Всеволодович. - Maman выдала вам тысяч шесть или восемь за Степана Трофимовича. Вот и заплатите полторы тысячи из своих. Я не хочу наконец платить за чужих, я и так много роздал, мне это обидно... - усмехнулся он сам на свои слова.
- А, вы шутить начинаете...
Ставрогин встал со стула, мигом вскочил и Верховенский и машинально стал спиною к дверям, как бы загораживая выход. Николай Всеволодович уже сделал жест, чтоб оттолкнуть его от двери и выйти, но вдруг остановился.
- Я вам Шатова не уступлю, - сказал он. Петр Степанович вздрогнул; оба глядели друг на друга.
- Я вам давеча сказал, для чего вам Шатова кровь нужна, - засверкал глазами Ставрогин. - Вы этою мазью ваши кучки слепить хотите. Сейчас вы отлично выгнали Шатова: вы слишком знали, что он не сказал бы: "не донесу", а солгать пред вами почел бы низостью. Но я-то, я-то для чего вам теперь понадобился? Вы ко мне пристаете почти что с заграницы. То, чем вы это объясняли мне до сих пор, один только бред. Меж тем вы клоните, чтоб я, отдав полторы тысячи Лебядкину, дал тем случай Федьке его зарезать. Я знаю, у вас мысль, что мне хочется зарезать заодно и жену. Связав меня преступлением, вы конечно думаете получить надо мною власть, ведь так? Для чего вам власть? На кой чорт я вам понадобился? Раз навсегда рассмотрите ближе: ваш ли я человек, и оставьте меня в покое.