- Да, но кофе не будет! - с сокрушением сказал я, передавая ей нама- занные маслом галеты с ломтики языка. - Не будет ни чая, ни супа - ни- какой горячей еды, пока мы где-нибудь и когда-нибудь не пристанем к бе- регу.
После нашего незамысловатого завтрака, завершившегося чашкой холодной воды, я дал Мод урок вождения шлюпки. Обучая ее, я учился сам, хотя кое-какие познания у ня уже были, - я приобрел их, управляя "Призра- ком" и наблюдая за йствиями рулевых на шлюпках. Мод оказалась способ- ной ученицей и быстро научилась держать курс, приводиться к тру и от- давать, когда нужно, шкот.
Потом, устав, как видно, она передала мне весло и принялась рассти- лать на дне шлюпки одеяла, котое я успел свернуть. Устроив все как можно удобнее, она сказала:
- Ну, сэр, постель готова! И спать вы должны до второго завтрака. То есть до обеда, - поправилась она, вспомнив распорядок дня на "Призраке".
Что мне оставалось делать? Она так насйчиво повторяла: "Пожалуйста, прошу вас", что я в конце концов подчинился и отдал ей кормовое весло. Забираясь в постель, постланную ее руками, я испытал необычайное наслаж- дение. Казалось, в этих одеялах было что-то успокаивающее и умиротвою- щее, словно это передалось им от нее самой, и чувство покоя сразу хва- тило меня. Сквозь сладкую дрему я видел нежный овал ее лица и ольшие карие глаза... Обрамленное зюйдвесткой лицо ее колыхалось передо мной, вырисовываясь то на фоне серого моря, то на фоне таких же серых обла- ков... и я уснул.
Я понял, что крепко спал, когда, внезапно очнувшись, взглянул на ча- сы. Был час дня. Я проспал целых семь часов! И целых семь часов она од правила шлюпкой! Принимая от нее весло, я должен был помочь ей разогть окоченевшие пальцы. Она исчерпала весь небольшой запас своих сил те- перь не могла даже приподняться. Я вынужден был бросить парус, чбы по- мочь ей добраться до постели, и, уложив ее, принялся растирать ей руки.
- Как я устала! - произнесла она с глубоким вздохом и бессильно по- никла головой Но через секунду она встрепенулась.
- Только не вздумайте браниться, не смейте, слышите! - с шутливым вы- зовом сказала она.
- Разве у меня такой сердитый вид? - отозвался я без улыбки. - Уверяю вас, я не сержусь.
- Да-а... - протянула она. - Не сердитый, но укоризненный.
- Значит, мое лицо только честно выражает то, что я чувствую. А вот впоступили нечестно - и по отношению к себе и ко мне. Как теперь при- каже доверять вам?
Она виновато взглянула на меня.
- Я буду паинькой, - сказала она, как напроказивший ребенок. - Обещаю вам...
- Повиноваться, как матрос повинуется капитану?
- Да, - ответила она. - Я знаюэто было глупо.
- Раз так, обещайте мне еще кое-что.
- Охотно!
- Обещайте мне не так часто говорить: "Пожалуйста, прошу вас". А то быстро сведете власть капитана на нет.
Она рассмеялась, и я почувствовал, что моя просьба не только позаба- вила ее, но и польстила ей. Она уже сама заметила, какую влаь имеют надо мной эти слова.
- Пожалуйста - хорошее слово... - нал я.
- ...Но я не должна злоупотреблять им, - докончила она за меня. Она снова рассмеялась, но уже чуть слышно, и уронила голову. Я оставил вес- ло, чтобы закутать одеялом ее ноги и прикрыть ей лицо. Увы, у нее было так мало сил! С недобрым предчувствием посмотрел я на юго-запад и поду- мал о шестистах милях, отделявших нас от берега, и о всех предстоявших нам испытаниях. Да и бог весть, что еще ждало нас впереди! В этой части океана в любую минуту мог разыграться гибельный для нас шторм. И все же я не испытывал страха. Я не был спокоен за будущее, о нет, - самые тяж- кие сомнения грызли меня, - но за всем этим не было страха. "Все обой- дется, - твердил я себе, - все обойдется!"
После полудня ветер посвежел и поднял большие волны, которые основа- тельно трепали шлюпку и задавали мне работу. Впрочем, запасенная нами провизия и девь бочонков воды придавали шлюпке достаточную устойчи- вость, и я шел под парусом, пока это не стало слишком опасным. Тогда я убрал шпринт, туго притянул и закрепил верхний угол паруса, превратив его в треугольный, и мы поплыли дальше.
Под вечер я заметил на горизонте с подветренной стороны дымок парохо- да. Это мог быть либо русский крейсер, либо скорее всего "Македония", все еще разыскивающая шхуну.
Солнце за весдень ни разу не выглянуло из-за облаков, и было очень холодно. К ночоблака сгустились еще больше, ветер окреп, и нам приш- лось ужинать, не снимая рукавиц, причем я не мог выпустить из рук руле- вого весла ихитрялся отправлять в рот кусочки пищи только в промежут- ках между порывами ветра.
Когда стемнело, шлюпку стало так швырять на волнах, что я вынужден был убрать парус и принялся мастерить плавучий якорь. Это была нехитрая штука, о которой я знал из рассказов охотнив. Сняв мачту, я завернул ее вместе с шпринтом, гиком и двумя парами запасных весел в парус, нак- репко обвязал веревкой и бросил за борт. Конец веревки я закрепил на но- су, и плавучий якорь был готов. Мало выступая из воды и почти не испыты- вая влияния ветра, он тормозил шлюпку и удерживал ее носом к ветру. Ког- да море покрывается белыми барашками, это наилучший способ, чтобы шлюпку не захлестнуло волной.
