К вечеру мы снялись с якоря. Теперь нам предстояло целых три или че- тыре месяцохотиться на котиков. Мрачная перспектива, и я с тяжелым сердцем нимался своим делом. На "Призраке" царило похоронное настрое- ние. Волк Ларсен валялся на койке: у него опять был один из этих стран- ных мучительных приступов головной боли. Гаррисон с унылым видом стоял у штурвала, навалившись на него всем телом, словно ноги не держали его. Остальные хранили угрюмое молчание. Я наткнулся на Келли: он сидел с подветренной стороны у люка маосского кубрика в позе безысходного от- чаяния, уронив голову в колени и охватив ее руками.
Джонсон растянулся на самом носу и следил, как пенятся волны у форш- тевня. Я с ужасом вспомнил пророчество Волка Ларса, и у меня мелькнула мысль, что его внушение начинает действовать. Мне захотелось отвлечь Джонсона от его дум, и я окликнул его, но он только грустно улыбнулся мне и не тронулся с места.
На корме ко мне пошел Лич.
- Я хочу попросить вас кое о чем, мистер ВанВейден, - сзал он. - Если вам повезет и вы вернетесь во Фриско, не откажите разыскать Матта Мак-Карти. Это мой старик. Он сапожник, живет на горе, за пекаей Мей- фера. Его там все знают, и вам не трудно будет его найти. Ските стари- ку, что не хотел огорчать его и жалею о том, что я наделали... и ска- жите ему еще так от меня: "Да хранит тебя бог".
Я кивл и прибавил:
- Мы все вернемся в Сан-Франциско, Лич, и я вместе с вами пойду пови- дать Матта Мак-Карти.
- Хорошо, кабыак, - отвечал он, пожимая мне руку. - Да не верю я в это. Волк Ларсеприкончит меня, я знаю. Да пусть бы уж поскорее!
Он ушел, а я почувствовал, что и сам желаю того же. Пусть неизбежное случится поскорее. Общая подавленность передалась и мне. Гибель казалась неотвратимой. И час часом шагая по палубе, я чувствовал все отчетли- вее, что начинаю поддаваться отвратительным идеям Волка Ларсена. К чему ведет все на свете? Где величие жизни, раз она допускает такое разруше- ние человеческих душ по какому-то бессмысленному капризу? Жизнь - деше- вая и скверная штука, и чем скорее придет ей конец, тем лучше. Покончить с ней, и баста! По примеру Джонсона я перегнулся через борт и не отрывал глаз от моря, испытывая глубокую уверенность в том, что рано или поздно буду опускаться вниз, вниз, вниз, в холодные зеленые пучины забвения.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Как ни странно, но, несмотря на мрачные предчувствия, овладевшие все- ми, на "Призраке" пока никаких особенных событий еще не произошло. Мы плыли на северо-запад, пока не достии берегов Японии и не наткнулись на большое стадо котиков. Явившись сюда откуда-то из безграничных Прос- торов Тихого океана, они совершали свое ежегодное переселение на север, к лежбищам у берегов Берингова моря. Повернули за ними к северу и мы, свирепствуя и истребляя, бросая обранные туши акулам и засаливая шку- ры, которые впоследствии должны были украсить прелестные плечи горожа- нок.
Это было безжалостное изение, совершавшееся во славу женщин. Мяса и жира никто не ел. После дня успешной охоты наши палубы были завалены ту- шами и шкурами, скользкими от жира и крови, и в шпигаты стекали алые ру- чейки. Мачты, снасти и борта - все было забрызгано кровью. А люди с об- наженными окровавленными руками, словно мясники, усердно работали ножа- ми, сдирая шкуры с убитых ими красивых морских животных.
На моей обязанности лежало считать шкуры, поступавшие на борт со шлю- пок, и наблюдать за тем, как ведется свежеванье и последующая уборка па- луб. Невеселое занятие! Все во мне возмущалось против него. Но вместе с тем мне еще никогда не приходилось распоряжаться столькими людьми, и это развивало мои довольно слабые административные способности. Я чувство- в, что становлюсь тверже и решительнее, и это не могло не пойти на пользу "неженке Ван-Вейдену".
Я начинал понимать, что мне никогда уже не стать прежним Хэмфри Ван-Вейденом. Хотяоя вера в человека и в жизнь все еще противилась разрушительной ктике Волка Ларсена, кое в чем он все же успел сильно повлиять на ме. Он открыл мне реальный мир, с которым я практически не был знаком, так как всегда стоял от него в стороне. Теперь я научился ближе присматриваться к окружающему, спустился из мира отвлеченностей в мир фактов.
С тех пор как началась охота, мне больше чем когда-либо приходилось оводить время в обществе Волка Ларсена. Когда погода бывала хороша мы оказывались посреди стада, весь экипаж был занят в шлюпках, а на бор- ту оставались только мы с ним да Томас Магридж, который в счет не шел. Впрочем, мы тоже не сидели без дела. Шесть шлюпок веером расходились от шхуны, пока расстояние между первой наветренной и последней подветренной шлюпками не достигало десяти, а то и двадцати миль. Потом они плыли пря- мым курсом, и только ночь или плохая погода загоняли их обратно. Мы же должны были направлять "Призрак" в подветренную сторону, к крайней шлюп- ке, для того чтобы остальные могли с попутным ветром подти к нам в случае шквала или угрозы шторма.
