Курица давно сварилась. По квартире плавал запах водорослей или тот неотступный запах тугожилинского телятника, который не покидал Сошнина с тех пор, как он без сознания барахтался в навозной жиже. И крыса, как он переутомится или перенервничает, мучает его во сне, бьется, ползет по угреватому асфальту, а ее с криком добивают, клюют в голову вороны.
Вяло, безо всякого аппетита ободрал Леонид зубами лапу склизкой, словно в мыле сваренной курицы. Попил чаю. Попробовал пристроиться к столу, стол шатался, скрипел, вечерами отчего-то крякал даже, и вечерами, в непогоду сильнее болела нога, жгло плечо. Сегодня болят они совсем невыносимо -- сшевелил суставы, потревожил раны, лупцуя изо всей дурацкой силы подонков, которые и без его помощи сопьются и подохнут.
Из отделения не звонили, значит, битые им молодцы никуда не заявляли, перевязались, отсморкались, выпили "микстуры" и спят где-нибудь сном провальным, пьяным, и ничто-то их не мучает, не тревожит, и сердце у них ни о чем и ни об ком не болит.
Лежа на диване, Сошнин протянул руку к телефону и, не зажигая света, на ощупь набрал номер. Ответили вопросом: "Кого надо?" Он сказал кого. Слышно было, как стучали из коридора в стену.
-- Привет медицине! У вас телефон сегодня, как часы.
-- Не успели трубку оторвать. Как жизнь?
-- Восхитительна.
-- Что-то случилось?
-- Почему ты так решила?
-- Иначе бы ты не позвонил. Тебе снова нужно мое утешение? Защита от врагов?
-- Да нет. Врагов я уже сокрушил.
-- А-а, вот это уже серьезно. Где? Кого? Сколько?
-- Дома. Под лестницей. Троих.
-- Медицинскую помощь оказали?
-- Не потребовалась.
-- Дождешься, мент удалой! Достукаешься! Всадят тебе нож в спину...
В ответ на "мента" он хотел сказать -- "примадонна", но сдержался и похвалил себя: "Во, молодец! Вымуштровали!.."
-- Чего жрешь-то?
-- Курицу варил. Отец письмо мне прислал.
-- Мне тоже. И еще мяса. Свинью они закололи... к Новому году.
Сошнин почувствовал, как она споткнулась, чуть не сказав "к нашему приезду". Ему бы поддержать "зазвучавшую струну", навстречу человеку двинуться, но он же остряк-самоучка, гордый, современный, ловкий на слово человек.
-- Тебе лучше, -- сказал и добавил: -- Между прочим, отец советует тебя побить.
-- Это он вычитал в любимой газете "Сельская жизнь", в серии "Полезные советы". Только подожди, стирку закончу, приберусь, приготовлюсь. Да вот еще остановка -- бить-то сделалось нечего. -- Лерка перебарывала слезы.
Оба замолкли.
-- Если у тебя ничего срочного... Я, правда, стираю. Светка возле машины.
-- Да-да, -- спохватился он.
-- Чтобы разогнать мерехлюндию, возьми на выходные Светку. Она тебя развлечет. Первоклассница смышленая и современная. Услышала о диких заработках на БАМе и собирается по окончании школы туда. Ее интересует также, где учатся на артисток? С какого класса разрешают носить золотую цепочку и сережки? Сколько раз в жизни случается любовь? Откуда берутся дети? И многое другое, что бесплатно преподается в нашем веселом доме. Боюсь, твоих гонораров не хватит на ее сряду. Ой, я побежала!
-- Постой-постой! Светка ко мне, а ты куда?
-- Как куда? На свиданье. Сватает меня сосед-бульдозерист.
Сердце его ласки просит... он себе подругу жизни ищет. Четыреста в месяц заколачивает...
-- Бульдозерист в мазуте, а у тебя должен быть стерильно чистый халат.
-- Отмоюсь. Сейчас такая химия... Ой, я правда как на иголках. Светка не сунулась бы в машину. Чрезмерно девица любопытная.
-- Тогда до свидания!
-- До свиданья! Звони, когда будет настроение. Точнее, когда не будет.
-- Лады.
-- Н-ну, я пошла.
-- Н-ну, ты, если что...
-- Что "если что"?
-- Ладно. Я все понял. Спокойной ночи!
-- А тебе наоборот!
-- Да, попробую поработать.
-- Всякий труд благослови, удача!
-- Благодарим. Постой!
-- Чего еще?
-- Ты тетю Граню давно видела?
-- А-а, вон ты о чем? Нет, недавно. Чешет по улице Мира, коробок беремя прет. Она теперь в Доме ребенка работает. Вещички детские собирает.
-- Как она туда попала?
-- Очень просто. В больнице лежала известная всем Алевти- на Ивановна Горячева -- заведующая Домом ребенка. Не могла же она не уманить за собой такой кадр.
-- М-да-а. Это, значит, тетя Граня барахлишко -- побоку, детям в помощь, родители которых пируют на просторах родины чудесной, закаляясь в битвах и труде.
-- Всегда так было: кто-то бросает, кто-то подбирает... Ой, побежала я! Надо успеть Светку выкупать и уложить. Должна тебе заметить: изо всех твоих потерь тетя Граня -- самая непростительная. И утешений на этот счет не жди.
-- Что делать? Значит, жизнь в самом деле серьезнее, чем я думал.
-- Ты становишься интеллигентом! Самая это первая отго- ворка современного интеллигента, чтоб мусорное ведро не выносить... Ой, отпусти, ради Бога! -- С этими словами Лерка убежала.
