- Про Настасью Петровну хотели, бабушка, говорить...
- Так, точно так, mon bijou, про Настасью Петровну, про Соколиху то есть - а по батюшке-то она Боровкова - генерал-поручика Петра Андреича Боровкова дочь... Знавала я ее, mon c?ur, до тонкости знала с самого ее малолетства. Помоложе меня была... Годами, я полагаю, шестью либо - семью, однако ж в куклы вместе игрывали. Я-то, признаться, уж замужем в те поры была, а Настеньке седьмой либо восьмой годок пошел... Молодехонька ведь я замуж-от шла, Андрюша, всего по четырнадцатому годочку, и для того, года три замужем живши, все еще ребячье в разуме-то держала... Покойник твой прадедушка Федор Андреич, дай бог ему царство небесное, к каждому, бывало, божьему празднику безотменно куколку мне купит... "На-ка, молвит, женушка-неженушка, побалуй, позабавься..." Дай бог ему царство небесное - любил меня покойник... И какие куклы-то покупал он, Андрюша!.. Нюрембергские!.. Такие были затейные, такие утешные, что, кажись бы, век в них играла... Беспримерные куклы!.. А нынче, mon c?ur, и их уж не видно - нюрембергских-то... Все, что ни было в старые годы хорошего, - все перевелось!.. О, ох, ох, ох!.. Про что бишь я говорила, Андрюша?
- Про Настасью Петровну, про Боровкову, бабушка.
- Да... да... Про Настеньку... Знала ее, mon c?ur, самым коротким манером знала... И в малолетстве знала, и при дворе государыни Екатерины Алексеевны, в ту пору, как самые первые царедворцы, ровно огня, ее язычка стали бояться...
Спервоначалу редкостная и премилая особа была: генеральская дочь, с немалым достатком, а из себя столь пригожа, что, бывало, какой ни на есть петиметр только взглянет на нее, так и заразится до безумия... Ух, как много от нее господчиков терзалось! По чести красавица была отменная... Одевалась, как надо быть щеголихе первой руки... Как теперь гляжу на нее, когда ее в первый раз в свет вывезли... Было это на бале у принцессы курляндской, у той, что от отца с матерью из Ярославля сбежала и в нашу веру перекрестилась. Государыня Елизавета Петровна за это за самое замуж ее за барона Черкасова выдала... Горбатенька была и с лица не больно казиста... Ух, как славна была в тот вечер Настенька!.. Диковинно как пригожа... Сама государыня в тот вечер изволила ей первую свою аттенцию сделать - к ручке пожаловала... Было тогда на Настеньке фурроферме из бланжевого транценеля с черными брабантскими кружевами, фижмы с крылышками, на голове пудра, конечно, и прическа a la crochet, с локонами по плечам. Личико беленькое, нежное, улыбочка умильная, брови - соболь сибирский, и мушки. Одна мушка над левой бровью налеплена, другая на лбу у самого виска. Петиметры от тех мушек в дезеспуар {в отчаянии (франц.)} были, для того, что мушка над левой бровью непреклонность означает, а на лбу, у виска - sang-froid {холодность (франц.)}.
Танцевала Настенька прелестно и, по чести сказать, всем на удивленье. В полонезе павой, бывало, так и выплывает, талию маленько набок перегнет, веер к губам приложит... Прелесть!.. Рост опять какой!.. Стройность какая!.. Одно слово... une taille svelte et bien proportionnee {изящная, стройная (франц.)}. Королева, по чести - королева!.. У Ланде первой ученицей была... Ах, нет - постой, Андрюша, постой, - это у Ланде-то я училась. Первый был maitre de ballet {учитель танцев (франц.)} при государыне Елизавете Петровне - у него и государь Петр Федорыч обучался и государыня Екатерина Алексеевна, когда еще на Москве в невестах проживала... Настенька к Ланде не попала для того, что он на ту пору, как ей танцам пришла пора обучаться, - помер... Значит, она училась у Гранже - тоже знатный был maitre de ballet... Изрядные балеты строил в эрмитажном театре: le Faune jaloux, Apollon et Daphnys. {"Ревнивый фавн", "Аполлон и Дафния"} Беспримерно, как прекрасно!.. И танцевать Гранже обучал отменно, ну, то возьми, что Панин к государю Павлу Петровичу для выучки танцам его приставил, значит, хороший maitre de ballet был... У него-то Настенька и училась, и так изрядно ее Гранже обучил, что не раз ее на шляхетный театр в Зимнем дворце Галатею представлять наряжали... Ух, как славна была Настенька, как, бывало, Галатею представляет!.. С золотым papillon {бабочкой (франц.)} в руке pas de trois с графинями Чернышевыми пойдет... Да вот тебе, Андрюша, одно слово - уж как беспримерно танцевала Глебова падчерица - Софья Николаевна Чоглокова, знаешь, которую государь Петр Федорыч la fraile de la c?ur {придворной дамой (франц.)} сделал. Хоть и кривобока маленько была, а весь свет собой восхищала, однако ж Настенька Боровкова и ее, бывало, за пояс заткнет. Манимаску да матрадуры невпример лучше Чоглоковой она танцевала. Та, бывало, чуть не лопнет с досады, на нее глядя. И в менуэтах Настенька ни разу в грязь лицом себя не ударила... Да...
