Это был удивительно приятный вечер, и мы с Мод единогласно решили, что ни одно из наших светских мероприятий на Острове Усилий еще не про- ходило столь успешно. На душе у нас было спокойно. Мы не только примири- лись с мыслью о предстоявшей нам суровой зиме, но и подготовились к ней. Котики моглтеперь в любой день отправляться в свое таинственное путе- шествие на юг - что нам до того! Да и бури нас не страшили. Мы не сомне- вались, ч нам будет сухо и тепло под нашим кровом, а у нас к тому же имелисьще роскошные, мягкие тюфяки, изготовленные из мха. Это было изобретение Мод, и она сама ревностно собирала для них мох. Мне предсто- яло содня впервые за много ночей спать на тюфяке, и я знал, что сон мой будет еще слаще оттого, что тюфяк этот сделан руками Мод.
Направляясь к себе в хижину. Мод обернулась ко мне и неожиданно про- изнесла следующие загадочные слова:
- Что-то должно произойти! Вернее, уже происходит. Я чувствую. Что-то приближается сюда, к нам. Вот в эту самую минуту. Я не знаю, что это, но оно идет сюда.
- Хорошее или плохое? спросил я.
Она покачала головой.
- Не знаю, но оно где-то там.
И она указала в ту сторону, откуда ветер рвался к нам с моря.
- Там море и шторм, - рассмеялся я, - и не позавидуешь тому, кто вздумает высадиться на этот берег в такую ночь.
- Вы не боитесь? - спросил я, провожая ее до двери.
Вместо ответа она смело и прямо посмотрела мне в глаза.
- А как вы себя чувствуете? Вполне хорошо?
- Никогда не чувствовала себя лучше, - отвечала она.
Мы поговорили еще немного, и она ушла.
- Спокойной ночи. Мод! - крикнул я ей вслед.
- Спокойной ноч Хэмфри! - откликнулась она.
Не сговариваясь, мы назвали друг друга по имени, и это вышло совсем просто и естественно. Я знал, что в эту минуту я мог бы обнять ее и привлечь к себе. В привычной для нас обоих обставке я бы, несомненно, так и поступил. Но здесь наши отношения не могли перейти известной гра- ни, и я остался один в своей маленькой хижине, согретый сознанием, что между мною и Мод возникли какие-то новые узы, какое-то новое молчаливое взаимопонимание.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Мое пробуждение сопровождалось странным гнетущим ощущением беспо- койства. Словно мне чего-то недоставало, словно иезло что-то привыч- ное. Но это ощущение скоро прошло, и я понял, ч ничто не изменилось, - не было только ветра. Когда я засыпал, нервы меня были напряжены, как бывает всегда при длительном воздействии наих звука или движения, и, пробудясь, я в первое мгновение все еще нодился в этом состоянии нап- ряжения, стараясь противостоять силе, которая уже перестала действовать.
Впервые за долгие месяцы я провел но под кровлей, и мне хотелось понежиться еще под сухими одеялами, нощущая на лице ни тумана, ни морских брызг. Я лежал, размышляя над тем, как странно подействовало на меня прекращение ветра, и испытывая блаженство от сознания, что я поко- юсь тюфяке, сделанном руками Мод. Одевшись и выглянув наружу, я услы- шал шум прибоя, который все еще бился о берег и свидетельствовал о не- давно пронесшемся шторме. День был яркий и солнечный. Я изрядно заспался и перь с внезапным приливом энергии шагнул за порог. Я был исполнен решимости наверстать упущенное время, как и подобало обитателю Острова Усилий.
Но, выйдя из хижины, я остановился как вкопанный. Я не мог поверить своим глазам; то, что я увидел, ошеломило меня. На берегу, в каких-ни- будь пятидесяти футах от хижины, уткнувшись носом в песок, лежал лишен- ный мачт черный корпус судна. Мачты гики, перепутавшись с вантами и разодранными парусами, свисали с о борта. Я был поражен и глядел во все глаза. Вот он, камбуз, котой мы сами построили, а вот и знакомый уступ юта и невысокая палуба рубки, едва возвышающаяся над бортом. Это был "Призрак".
Какой каприсудьбы занес его именно сюда, в этот крохотный уголок земли? Что за чудовищное совпадение? Я оглянулся на неприступную камен- ную стену заоей спиной, и безысходное отчаяние охватило меня. Бежать было некуд абсолютно некуда. Я подумал о Мод, спящей в хижине, постро- енной нашими руками, вспомнил, как она сказала: "Спокойной ночи, Хэмф- ри", и слова "моя жена, моя подруга" вновь зазвенели в моем мозгу, но теперь - увы! - они звучали погребальным звоном. У меня потемнело в гла- зах. Быть может, это продолжалось лишь долю секунды - не знаю. Когда я очнулся, передо мною по-прежнему чернел корпус шхуны; ее расколотый бушприт торчал над песчаным берегом, а обломанные части рангоута со скрипом терлись о борт при каждом всплеске волны. Я понял, что надо что-то предпринять. Надо было немедленно что-то предпринять!
