- Тащите воды попить, ребятки! - попросил всадник и, когда Павка побежал в дом за водой, обратился к глазевшему на него Сережке: - Скажи, паренек, какая власть в городе?
Сережка, торопясь, стал рассказывать приезжему все городские новости:
- Никакой власти у нас нет уже две недели. Самооборона у нас власть. Все жители по очереди ходят ночью город охранять. А вы кто такие будете? - в свою очередь задал он вопрос.
- Ну, много будешь знать - скоро состаришься, - с улыбкой ответил всадник.
Из дому бежал Павка, держа в руках кружку с водой.
Всадник жадно, залпом, выпил ее до дна, передал кружку Павке, рванул поводья и, взяв с места в карьер, помчался к сосновой опушке.
- Кто это был? - недоуменно спросил Павка Климку.
- Откуда я знаю? - ответил тот, пожав плечами.
- Наверно, смена власти опять будет. Потому и Лещинские вчера выехали. А раз богатые утекают - значит, придут партизаны, - окончательно и твердо разрешил этот политический вопрос Сережка.
Доводы его были настолько убедительны, что с ним сразу согласились и Павка и Климка.
Не успели ребята как следует поговорить об этом, как по шоссе зацокали копыта. Все трое бросились к забору.
Из лесу, из-за дома лесничего, чуть видного ребятам, двигались люди, повозки, а совсем недалеко по шоссе - человек пятнадцать конных с винтовками поперек седла. Впереди конных двое: один - пожилой, в защитном френче, перепоясанном офицерскими ремнями, с биноклем на груди, а рядом с ним - только что виденный ребятами всадник. На френче у пожилого - красный бант.
- А я что говорил? - толкнул Павку локтем в бок Сережка. - Видишь, красный бант. Партизаны. Лопни мои глаза - партизаны... - И, гикнув от радости, птицей переметнулся через забор на улицу.
Оба приятеля последовали за ним. Все трое стоял" теперь на краю шоссе и смотрели на подъезжающих.
Всадники подъехали совсем близко. Знакомый ребятам кивнул им и, указав нагайкой на дом Лещинских, спросил:
- Кто в этом доме живет?
Павка, стараясь не отстать от лошади всадника" рассказывал:
- Здесь адвокат Лещинский живет. Вчера сбежал. Вас, видно, испугался...
- Ты откуда знаешь, кто мы такие? - спросил, улыбаясь, пожилой.
Павка, указывая на бант, ответил:
- А это что? Сразу видать...
На улицу высыпали жители, с любопытством рассматривая входивший в город отряд. Наши приятели стояли у шоссе и тоже смотрели на запыленных, усталых красногвардейцев.
Когда прогромыхало по камням единственное в отряде орудие и проехали повозки с пулеметами, ребята двинулись за партизанами и разошлись по домам лишь после того, как отряд остановился в центре города и стал размещаться по квартирам.
Вечером в большой гостиной дома Лещинских, где остановился штаб отряда, за большим с резными ножками столом сидело четверо: трое из комсостава и командир отряда товарищ Булгаков - пожилой, с проседью в волосах.
Булгаков, развернув на столе карту губернии, водил по ней ногтем, оттискивая линии, и говорил, обращаясь к сидевшему напротив скуластому, с крепкими зубами:
- Ты говоришь, товарищ Ермаченко, что здесь надо будет драться, а я думаю - надо утром отходить. Хорошо бы даже ночью, да люди устали. Наша задача - успеть отойти к Казатину, пока немцы не добрались туда раньше нас. Оказывать сопротивление с нашими силами - это же смешно... Одно орудие и тридцать снарядов, двести штыков и шестьдесят сабель - грозная сила... Немцы идут железной лавиной. Драться мы сможем, только соединившись с другими отходящими красными частями. Ведь мы должны иметь в виду, товарищ, что, кроме немцев, мы имеем по пути много разных контрреволюционных банд. Мое мнение - завтра же утром отходить, взорвав мостик за станцией. Пока немцы будут его налаживать, пройдет два-три дня. По железной дороге их продвижение будет задержано. Вы как думаете, товарищи? Давайте решим, - обратился он к сидящим за столом.
Сидевший наискосок от Булгакова Стружков пожевал Губами, посмотрел на карту, потом на Булгакова и наконец с трудом выдавил застрявшие в горле слова:
- Я... под... держиваю Булгакова.
Самый молодой, в рабочей блузе, согласился:
- Булгаков говорит дело.
И только Ермаченко, тот, что днем говорил с ребятами, отрицательно мотнул головой:
- На черта же мы тогда отряд собирали? Чтобы отходить перед немцами без драки? По-моему, нам надо здесь с ними стукнуться. Надоело драпака задавать... Ежели бы на меня, то я дрался бы здесь обязательно. - Он резко отодвинул стул, поднялся и зашагал по комнате.
Булгаков неодобрительно посмотрел на него:
- Драться надо с толком, Ермаченко. А бросать людей на верный разгром и уничтожение - этого мы не можем делать. Да это и смешно.
За нами движется целая дивизия с тяжелой артиллерией, бронемашинами... Не надо ребячиться, товарищ Ермаченко... - И, уже обращаясь к остальным, закончил: - Итак, решено - завтра утром отходим.
- Следующий вопрос - о связи, - продолжал совещание Булгаков. - Поскольку мы отходим последними, на нас ложится задача по организации работы в тылу у немцев. Здесь - крупный железнодорожный узел, городишко имеет два вокзала. Мы должны позаботиться о том, чтобы на станции работал надежный товарищ, сейчас мы решим, кого из своих оставить здесь для налаживания работы. Намечайте кандидатуры.