И такая была скромница, такая добрая, кроткая, безответная... По чести, mon c?ur, когда было ей шестнадцать либо семнадцать лет - ангелом небесным все ее почитали. Да... c'etait une personne compatissante et sensible. {Чувствительная и добрая по натуре (франц.)}
"Отец с матерью души в ней не чаяли: была у них Настенька одна-единственная дочь - детище моленое, прошеное. Так в глаза и глядели ей... Тем девку и попортили, что смолоду полную волю ей дали во всем. Не знавала Настенька грозного слова родительского, не слыхивала слова запретного - на воле да в холе жила, как хотела... Ну и сдурилась... Совсем сбилась с похвей!.. Так сдурилась, mon petit, что в двадцать лет ее узнать было невозможно...
А все книги... Книг зачиталась - и зашел у ней ум за разум. Читала все, что ни попало, без толку, без разбору - а отец с матерью не запрещали: "читай, мол, все, что полюбится". И набралась Настенька дури да чепухи, - тем и себя погубила...
Еще в ребячьих годах много была начитана - в нюрембергские, бывало, забавляется, а сама наизусть Расиновы трагедии да "Генриаду" так и чешет... Расставит куклы на столе да и почнет из "Медеи" декламировать...
Это бы ничего - книги хорошие... А как было ей лет шестнадцать либо семнадцать, попадись ей Лашоссеева книга "L'Enfant prodigue". {"Блудный сын" (франц.)} Прочитала ее Настенька да в cemedie larmoyantes {слезная комедия (франц.)} и втянулась... Иссентиментальничалась, конечно, а потом к Жан-Жаку Руссо пристрастилась. Натура, видишь, больно ей по нутру пришлась, да еще не знай какие-то там les droits de l'humanite... И зачала дурить.
По-моему, mon bijou, уж если разобрала ее охота книги читать, романы читала бы... Невпример приятнее, и сдуриться никак невозможно... А в стары-то годы, Андрюша, какие бесподобные романы печатали... Ужесть какие затейные! Теперь, я так полагаю, mon pigeonneau, что так и печатать не умеют. Лесажевы романы взять на приклад - "Жильблаз-де-Сантильян" или "Хромоногого беса"... Ух, какие знатные романы!.. Читал ли ты их, Андрюша?
- Читал, бабушка.
- Очень хорошие романы. Ты мне почитай их когда-нибудь. Мне бы это очень приятно было, потому что эти романы беспримерные... А то еще в другом роде были у нас книжечки - это уж самые затейные... Читал ли, голубчик, Боккачио?.. А?..
- Читал, бабушка.
- А сказочки Лафонтеновы читал? Le Fables de Lafontaine, а сказочки, сказочки?
- Читывал и сказочки, бабушка.
- Э!.. плутишка!.. Уж успел!.. А, небось, мне никогда не почитает!.. Лень, видно, бабушку-то старуху потешить?.. А не правда ли, mon c?ur, какие утешные сказочки?.. Самые затейные!.. По чести, все мы были до них охотницы... А Настенька их не читала и ни до каких романов склонности никогда не имела... К философии, видишь ли, пристрастилась - все бы ей Монтескье, да Дидро, да Жан-Жака... Оно, правда, в ту пору и при дворе это в моде было: сама государыня с Вольтером в переписке была, оттого и метнулись все в философию, только не надолго, для того, что философия-то нам не к лицу пришлась... В самую ту пору и сдурилась моя девка. "Теперь, говорит, пришел золотой век Астреи - свободным языком можно обо всякой пользе говорить"... И пошла и пошла, да по скорости и договорилась до сибирских городов... Вот тебе и Астрея!..
- Что ж с ней сделалось, бабушка?
- Известно что - с ума спятила. Перво-наперво за то всех зачала шпынять, что дурок да шутов при себе держат. Это, говорит, зверский обычай, варварам подобный... Поди вот ты с ней...
- Да разве не правда, бабушка?..
- Правда?.. Хороша правда!.. Признаюсь!.. А почему это, позвольте вас спросить, не держать дворянину при себе дурака?.. Это очень забавно!.. Ты то вспомни, mon pigeonneau, что не только у знатного шляхетства, а при всех даже королевских дворах шуты и дураки не переводились... И у нас, в Питере, при дворе императрицы Анны Иоанновны бывали шуты, да еще какие!.. При государыниной собачке князь Волконский в няньках состоял, князю Кваснику-Голицыну в жены не то калмычку, не то камчадалку дали и в ледяном дворце их пристроили... И у первого императора шутом был Балакирев - человек тоже родословный, да еще целая коллекция кардиналов, а при них князь-папа, а князем-папой спервоначалу учитель государев Зотов был, а после него Бутурлин... Вон какие люди!.. Да и сама государыня Екатерина Алексеевна дурку держать при себе изволила - Матрену-то Даниловну. Дурка та городские слухи ей приносила... Все знатные очень боялись ее. Помню я, как на моих глазах в ней заискивали. Рылеев, обер-полицмейстер, к каждому, бывало, празднику Матрене Даниловне и кур, и уток, и гусей шлет, чтобы язычок-то на его счет покороче держала... Знала я и Матрену Даниловну, самолично знала.