Сошнин долго не клал трубку. И слышался в потемках телефонный зуммер, звук из того, другого, многолюдного, делом, словом и весельем занятого, мира. Глава восьмая
К нему, к тому, к другому, миру и потянуло Сошнина. Он запер дверь, перегнулся через лестницу. Под ней мирно спал, уронив пустую бутылку набок, чужой человек.
"О господи! До чего ж надоело!"
На улице подмораживало. Уже не капало, лишь сочилось с крыш, удлинялись четко по желобам шифера прочерченные сосульки, и на конце каждой из них звездочкой мерцала остывающая капля. В небе тоже процарапывались сквозь муть и хмарь кособокие звезды. Яснее светились огни на железнодо- рожной станции, теснее и дружнее сдвинулись многоэтажные дома города, и лишь по берегу реки фонари все еще плавали желтками в яично-белесом испарении. Холмы, все отчетливей проступавшие за станцией, как всегда, полны были тайной задумчивости и значения, и гуще всюду светились фонари и окна окраинных деревянных поселков.
Со станции слышались объявления -- как раз принимали поезд на Ленинград, и Сошнину до крику захотелось уехать на край света, уехать тихо, тайком ото всех, прежде всего от себя. Он еще раз позавидовал тем, кто куда-то и зачем-то ехал, были у людей какие-то цели, занятия, думы, что-то или кто-то тянул их или толкал вдаль, в дорогу и, может быть, где-то даже ждал...
В половине двенадцатого со станции Вейск отправлялся напомаженный фирменный поезд на Москву -- "Заря севера", и возле раскрытых ворот задом к перрону почтительной чередой стояли разных марок машины, среди них черная "Волга", по номеру давно известная Сошнину -- на этой машине возили важного ныне человека в городе -- Володю Горячева.
Дядя Володи Горячева был начальником Вейского отделения железной дороги, крутой, видный местный руководитель и общественный деятель, много полезного делавший для транспорта, города и народа. Жена его, Алевтина Ивановна, добрейшей души человек, отчего-то не могла рожать, и, когда в родной деревне Горячевке умерла многодетная сестра Горячева, решено было взять из деревни младшенького, Володю. И взяли. И полюбили. И растили, балуя. Парнишка рос дерзкий, настырный, рано устремленный к самостоятельности, и конечно же такой "кадр" не мог не спуститься с "горы" -- так назывались насыпи, на которых стояли дома железнодорожных управленцев и само управление отделения дороги, -- и не примкнуть к трудовому народу в тети Гранином тупике.
Работал, пластал одежонку Володя Горячев. Спускалась Алевтина Ивановна в "низ", пробовала воздействовать на Володю и изъять его из трудового коллектива, да где ей в одиночку-то совладать с обществом.
Однажды Володя заболел, лежал с температурой, ничего не ел, криком выживал из дому Алевтину Ивановну, требуя печенок и горьких яблок. "Испортила ребенка, изуродовала! Со шпаной разной связала! Отвечай!" -- наступала на тетю Граню Алевтина Ивановна.
Задумалась тетя Граня -- никакими яблоками она ребятишек не кормила -- нет у нее на яблоки средств. Но просияла, о чем-то догадавшись, завязала в узелок две печеные картошки, горстку луковичек, щепотку серой соли и отправила гостинец дорогому работничку. И сожрал ведь, сожрал, барчонок, все дотла, нарочно выпачкав печенками белоснежную скатерть, и пошел ведь, пошел на поправку; поправившись, неслух опять спустился с "горы" на железную дорогу -- работать.
Володя Горячев окончил школу, конечно же, с золотой медалью, потом технологический институт, конечно же с отличием, потом еще в академии какой-то пообретался -- и пошел чесать в гору, только уж не
железнодорожную, в строительную гору. Быстро освоился с большой должностью и достойно, насколько это возможно в наши дни, хозяевал в самой крупной строительной организации города Вейска -- "Вейскгражданстрое", где насчитывалось более десяти тысяч трудящихся, сколько там бездельников -- не ведал даже сам руководитель треста.
Сошнин встречался с Горячевым чаще всего в облисполкоме, где дежурил на тихом месте после того, как выписался из больницы с хромой ногой.
-- Здравия желаю, гражданин начальник! -- всегда одинаково приветствовал давнего соратника по труду на желдортранспорте Володя Горячев и, подержав у виска руку, совал ее, будто лопату в землю, и нарочно стискивал чужую руку, проверяя силу.
-- Добро пожаловать, будущий "химик"! -- охотно откликался Сошнин и так сжимал руку Володи Горячева, что тот приседал.
-- Сразу и "химик"! -- тряся холеной уже кистью в воздухе, бурчал Володя Горячев. -- С такой-то силушкой в инвалиды затесался!
-- Нам без этого нельзя, -- ухмылялся Сошнин. -- Без силы с вашим братом не управиться. Вот ты, я отчетливо это вижу, непременно попадешь в руки правосудия и прямым путем на "химию". Воруете потому что.
-- Мы не воруем, мы экономим.
-- Слышал, слышал по местному радио. -- Сошнин постукал ногтем по ящику радиоприемника -- "Вейскгражданстрой" сэкономил тысячи тонн бетона, кирпича, железа, строй- материалов. Вам, видать, лишнее дают?
-- Ага. Жди. Догонят да еще дадут! Когда от многого берут немножко -- это не воровство, это дележка! Помнишь золотое наше детство, "Путевку в жизнь". Помнишь?