- Я думаю, что здесь должен остаться матрос Жухрай, - сказал Ермаченко, подходя к столу. - Во-первых, Жухрай из здешних мест. Во-вторых, он слесарь и монтер - сможет устроиться работать на станции. С нашим отрядом Федора никто не видел - он приедет лишь ночью. Парень он мозговитый и здесь дело наладит. По-моему, это самый подходящий человек. Булгаков кивнул головой:
- Правильно, я с тобой согласен, Ермаченко. Вы, товарищи, не возражаете? - обратился он к остальным. - Нет. Значит, вопрос исчерпан. Мы оставляем Жухраю денег и мандат на работу.
- Теперь третий, последний вопрос, товарищи, - произнес Булгаков. - Это вопрос об оружии, находящемся в городе. Здесь имеется целый склад винтовок - двадцать тысяч штук, оставшихся еще от царской войны. Сложены они в крестьянском сарае и лежат там, забытые всеми. Мне сообщил об этом крестьянин - хозяин сарая. Хочет избавиться от них... Оставлять немцам этот склад, конечно, нельзя... Я считаю, нужно его сжечь. И сейчас же, чтобы к утру все было готово. Только поджигать-то опасно: сарай стоит на краю города, среди бедняцких дворов. Могут загореться крестьянские постройки.
Крепко сбитый, со щетиной давно не бритой бороды, Стружков шевельнулся:
- За... за... чем... поджигать? Я д... думаю раз... раздать оружие на... населению.
Булгаков быстро повернулся к нему:
- Раздать, говоришь?
- Правильно. Вот это правильно! - восхищенно воскликнул Ермаченко. - Раздать его рабочим и остальному населению, кто захочет. Будет по крайней мере чем почесать бока немцам, когда прижмут до края. Зажимать ведь, как полагается, крепко будут. А когда станет невмоготу, возьмутся ребята за оружие. Стружков правильно сказал: раздать. Хорошо бы даже в деревеньку завести. Мужички припрячут поглубже, а как немцы станут реквизировать подчистую, эти винтовочки-то ой как нужны будут!
Булгаков засмеялся:
- Да, но ведь немцы прикажут сдать оружие и все его снесут.
Ермаченко запротестовал:
- Ну, не все снесут. Кто снесет, а кто и оставит. Булгаков вопросительно обвел глазами сидящих.
- Раздадим, раздадим винтовки, - поддержал Ермаченко и Стружкова молодой рабочий.
- Ну что же, значит, раздадим, - согласился Булгаков. - Вот и все вопросы, - сказал он, вставая из-за стола. - Теперь мы сможем до утра отдохнуть. Когда приедет Жухрай, пусть зайдет ко мне. Я побеседую с ним. А ты, Ермаченко, пойди проверь посты.
Оставшись один, Булгаков прошел в соседнюю с гостиной спальню хозяев и, разостлав на матраце шинель, лег.
Утром Павка возвращался с электростанции. Уже целый год работал он подручным кочегара.
В городке царило необычайное оживление. Это оживление сразу бросилось ему в глаза. По дороге все чаще и чаще встречались жители, несущие по одной, по две и по три винтовки. Павка заспешил домой, не понимая, в чем дело. Возле усадьбы Лещинского садились на лошадей вчерашние его знакомые.
Вбежав в дом, наскоро помывшись и узнав от матери, что Артема еще нет, Павка выскочил и помчался к Сережке Брузжаку, жившему на другом конце города.
Сережка был сыном помощника машиниста. Его отец имел собственный маленький домик и такое же маленькое хозяйство. Сережки дома не оказалось. Мать его, полная белолицая женщина, недовольно посмотрела на Павку:
- А черт его знает, где он! Сорвался чуть свет, носит его нелегкая. Оружие, говорит, где-то раздают, так он, наверное, там и есть. Всыпать вам розог надо, сопливым воякам. Распустились уж чересчур. Сладу нет. Два вершка от горшка, а туды же, за оружие. Ты ему, подлецу, скажи: если хоть один патрон в дом принесет, голову оторву. Натащит всякой дряни, а потом отвечай за него. А ты что, тоже туда собрался?
Но Павка уже не слушал сварливой Сережкиной мамаши и выкатился на улицу.
По шоссе шел мужчина и нес на каждом плече по винтовке.
- Дядя, скажи, где достал? - подлетел к нему Павка.
- А там, на Верховине, раздают.
Павка помчался что есть духу по указанному адресу. Пробежав две улицы, он наткнулся на мальчишку, тащившего тяжелую пехотную винтовку со штыком.
- Где взял ружье? - остановил его Павка.
- Напротив школы раздают отрядники, но уже ничего нет. Все разобрали. Целую ночь давали, одни ящики пустые лежат. А я вторую несу, - с гордостью закончил мальчишка. Сообщенная новость страшно огорчила Павку.
"Эх, черт, надо было сразу бежать туда, а не идти домой! - с отчаянием думал он. - И как это я проморгал?"
И вдруг, осененный мыслью, круто повернулся и, нагнав тремя прыжками уходившего мальчишку, с силой рванул винтовку у него из рук.
- У тебя уже одно есть - хватит. А это мне, - тоном, не допускающим возражения, заявил Павка.
Мальчишка, взбешенный грабежом среди белого дня, бросился на Павку, но тот отпрыгнул шаг назад и, выставив вперед штык, крикнул: