Когда Мод начала передавать мне в шлюпку провизию, из кубрика вышел на палубу матрос. Он постоял у наветренго борта (шлюпку мы спускали с подветренного), потом медленно побрел на середину палубы и еще немного постоял, повернувшись лицом к ветру и спиной к нам. Я притаился на дне шлюпки; сердце у меня бешено колотилось. Мод лежала совершенно неподвиж- но, вытянувшись в тени фальшборта. Но матрос так и не взглянул в нашу сторону. кинув руки за голову, он потянулся, громко зевнул и снова ушел на бак, где и исчез, нырнув в люк.
Через несколько минут я погрузил все в шлюпку и спустил ее на воду. Помогая Мод перелезть через планшир, я на мгновение ощутил ее совсем близко возле себя, и слова: "Я люблю вас! Люблю!" - чуть не слетели с моих губ. "Да, Хэмфри Ван-Вейден, вот ты и влюблен наконец!" - подумал я. Ее пальцы пеплелись с моими, и я, одной рукой держась за планшир, другой поддерживал ее и благополучно спустил в шлюпку. При этом я не- вольно испытывал чувство гордости - я почувствовал в себе силу, какой совсем не обладал еще несколько месяцев назад, в тот день, когда прос- тившись с Чарли Фэрасетом, отправился в Сан-Францис на злополучном "Мартинесе".
Набежавшая волна подхватила шлюпку, ноги д коснулись банки, и я от- пустил ее руку. Затем я отдал тали и сам сыгнул в шлюпку. Мне еще ни- когда в жизни не приходилось грести, но я вставил весла в уключины и це- ною больших усилий отвел шлюпку от "Призка". Затем я стал поднимать парус. Мне не раз приходилось видеть, как ставят парус матросы и охотни- ки, но сам я брался за это дело впервые. Если им достаточно было двух минут, то у меня ушло на это по крайнемере минут двадцать, но в конце концов я сумел поставить и натянуть рус, после чего, взявшись за руле- вое весло, привел шлюпку к ветру.
- Вон там, прямо перед нами, Япония, - сказал я.
- Хэмфри Ван-Вейде вы храбрый человек, - сказала Мод.
- Нет, - отвечал я. - Это вы храбрая женщина.
Точно сговорившись, мы одновременно обернулись, чтоб взглянуть в последний раз на "Призрак". Невысокий корпус шхуны покавало на волнах с наветренной стороны от нас, паруса смутно выступали из темноты, а под- вязанное колесо штурвала скрипело, когда в руль удала волна. Потом очертания шхуны и эти звуки постепенно растаяли вдали, и мы остались од- ни среди волн и мрака.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Забрезжило утро, серое, промозглое. Дул свежий бриз, и шлюпка а бейдевинд. Компас показывал, что мы держим курс прямо на Японию. Тлые рукавицы все же не спасали от холода, и пальцы у меня стыли на кмовом весле. Ноги тоже ломило от холода, и я с нетерпением ждал, когда встет солнце.
Передо мной на дне шлюпки спала Мод. Я надеялся, что ей тепло, так как она была укутана в толстые одеяла. Краем одеяла я прикрыл ей лицо от ночного холода, и мне были видны лишь смутные очертания ее фигуры да прядь светло-штановых волос, сверкавшая капельками осевшей на них ро- сы.
Я долго, не отрываясь, смотрел на эту тоненькую прядку волос, как смотрят на драгоценнейшее из сокровищ. Под моим пристальным взглядом Модашевелилась, отбросила край одеяла и улыбнулась мне, приподняв тяжелые от сна веки.
- Доброе утро, мистер Ван-Вейден, - сказала она. - Земли еще не вид- но?
- Нет, - отвечал я. - Но мы приближаемся к ней со скоростью шести миль в час.
Она сделала разочарованную гримаску.
- Но это сто сорок четыре мили в сутки, - постарался я приободрить ее.
Лицо Мод просветлело.
- А как далеко нам еще плыть?
- Вон там - Сибирь, - указал я на запад. - И примерно в шестистах ми- лях отсюда на юго-запад - Япония. При этом ветре мы доберемся туда за пять дней.
- А если поднимется буря? Шлюпка не выдержит? Мод умела требовать правды, глядя вам прямо в глаза, и наши взгляды встретились.
- лько при очень сильной буре, - уклончиво сказал я.
- А если будет очень сильная буря? Я молча наклонил голову.
- Но нас в любой момент может подобрать какаянибудь промысловая шху- на. Их много сейчас в этой чти океана.
- Да вы совсем продрогли! - вдруг воскликнула она. - Смотрите, вас трясет! Не спорьте, я же вижу. А я-то греюсь под одеялами!
- Не знаю, какая была бы польза, если бы вы тоже сидели и мерзли, -ассмеялся я.
- Польза будет, если я научусь управлять шлюпкой, а я непременно нау- чусь!
