уже бежали, боясь, что самолет улетит без них.
Под высокими, как крыша, рифлеными крыльями самолета
ходили маленькие механики в кожаных пальто. Три пропеллера
слабо вертелись, вентилируя пустыню. На квадратных окнах
пассажирской кабины болтались занавески с плюшевыми шариками.
Пилот прислонился спиной к алюминиевой ступеньке и ел пирожок,
запивая его нарзаном из бутылки.
-- Мы пассажиры, -- крикнул Остап, задыхаясь, - два билета
первого класса!
Ему никто не ответил. Пилот бросил бутылку и стал надевать
перчатки с раструбами.
-- Есть места? -- повторил Остап, хватая пилота за руку.
-- Пассажиров не принимаем, -- сказал пилот, берясь за
лестничный поручень. - Это-специальный рейс.
-- Я покупаю самолет! - поспешно сказал великий
комбинатор. -- Заверните в бумажку.
-- С дороги! -- крикнул механик, подымаясь вслед за
пилотом.
Пропеллеры исчезли в быстром вращении. Дрожа и
переваливаясь, самолет стал разворачиваться против ветра.
Воздушные вихри вытолкнули миллионеров назад, к холму. С Остапа
слетела капитанская фуражка и покатилась в сторону Индии с
такой быстротой, что ее прибытия в Калькутту следовало бы
ожидать не позже, чем через три часа. Так бы она и вкатилась на
главную улицу Калькутты, вызывая своим загадочным появлением
внимание кругов, близких к Интеллидженс-Сервис, если бы самолет
не улетел и буря не улеглась. В воздухе самолет блеснул ребрами
и сгинул в солнечном свете. Остап сбегал за фуражкой, которая
повисла на кустике саксаула, и молвил:
-- Транспорт отбился от рук. С железной дорогой мы
поссорились. Воздушные пути сообщения для нас закрыты. Пешком?
Четыреста километров. Это не воодушевляет. Остается одно --
принять ислам и передвигаться на верблюдах.
Насчет ислама Корейко промолчал, но мысль о верблюдах ему
понравилась. Заманчивый вид вагон-ресторана и самолета утвердил
его в желании совершить развлекательную поездку
врача-общественника, конечно без гусарства, но и не без
некоторой лихости.
Аулы, прибывшие на смычку, еще не снялись, и верблюдов
удалось купить неподалеку от Гремящего Ключа. Корабли пустыни
обошлись по сто восемьдесят рублей за штуку.
-- Как дешево! - шепнул Остап. - Давайте купим пятьдесят
верблюдов. Или сто!
-- Это гусарство, -- хмуро сказал Александр Иванович. --
Что с ними делать? Хватит и двух.
Казахи с криками усадили путешественников между горбами,
помогли привязать чемодан, мешок и провизию на дорогу-бурдюк с
кумысом и двух баранов. Верблюды поднялись сперва на задние
ноги, отчего миллионеры низко поклонились, а потом на передние
ноги и зашагали вдоль полотна Восточной Магистрали. Бараны,
привязанные веревочками, трусили позади, время от времени катя
шарики и блея душераздирающим образом.
-- Эй, шейх Корейко! -- крикнул Остап. -- Александр
Ибн-Иванович! Прекрасна ли жизнь?
Шейх ничего не ответил. Ему попался ледащий верблюд, и он
яростно лупил его по плешивому заду саксауловой палкой.
ГЛАВА XXXI. БАГДАД
Семь дней верблюды тащили через пустыню новоявленных
шейхов. В начале путешествия Остап веселился от души. Все его
потешало: и барахтающийся между верблюжьими кочками Александр
Ибн-Иванович, и ледащий корабль пустыни, старавшийся увернуться
от своих обязанностей, и мешок с миллионом, ударами которого
великий комбинатор иногда подбадривал непокорных баранов. Себя
Остап называл полковником Лоуренсом.
-- Я -- эмир-динамит! -- кричал он, покачиваясь на высоком
хребте. -- Если через два дня мы не получим приличной пищи, я
взбунтую какие-либо племена. Честное слово! Назначу себя
уполномоченным пророка и объявлю священную войну, джихад.
Например, Дании. Зачем датчане замучили своего принца Гамлета?
При современной политической обстановке даже Лига наций
удовлетворится таким поводом к войне. Ей-богу, куплю у англичан
на миллион винтовок, - они любят продавать огнестрельное оружие
племенам, -- и маршмарш в Данию. Германия пропустит - в счет
репараций. Представляете себе вторжение племен в Копенгаген?
Впереди всех я на белом верблюде. Ах! Паниковского нет! Ему бы
датского гуся!..
Но через несколько дней, когда от баранов остались только
веревочки, а кумыс был весь выпит, даже эмир-динамит погрустнел
и только меланхолически бормотал:
-- В песчаных степях аравийской земли три гордые пальмы
зачем-то росли.
Оба шейха сильно похудели, оборвались, поросли бородками и
стали похожи на дервишей из небогатого прихода.
-- Еще немного терпения, Ибн-Корейко, -- и мы приедем в
городок, не уступающий Багдаду. Плоские кровли, туземные
оркестры, ресторанчики в восточном вкусе, сладкие вина,
легендарные девицы и сорок тысяч вертелов с шашлыками карскими,
турецкими, татарскими, месопотамскими и одесскими. И, наконец,
железная дорога.