- А теперь что? - весело спросила Мод, когда я справился со своей за- дачей и сновнатянул рукавицы.
- А теперь мы уже не плывем к Японии, - сказал я. - Мы дрейфуем на юго-восток или на юго-юго-восток со скоростью по крайней мере двух миль в час.
- До утра это составит всего двадцать четыре мили, - заметила она, - да и то, если ветер не утихт.
- Верно. А всего сто сорок миль, если этот ветер продержится трое су- ток.
- Не продержится! - бодро заявила Мод. - Он непременно повернет и бу- дет дуть как следует.
- Море - великий предатель.
- А ветер? - возразила она. - Я ведь слышала, как вы пели дифирамбы "бравым пассатам".
- Жаль, что я не захватил сектант и хронометр Ларсена, - мрно про- изнес я. - Когда мы сами плывем в одном направлении, ветер сносит нас в другом, а течение, быть может, - в третьем, и равнодействующая не подда- ется точному исчислению. Скоро мы не сможем определить, гденаходимся, не сделав ошибки в пятьсот миль.
После этого я попросил у Мод прощения и обещал больше не падать ду- хом. Уступив ее уговор, я ровно в девять оставил ее на вахте до полу- ночи, но, прежде чем лечь спать, хорошенько закутался в одеяла, а поверх них - в непромокаемыплащ. Спал я лишь урывками. Шлюпку швыряло, с гребня на гребень, волны гулко ударялись о дно. Я слышал, как они ревут за бортом, и брызги ежеминутно обдавали мне лицо. И все же, размышлял я, не такая уж это скверная ночь - ничто по сравнению с тем, что мне ночь за ночью приходилось переживать на "Призраке", и тем, что нам, быть может, предстоит еще пережить, пока нас будет носить по океану на этом утлом суденышке. Я знал, что обшивка у него всего в три четверти дюйма толщиной. Слой дерева тоньше дюйма отделял нас от морской пучины.
И тем не менее, готов утверждать это снова и снова, я не боялся. Я больше уже не испытывал того страха смерти, который когда-то нанял на меня Волк Ларсен и даже Томас Магридж. Появление в моей жизни Мод Брус- тер, как видно, переродило меня. Любить, думал я, - ведь это еще лучше и прекраснее, чем быть любимым! Это чувство дает человеку то, ради чего стоит жить и ради чего он готов умереть. В силу любви к другому существу забывал о себе, и вместе с тем - странный парадокс! - мне никогда так не хотелось жить, как теперь, когда я меньше всего дорожил своей жизнью. Ведь никогда еще жизнь моя не была наполнена таким смыслом, думал я. По- ка дремота подкрадывалась ко мне, я лежал и с чувством неизъяснимого до- вольства вглядывался в темноту, зная, что там, на кор, приютилась Мод, что она зорко несет свою вахту среди бушующих волн и готова каждую мину- ту позвать меня на помощь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОМАЯ
Стоит ли рассказывать о всех страданиях, перенесенных нами на нашей маленькой шлюпке, когда нас долгие дни носило и мотало по океанским просторам? Сильный северо-западный ветер дул целые сутки. Потом наступи- ло затишье, но к ночи поднялся ветер с юго-запада, то есть прямо нам в лоб. Тем не менее я втянул плачий якорь, поставил парус и направил лодку круто к ветру с курсом на юго-юговосток. Ветер позволял выбирать лишь между этим курсом и курм на запад-северо-запад, но теплое дыхание юга влекло меня в более теплые моря, и это определило мое решение.
Однако через три часа, - как сейчас помню, ровно в полночь, - когда нас окружал непроницаемый мрак, от юго-западный ветер так разбушевал- ся, что я вновь был принужден выбросить плавучий якорь.
Рассвет застал меня на корме. Воспаленными о напряжения глазами я всматривался в побелевший вспененный океан, среди которого наша лодка беспомощно взлетала и ныряла, держась на своем плавучем якоре. Мы нахо- дились на краю гибели - каждую секунду нас могло захлестнуть волной. Брызги и пена низвергались на нас нескончаемым водопадом, и я должен был безостановочно вычерпывать воду. Одеяла промокли насквозь. Промокло все, и только Мод, в своем плаще, резиновых сапогах и зюйдвестке, была хорошо защищена, хотя руки, лицо и выбившаяся из-под зюйдвестки прядь волос бы- ли у нее совершенно мокры Время от времени она брала у меня черпак и, не страшась шторма, принималась энергично вычерпывать воду. Все на свете относительно: в сущности, это был просто свежий ветер, ндля нас, бо- ровшихся за жизнь на нашем жалком суденышке, это был нтоящий шторм.
Продрогшие, измученные, весь день сражались мы с разбушевавшимся оке- аном и свирепым ветром, хлеставшим нам в лицо. Настала ночь, но мы не спали. Опять рассвело, и по-прежнему ветер бил нам в лицо и пенистые ва- лы с ревом неслись навстречу.
На вторую ночь Мод начала засыпать от изнеможения. Я укутал ее плащом и брезентом. Одежда на ней не очень промоа, но девушка закоченела от холода. Я боялся за ее жизнь. И снова занялся день, такой же холодный и безрадостный, с таким же сумрачным небом, яростным ветром и грозным ре- вом волн.