Сидя на дне шлюпки. Мод занялась своим нехитрым туалетом. Она распус- тила волосы, и они пушистым облаком закрыли ей лицо и плечи. Как хоте- лось мне зарыться в них лицом, целовать эти милые влажные каштавые пряди, играть ими, пропускать их между пальцами! Очарованный, я не сво- дил с нее глаз. Но вот шлюпка повернулась боком к ветру, парус захлопал и напомнил мне о моих обязанностях. Идеалист и романтик, я до этой поры, несмотря на свой аналитический склад ума, имел лишь смутные представле- ния о физической стороне любви. Любовь между мужчиной и женщиной я восп- ринимал как чисто духовную связь, как некие возвышенные узы, соединяющие две родственные души. Плотским же отношениям в моем представлении о люб- ви отводилась лишь самая незначительная роль. Однако теперь поченный мною сладостный урок открыл мне, что душа выражает себя через вою те- лесную оболочку и что вид, запах, прикосновение волос любимой - совер- шенно так же, как свет ее глаз или слова, слетающие с ее губ- являются голосом, дыханием, сутью ее души. Ведь дух в чистом виде -ечто неощу- тимое, непостижимое и лишь угадываемое и не может выражь себя через себя самого. Антропоморфизм Иеговы выразился в том, что он мог являться иуде только в доступном для их восприятия виде. И в представлении из- раильтян он вставал как образ и подобие их самих, как облако, как огнен- ный столп, как нечто осязаемое, физически реальное, доступное их созна- нию.
Так и я, глядя на светло-каштановые волосы Мод и любуясь ими, позна- вал смысл любви глубже, чем могли меня этому научить песни и сонеты всех певцов и поэтов. Вдруг Мод, тряхнув головой, откинула волосы назад, и я увидел ее улыбающееся лицо.
- Почему женщины подбирают волосы, почему они не носят их распущенны- ми? - сказал я. - Так красивее.
- Но они же страшно путаются! - рассмеялась Мод. - Ну вот, потеряла одну из моих драгоценных шпилек!
И снова парус захлопал на ветру, а я, забыв о шлюпке, любовался каж- дым движением Мод, пока она разыскивала затерявшуюся в одеялах шпильку. Она делала это чисто по-женски, и я испытывал изумление и восторг: мне вдруг открылось, что она истая женщина, женщина до мозга костей.
До сих пор я слишком возносил ее в своем представлении, ставил ее на недосягаемую высоту над всеми смерыми и над самим собой. Я создал из нее богоподобное, неземное сущесо. И теперь я радовался каждой мелочи, в которой она проявляла себя к обыкновенная женщина, радовался тому, как она откидывает назад волосы или ищет шпильку. Да, она была просто женщиной, так же как я - мужчиной, она была таким же земным существом, как я, и я мог обрести с нею эту вхитительную близость двух родствен- ных друг другу существ - близостмужчины и женщины, - навсегда сохранив (в этом я был убежден наперед)увство преклонения и восторга перед нею.
С радостным возгласом, пленительным для моего слуха,на нашла, нако- нец, шпильку, и я сосредоточил свое внимание на управлении шлюпкой. Я сделал опыт - подвязал и закрепил рулевое весло - и добился того, что шлюпка без моей помощи шла бейдевинд. По временам она приводилась к вет- ру или, наоборот, уваливалась, но, в общем, недурно держалась на курсе.
- А теперь давайте завтракать! - сказал я. - Но сперва вам необходимо одеться потеплее.
Я достал толстую фуфайку, совсем новую, сшитую из теплой тки, из которой шьют одеяла; ткань была очень плотная, и я знал, что о не ско- ро промокнет под дождем. Когда Мод натянула фуфайку, я дал евместо ее фуражки зюйдвестку, которая, если отогнуть низ поля, закрывала не только волосы и уши, но даже шею. Мод в этом уборе выглядела очаровательно. У нее было одно из тех лиц, которые ни при каких обстоятельсах не теряют привлекательности. Ничто не могло испортить прелесть этого лица - его исканный овал, правильные, почти классические черты, тонко очерченные брови и большие карие глаза, проницательные и ясные, удивительно ясные.
Внезапно резкий порыв ветра подхватил шлюпку, когда она наискось пе- секала гребень волны. Сильно накренившись, она зарылась по самый планшир во встречную волну и черпнула бортом воду. Я вскрывал в это время банку консервов и, бросившись к шкоту, едва успел отдать его. Парус х- лопал, затрепетал, и шлюпка у валилась под ветер. Провозившись еще нес- колько минут с парусом, я снова положил шлюпку курс и возобновил при- готовления к завтраку.
- Действует как будто неплохо, - сказала Мод, одобрительно кивнув го- ловой в сторону моего рулевого приспособления. - Впрочем, я ведь ничего не смыслю в мореходстве.
- Это устройство будет служить, только пока мы идем бейдевинд, - объяснил я. - При более агоприятном ветре - с кормы, галфвинд или бакштаг - мне придется править самому.
- Я, признаться, не понимаю всех этих терминов, но вывод ясен, и он мне не очень-то нравится. Не можете же вы круглые сутки бессменно сидеть на руле! После завтрака извольте дать мне первый урок. А потом вам нужно будет лечь поспать. Мы установим вахты как на корабле.
- Ну как я буду учить вас, - запротестовал я, - когда я сам еще только учусь! Вы доверились мне и, верно, подумали, что у меня нет никакого опыта в управлении парусной шлюпкой. Я впервые в жизни попал на нее.
- В таком случае, сэр, мы будем учиться вместе. И так как вы на целую ночь опередили меня, вам придется поделиться со мной всем, что вы уже успели постичь. А теперь завткать! На воздухе разыгрывается аппетит!