коммерческого Черноморска: маклеры, оставшиеся без своих
контор, комиссионеры, увядшие по случаю отсутствия комиссий,
хлебные агенты, выжившие из ума бухгалтеры и другая шушера.
Когда-то они собирались здесь для совершения сделок. Сейчас же
их тянули сюда, на солнечный угол, долголетняя привычка и
необходимость почесать старые языки. Они ежедневно прочитывали
московскую "Правду", -- местную прессу они не уважали, -- и
все, что бы ни происходило на свете, старики рассматривали как
прелюдию к объявлению Черноморска вольным городом. Когда-то,
лет сто тому назад, Черноморск был действительно вольным
городом, и это было так весело и доходно, что легенда о
"порто-франко" до сих пор еще бросала золотой блеск на светлый
угол у кафе "Флорида".
-- Читали про конференцию по разоружению? - обращался один
пикейный жилет к другому пикейному жилету. -- Выступление графа
Бернсторфа.
-- Бернсторф-это голова! -- отвечал спрошенный жилет таким
тоном, будто убедился в том на основе долголетнего знакомства с
графом. -- А вы читали, какую речь произнес Сноуден на собрании
избирателей в Бирмингаме, этой цитадели консерваторов?
-- Ну, о чем говорить... Сноуден-это голОва! Слушайте,
Валиадис, -- обращался он к третьему старику в панаме. - Что вы
скажете насчет Сноудена?
-- Я скажу вам откровенно, - отвечала панама, - Сноудену
пальца в рот не клади. Я лично свой палец не положил бы.
И, нимало не смущаясь тем, что Сноуден ни за что на свете
не позволил бы Валиадису лезть пальцем в свой рот, старик
продолжал:
-- Но что бы вы ни говорили, я вам скажу
откровенно-Чемберлен все-таки тоже голова.
Пикейные жилеты поднимали плечи. Они не отрицали, что
Чемберлен тоже голова. Но больше всего утешал их Бриан.
-- Бриан! -- говорили они с жаром. -- Вот это голова! Он
со своим проектом пан-Европы...
-- Скажу вам откровенно, мосье Фунт, -- шептал Валиадис,
-- все в порядке. Бенеш уже согласился на пан-Европу, но
знаете, при каком условии?
Пикейные жилеты собрались поближе и вытянули куриные шеи.
-- При условии, что Черноморск будет объявлен вольным
городом. Бенеш-это голова. Ведь им же нужно сбывать кому-нибудь
свои сельскохозяйственные орудия? Вот мы и будем покупать.
При этом сообщении глаза стариков блеснули. Им уже много
лет хотелось покупать и продавать,
-- Бриан-это голова! - сказали они вздыхая. - Бенеш --
тоже голова.
Когда Остап очнулся от своих дум, он увидел, что его
крепко держит за борт пиджака незнакомый старик в раздавленной
соломенной шляпе с засаленной черной лентой. Прицепной галстук
его съехал в сторону, и прямо на Остапа смотрела медная
запонка.
-- А я вам говорю, -- кричал старик в ухо великому
комбинатору, -- что Макдональд на эту удочку не пойдет! Он не
пойдет на эту удочку! Слышите?
Остап отодвинул рукой раскипятившегося старика и выбрался
из толпы.
-- Гувер-это голова! - неслось ему вдогонку. - И
Гинденбург -- это голова.
К этому времени Остап уже принял решение. Он перебрал в
голове все четыреста честных способов отъема денег, и хотя
среди них имелись такие перлы, как организация акционерного
общества по поднятию затонувшего в крымскую войну корабля с
грузом золота, или большое масленичное гулянье в пользу узников
капитала, или концессия на снятие магазинных вывесок, -- ни
один из них не подходил к данной ситуации. И Остап придумал
четыреста первый способ.
"Взять крепость неожиданной атакой не удалось, - думал он,
-- придется начать правильную осаду. Самое главное установлено.
Деньги у подзащитного есть. И, судя по тому, что он не моргнув
отказался от десяти тысяч, -- деньги огромные. Итак, в виду
недоговоренности сторон, заседание продолжается".
Он вернулся домой, купив по дороге твердую желтую папку с
ботиночными тесемками.
-- Ну? - спросили в один голос истомленные желанием
Балаганов и Паниковский.
Остап молча прошел к бамбуковому столику, положил перед
собой папку и крупными буквами вывел надпись:
"Дело Александра Ивановича Корейко. Начато 25 июня 1930
года. Окончено.... го дня 193.. г. "
Из-за плеча Бендера на папку смотрели молочные братья.
-- Что там внутри? - спросил любопытный Паниковский.
-- О! -- сказал Остап. -- Там внутри есть все: пальмы,
девушки, голубые экспрессы, синее море, белый пароход, мало
поношенный смокинг, лакей-японец, собственный бильярд,
платиновые зубы, целые носки, обеды на чистом животном масле и,
главное, мои маленькие друзья, слава н власть, которую дают
деньги. И он раскрыл перед изумленными антилоповцами пустую
папку.