Нелегкая это задачаля двух человек, особенно при свежем ветре, справляться с таким судном, как "Призрак": управлять рулем, следить за шлюпками, ставить или убирать паруса. Я должен был овладеть всем этим, и овладеть быстро. Управление рулем далось мне легко. Но взбираться наверх на салинг и подтягиваться на руках, когда нужно было лезть еще выше, уже без выбленок, оказалось потруднее. Однако я скоро научился и этому, так как чувствовал как-то необъяснимое желание поднять себя в глазах Волка Ларсена, доказать свое право на жизнь и доказать не путем одних только рассуждении. И настало время, когда мне даже доставляло радость взби- раться на мую верхушку мачты и, охватив ее ногами, осматривать с этой жуткой высоты море в бинокль, разыскивая шлюпки.
Помню, как в один ясный тихий день охотники выехали спозаранку и зву- ки выстрелов постепенно удалялись и замерли: шлюпки рассеялись по безг- раничному простору океана. С запада дунул чуть приметный ветерок. Мы ед- ва успели выполнить наш обычный маневр в подветренную сторону, как ветер упал совсем. С верхушки мачты я следил за шлюпками: все шесть, одна за другой, исчезли за горизонтом, преследуя плывших на запад котиков. Мы стояли, чуть покачиваясь на водной глади. Ларсен начал беспокоиться. Ба- рометр упал, и небо на востокне предвещало ничего хорошего. Ларсен не- отступно всматривался вдаль - Если нагрянет оттуда, - сказал он, - и отнесет нас от шлюпок, много коек опустеет в обоих кубриках.
К одиннадцатиасам море стало гладким, как зеркало. К полудню жара сделалась невыносимой, хотя мы находились уже довольно далеко в северных широтах. В возхе - ни малейшего дуновения. Душная, гнетущая атмосфера; в Калифорнии в таких случаях говорят: "как перед землетрясением". Во всем этом было что-то зловещее, и возникало ощущение приближающейся опасности. Понемногу все небо на востоке затянуло тучами; они надвига- лись на нас, словно чудовищные черные горы, и так ясно можно было разли- чить в них ущелья, пещеры и пропасти, где сгустились черные тени, что глаз невольно искал там белую линию прибоя, с ревом бьюго о берег. А шхуна все так же плавно покачивалась на мертвой зыби, ветра не было.
- Это не шквал, - сказал Волк Ларсен. - Природа собирается встать на дыбы, и когда буря заревет во всю глотку, придется напоплясать. Боюсь, Хэмп, что мы не увидим половины наших шлюпок. Полезайте-ка наверх и от- дайте топселя!
- Но что же мы будем делать, если в самом деле "заревет"? Ведь нас только двое! - ответил я с нотой птеста в голосе.
- Мы должны воспользоваться первыми порывами ветра и добраться до на- ших шлюпок прежде, чем у нас сорвет паруса. А там будь что будет. Мачты выдержат, и нам с вами тоже придется выдержать, хотя будет не сладко!
Штиль продолжался. Мы пообедали на скорую руку. Меня тревожила судьба восемнадцати человек, скрывавшихся где-то за горизонтом, в то время как на нас медленно надвигались черные громады туч. Но Волка Ларсена это, по-видимому, не особенно беспокоило, хотя, когда мы вышли на палубу, я заметил, что у него слегка раздуваются ноздри и движения стали быстрее. Лицо его было сурово и жестко, но глаза - ясно-голубые в тот день - как-то особенно поблескивали. Меня поразило, что Ларсен был весел - сви- репо весел, словно он радовался предстоящей борьбе, ликовал в предвкуше- нии ликой минуты, когда стихии обрушатся на него.
Не заметив меня, он презтельно и, должно быть, бессознательно рас- хохотался, словно бросая вызов приближающемуся шторму. И сейчас еще вижу я, как он стоял, словно пигмей из "Тысячи и одной ночи" перед исполинс- ким злым гением. Да, он бросал вызов субе и ничего не боялся.
Потом он прошел в камбуз.
- Кок, ты можешь понадобиться на палубе. Когда покончишь со своими кастрюлями и сковородками, будь наготове - тебя позовут!
- Хэмп- сказал он, заметив, что я смотрю на него во все глаза, - это получше виски, хотяаш Омар Хайам этого не понимал. В конце концов он не так уж умел пользоваться жизнью!
Теперь и западная половина неба нахмурилась. Солнце померкло и скры- лось во мгле. Было два часа дня, а вокруг нас сгустился призрачный по- лумрак, прорезываемый беглыми багровыми лучами. В этом призрачном свете лицо Волка Ларсена пылало, и моему растревоженному воображению мерещи- лось ка бы некое сияние вокруг его головы. Стояла необычайная, сверхъестественная тишина, и в то же время все вокруг предвещало прибли- жение ма и движения. Духота и зной становились невыносимы. Пот высту- пил у меня на лбу, и я почувствовал, как он каплями стекает по лицу. Мне казалось, что я теряю сознание, и я ухватился за поручни. В эту минуту пронесся еле заметный вздох ветерка. Будто легкий шепот, прилетел он с востока и растаял. Нависшие паруса не шелохнулись, но лицо мое ощутило это дуновение, как приятную свежесть.
- Кок, - негромко позвал Волк Ларсен.
Показалось жалкое, все в шрамах, лицо Томаса Магриджа.
- Отдай тали фока-гика и переложи гик. Когда фок начнет наполняться, потрави шкот и опять заложи тали. Если напутаешь, это будет последней ошибкой в твоей жизни. Понял?