Настенька, заметивши Соколова не в своей тарелке, подошла к нему, зачала про Молдавию расспрашивать, про тамошние нравы и порядки... Премьер-майор растаял, глядя на ее красоту - с первого взгляда заразился.
Говорят они этак в уголку - как вдруг зашумели, забегали. Александр Львович с женой на крыльцо. Галуппи стукнул палочкой, и грянул полонез. Государыня приехала... Соколов с Настенькой в паре пошел, и когда полонез окончился, к нему подошел князь Орлов Григорий Григорьич. [Анахронизм, каких много в "Бабушкиных россказнях". Много путала покойница.] А приехал он с государыней.
- Ба, ба, ба! - говорит. - Здравствуй, Соколенко, какими судьбами ты здесь?
Соколов низко кланяется, доносит князю Григорию Григорьичу, что с мирными ведомостями прислан.
- Как я рад, что нахожу тебя здесь и вижу здоровым и благополучным, - сказал князь Григорий Григорьич и стал целовать премьер-майора. - Ко мне пожалуй, братец! Не забудь, Соколенко...
Тотчас все гурьбой к Соколову. В знакомство себя поручают.
Государыня, заметивши ласки князя Григорья Григорьича к Соколову, спросила, как он его знает...
- Наш, кенигсбергский, - говорит князь. - В прусскую войну мы с Соколенкой на одной квартире стояли... Старый приятель!
А Соколенкой любя премьер-майора князь Орлов называл. Такая привычка была у него: русских кликал по-хохлацки, а хохлов - по-русски.
Приметил князь Григорий Григорьич, что Соколов с Настеньки не спускает глаз.
- Аль заразился?.. - спрашивает.
Молчит премьер-майор, а краска в лицо кинулась.
- А ведь она пригляднее, чем Лотхен, будет?.. - говорит князь. - Помнишь Лотхен?
Соколов ни жив, ни мертв. Придворного этикету не разумеет, что отвечать на такие затейные речи - не придумает.
- За ней тысячи полторы дворов, - говорит князь. - А сама столь умна, что всех кенигсбергских профессоров за пояс заткнет... Хочешь?..
Молчит премьер-майор.
- Постой, - говорит ему князь, - я тебя с отцом познакомлю.
И, взявши Соколова под руку, подвел к Боровкову, к Петру Андреичу, и говорит ему:
- Вот, ваше превосходительство, мой искренний друг и закадычный приятель Антон Васильевич Соколенко... Прошу любить да жаловать.
Познакомились. Не шутка, - сам Григорий Григорьич знакомит.
Утром премьер-майор к Боровковым на дачу, через два дня опять... И зачастил.
Недели с две таким манером прошло. Вдруг повестку от камер-фурьерских дел Петр Андреич получает - быть у государыни в Царском Селе.
Когда он оттуда домой воротился - лица на нем нет. Прошел в спальню, где больная жена лежала... Настеньку туда же по скорости кликнули...
- Знаешь ли, - говорит Петр Андреич, - светик мой, зачем государыня меня призывать изволила?
Молчит Настенька. А в лице ни кровинки - чуяло сердце.
- Жениха сватает...
- Кого? - спросила Настенька.
- Соколова Антона Васильича, того самого премьер-майора, что из Туречины с миром приехал.
Молчит Настенька.
- Человек, казалось бы, хороший. С самим князем Григорьем Григорьичем в дружбе, опять же и матушки государыни милостью взыскан...
Ни слова Настенька.
- Призвавши меня, изволила сказать государыня: "Я к тебе свахой, Петр Андреич, у тебя товар, у меня купец". Я поклонился, к ручке пожаловала, сесть приказала. - "Знаешь, говорит, премьер-майора Соколова, что с мирными ведомостями прислан? Человек хороший - князь Григорий Григорьич его коротко знает и много одобряет". Я молчу... А государыня, весело таково улыбаясь, опять мне ручку подает... J'ai fait le baisement {поцеловал ручку (франц.)}, а ее величество, отпуская меня, говорит: "Сроду впервые в свахи попала, ты меня уж не стыди, Петр Андреич". Я было молвил: "Не мне с ним жить, ваше величество, дочь что скажет". А она: "Скажи ей от меня, что много ее люблю и очень советую просьбу мою исполнить..."
Ни гу-гу Настенька. Смотрит в окно и не смигнет.
Обернулась. Перекрестилась на святые иконы и столь твердо отцу молвила:
- Доложите государыне, что исполню ее высочайшее повеление...
Суета в доме поднялась: шьют, кроят, приданство готовят. С утра до ночи и барышни и сенные девки свадебные песни поют.
А жених еще до свадьбы себя показал: раз, будучи хмелен, за ужином вздумал посудой представлять, как Румянцев Силистрию брал, а после ужина Петра Андреичева камердинера в ухо.
Свадьбу во дворце венчали... Я в поезжанах была, mon pigeonneau, и государыня тогда со мной говорить изволила... Очень была я милостями ее обласкана... А какой изрядный фермуар Настеньке она пожаловала!.. Брильяны самые крупные, самой чистой воды, караты по три, по четыре в каждом, а в середке прелестный изумруд, крупнее большой вишни, гораздо крупнее...
Через неделю после свадьбы, на самый покров, Соколову сказано: быть воеводой в сибирском городе Колывани.
По первому пути и поехала в Сибирь Настенька.
А уладил ту свадьбу и выхлопотал Соколову сибирское воеводство - вовсе не князь Григорий Григорьич и не Нарышкин Александр Львович, а те знатные персоны, что Настенькина язычка стали побаиваться... Это уж мы после узнали...