На восьмой день путники подъехали к древнему кладбищу. До
самого горизонта окаменевшими волнами протянулись ряды
полуциркульных гробниц. Покойников здесь не зарывали. Их клали
на землю, обстраивая каменными колпаками. Над пепельным городом
мертвых сверкало страшное солнце. Древний Восток лежал в своих
горячих гробах.
Комбинаторы стегнули верблюдов и вскоре въехали в оазис.
Далеко вокруг озаряли город зеленые факелы тополей,
отражавшиеся в залитых водой квадратных рисовых полях. Одиноко
стояли карагачи, точно воспроизводящие форму гигантского
глобуса на деревянной ножке. Стали попадаться ослики, несшие на
себе толстых седоков в халатах и вязанки клевера.
Корейко и Бендер ехали мимо лавочек, торгующих зеленым
табаком в порошке и вонючим коническим мылом, похожим на
головки шрапнелей. Ремесленники с белыми кисейными бородами
возились над медными листами, свертывая их в тазы и узкогорлые
кувшины. Сапожники сушили на солнце маленькие кожи, выкрашенные
чернилами. Темно-синие, желтые и голубые изразцы мечетей
блестели жидким стеклянным светом.
Остаток дня и ночь миллионеры тяжело и бесчувственно
проспали в гостинице, а утром выкупались в белых ваннах,
побрились и вышли в город. Безоблачное настроение шейхов
портила необходимость тащить с собою чемодан и мешок.
-- Я считаю первейшей своей обязанностью, -- сказал Бендер
хвастливо, -- познакомить вас с волшебным погребком. Он
называется "Под луной". Я тут был лет пять тому назад, читал
лекции о борьбе с абортами. Какой погребок! Полутьма, прохлада,
хозяин из Тифлиса, местный оркестр, холодная водка, танцовщицы
с бубнами и кимвалами. Закатимся туда на весь день. Могут же
быть у врачей-общественников свои миниатюрные слабости? Я
угощаю. Золотой теленок отвечает за все.
И великий комбинатор тряхнул своим мешком. Однако погребка
"Под луной" уже не было. К удивлению Остапа, не были даже той
улицы, на которой звучали его бубны и кимвалы. Здесь шла прямая
европейская улица, которая обстраивалась сразу вовсю длину.
Стояли заборы, висела алебастровая пыль, и грузовики раскаляли
и без того горячий воздух. Посмотрев минутку на фасады из
серого кирпича с длинными лежачими окнами, Остап толкнул
Корейко и, промолвив: "Есть еще местечко, содержит один из
Баку", повел его на другой конец города. Но на местечке не было
уже стихотворной вывески, сочиненной лично духанщиком из Баку:
УВАЖАЙ СЕБЯ,
УВАЖАЙ НАС,
УВАЖАЙ КАВКАЗ,
ПОСЕТИ НАС.
Вместо того глазам шейхов предстал картонный плакат с
арабскими и русскими буквами:
ГОРОДСКОЙ МУЗЕИ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ
-- Войдем, -- печально сказал Остап, -- там по крайней
мере прохладно. И потом посещение музея входит в программу
путешествующих врачей-общественников!
Они вступили в большую, выбеленную мелом комнату, опустили
на пол свои миллионы и долго отирали горячие лбы рукавами. В
музее было только восемь экспонатов: зуб мамонта, подаренный
молодому музею городом Ташкентом, картина маслом "Стычка с
басмачами", два эмирских халата, золотая рыбка в аквариуме,
витрина с засушенной саранчой, фарфоровая статуэтка фабрики
Кузнецова и, наконец, макет обелиска, который город собирался
поста1вить на главной площади. Тут же, у подножия проекта,
лежал большой жестяной венок с лентами. Его привезла недавно
специальная делегация из соседней республики, но так как
обелиска еще не было (ассигнованные на него средства ушли на
постройку бани, которая оказалась гораздо нужнее), делегация,
произнеся соответствующие речи, возложила венок на проект.
К посетителям тотчас же подошел юноша в ковровой бухарской
тюбетейке на бритой голове и, волнуясь, как автор, спросил:
-- Ваши впечатления, товарищи?
-- Ничего себе, -- сказал Остап. Молодой человек заведовал
музеем и без промедления стал говорить о затруднениях, которые
переживает его детище. Кредиты недостаточны. Ташкент отделался
одним зубом, а своих ценностей, художественных и исторических,
некому собирать. Не присылают специалиста.
-- Мне бы триста рублей! - вскричал заведующий. -- Я бы
здесь Лувр сделал!
-- Скажите, вы хорошо знаете город? -- спросил Остап,
мигнув Александру Ивановичу, -- Не могли бы вы указать нам
некоторые достопримечательности? Я знал ваш город, но он как-то
переменился.
Заведующий очень обрадовался. Крича, что все покажет
лично, он запер музей на замок и повел миллионеров на ту же
улицу, где они полчаса назад искали погребок "Под луной".
-- Проспект имени Социализма! - сказал он, с удовольствием
втягивая в себя алебастровую пыль. -- Ах! Какой чудный воздух!
Что здесь будет через год! Асфальт! Автобус! Институт по
ирригации! Тропический институт! Ну, если Ташкент на этот раз