ГЛАВА XV. РОГА И КОПЫТА
Жил на свете частник бедный. Это был довольно богатый
человек; владелец галантерейного магазина, расположенного
наискось от кино "Капиталий". Он безмятежно торговал бельем,
кружевными прошвами, галстуками, пуговицами и другим мелким, но
прибыльным товаром. Однажды вечером он вернулся домой с
искаженным лицом. Молча он полез в буфет, достал оттуда цельную
холодную курицу и, расхаживая по комнате, съел ее всю. Сделав
это, он снова открыл буфет, вынул цельное кольцо краковской
колбасы весом ровно в полкило, сел на стул и, остекленело глядя
в одну точку, медленно сжевал все полкило. Когда он потянулся
за крутыми яйцами, лежавшими на столе, жена испуганно спросила:
-- Что случилось, Боря?
-- Несчастье! - ответил он, запихивая в рот твердое
резиновое яйцо. -- Меня ужасно обложили налогом. Ты даже себе
не можешь представить.
-- Почему же ты так много ешь?
-- Мне надо развлечься, -- отвечал частник. -- Мне
страшно.
И всю ночь частник ходил по своим комнатам, где одних
шифоньеров было восемь штук, и ел. Он съел все, что было в
доме. Ему было страшно.
На другой день он сдал полмагазина под торговлю
писчебумажными принадлежностями. Теперь в одной витрине
помещались галстуки и подтяжки, а в другой висел на двух
веревочках огромный желтый карандаш.
Потом настали времена еще более лихие. В магазине появился
третий совладелец. Это был часовых дел мастер, оттеснивший
карандаш в сторону и занявший половину окна бронзовыми часами с
фигурой Психеи, но без минутной стрелки. И напротив бедного
галантерейщика, который не переставал уже иронически улыбаться,
сидел, кроме постылого карандашника, еще и часовщик с воткнутой
в глаз черной лупой.
Еще дважды посетило галантерейщика горе-злосчастье. В
магазин дополнительно въехали водопроводный мастер, который
тотчас же зажег какой-то паяльный примус, и совсем уже странный
купец, решивший, что именно в 1930 году от рождества христова
население Черноморска набросится на его товаркрахмальные
воротнички.
И когда-то гордая, спокойная вывеска галантерейщика
приобрела мерзкий вид.
ТОРГОВЛЯ Галантерейными Товарами Галантпром В.
КУЛЬТУРТРИГЕР
ПОЧИНКА Разных часов Б. Павел Буре ГЛАЗИУС-ШЕНКЕР
КАНЦБУМ Все для Художника И совслужащего ЛЕВ СОКОЛОВСКИЙ
РЕМОНТ Труб, раковин и унитазов М. Н. ФАНАТЮК
СПЕЦИАЛЬНОСТЬ Крахмальных Воротничков Из Ленинграда КАРЛ
ПАВИАЙНЕН
Покупатели и заказчики со страхом входили в некогда
благоухавший магазин. Часовой мастер ГлазиусШенкер, окруженный
колесиками, пенсне и пружинами, сидел под часами, в числе коих
были одни башенные. В магазине часто и резко звонили
будильники. В глубине помещения толпились школьники,
осведомлявшиеся насчет дефицитных тетрадей. Карл Павиайнен
стриг свои воротнички ножницами, коротая время в ожидании
заказчиков. И не успевал обходительный Б. Культуртригер
спросить покупательницу: "Что вы хотели? "-как водопроводчик
Фанатюк с грохотом ударял молотком по ржавой трубе, и сажа от
паяльной лампы садилась на нежный галантерейный товар.
В конце концов странный комбинат частников развалился, и
Карл Павиайнен уехал на извозчике во мглу, увозя свой не
созвучный эпохе товар. За ним канули в небытие Галантпром и
Канцбум, за которыми гнались конные фининспектора. Фанатюк
спился, Глазиус-Шенкер ушел в часовой коллектив "Новое время".
Гофрированные железные шторы со стуком упали. Исчезла и
занятная вывеска.
Вскоре, однако, шторы снова поднялись, и над бывшим
ковчегом частников появилась небольшая опрятная таблица:
Черноморское отделение
Арбатовской конторы
ПО ЗАГОТОВКЕ
РОГОВ И КОПЫТ
Праздный черноморец, заглянув в магазин, мог бы заметить,
что прилавки и полки исчезли, пол был чисто вымыт, стояли
яичные конторские столы, а на стенах висели обыкновенные
учрежденские плакаты насчет часов приема и вредности
рукопожатий. Новоявленное учрежденьице уже пересекал барьер,
выставленный против посетителей, которых, однако, еще не было.
У маленького столика, на котором желтый самовар пускал пары и
тоненько жаловался на свою самоварную судьбу, сидел курьер с
золотым зубом. Перетирая чайные кружки, он раздраженно напевал:
Что за времена теперь настали, Что за времена теперь
настали, - В бога верить перестали, В бога верить перестали.
За барьером бродил рыжий молодец. Он изредка подходил к
пишущей машинке, ударял толстым негнущимся пальцем по клавише и
заливался смехом. В самой глубине конторы, под табличкой
"начальник отделения", сидел великий комбинатор, озаренный
светом штепсельной лампы.
Гостиница "Карлсбад" была давно покинута. Все антилоповцы,
за исключением Козлевича, поселились в "Вороньей слободке" у
Васисуалия Лоханкина, чрезвычайно этим скандализованного. Он
даже пытался протестовать, указывая на то, что сдавал комнату
не трем, а одному-одинокому интеллигентному холостяку. "Мон
дье, Васисуалий Андреич, -- отвечал Остап беззаботно, - не