Внезапно меня поразило, что на шхуне незаметно никаких признаков жиз- ни. Это было странно. Видимо, команда, измученная борьбой со штормом и перенесенным кораблекрушением, все еще спит. У меня мелькнула мысль, что мы с Мод можем спастись, если успеем сесть на шлюпку и обогнуть мыс, прежде чем на шхуне кто-нибудь проснется. Надо разбудить Мод и тотчас двинуться в путь! Я уже готов был постучаться к ней, но тут же вспомнил, как ничтожно мал наш острово Нам негде будет укрыться на нем. Нет, у нас не было выбора - толькбезбрежный, суровый океан. Я подумал о наших уютных маленьких хижинахо наших запасах мяса и жира, мха и дров и по- нял, что мы не выдержим путешествие по океану зимой в бурную штормовую погоду.
В нерешительности, с поднятой рукой, я застыл у двери Мод. Нет, это невозможно, совершенно невозможно! Безумная мысль пронеслась в моем моз- гу - ворваться к Мод и убить ее во сне. И сейчас же возникла другая: на шхуне все спятчто мешает мне проникнуть туда - прямо в каюту к Волку Ларсену - и убить его? А там. Там видно будет. Главное - убрать его с дороги, после чего можно будет подумать и об остальном. Все равно, что бы ни случилось потом, хуже, чем сейчас, не будет.
Нож висел у меня на поясе. Я вернулся в хижину за дробовиком, прове- рил, заряжен ли он, и направился к шхуне. Не без труда, промокнув по по- яс, взобрался я на борт. Люк матросского кубрика л открыт. Я прислу- шался, но снизу не доносилось ни звука - я не услышал даже дыхания спя- щих людей. Неожиданная мысль поразила меня: неужели команда бросила ко- рабль? Я снова напряженно прислушался. Нет, ни звука. Я начал осторожно спускаться по трапу. Кубрик был пуст, и в нем стоял затхлый запах поки- нутого жилья. Кругом в беспорядке валялась рвая одежда, старые резино- вые сапоги, дырявые клеенчатые куртки - весь тот негодный хлам, который скопляется в кубриках за долгое плавание.
Я поднялся на палубу, не сомневаясь больше в том, что команда покину-а шхуну второпях. Надежда вновь ожила в моей груди, и я уже спокойн огляделся кругом. Я заметил, что на борту нет ни одной шлюпки. В кубрике охотников моим глазам предстала та же картина, что и у матросов. Охотни- ки, по-видимому, собирали свои вещи в такой же спешке. "Призрак" был брошен. Теперь он принадлежал Мод и мне. Я подумал о судовых запасах, о кладовой под ют-компанией, и у меня явилась мысль сделать Мод сюрприз - раздобытьто-нибудь вкусное к завтраку.
После пережитого волнения я ощутил вдруг необычайный прилив сил, а при мысли о том, что страшное дело, которое привело меня сюда, стало те- перь ненужным, развеселился, как мальчишка. Перепрыгивая через сту- пеньку, я поднялся по трапу, думая только о том, что нужно успеть приго- товить завтракпока Мод спит, если я хочу, чтобы мой сюрприз удался на славу. Огибая камбуз, я с удовлетворением вспомнил о замечательной ку- хонной посуде, которую я там найду. Я взбежал на ют и увидел... Волка Ларсена! От неожиданности я пробежал с разгона еще несколько шагов, гро- хоча башмаками, прежде чем смог остановиться. Ларсен стоял на трапе ка- ют-компании, - над дверцей возвышались только его голова и плечи, - и в упор смотрел на меня. Обеими руками он упирался в полуоткрытую дверцу и стоял совершенно неподвижно. Стоял и смотрел на меня.
Я задрожал. Снова, как прежде, томительно засосало под ложечкой. Я ухватился рукой за край рубки, ища опоры. Губы у меня сразу пересохли, и я несколько раз провел по ним языком. Я не сводил глаз с Волка Ларсена, и оба мы не произносили ни слова. Что-то зловещее было в его молчании и в этой полной неподвижности. Весь мой прежний страх перед ним вернулся ко мне с удесятеренной силой. И так мы стояли и смотрели Друг на друга.
Я чувствовал, что надо действовать, но прежняя беспомощноь овладела мной, и я ждал, что сделает он. Секунды летели, и вдруг все происходящее напомнило мне о том, как я, подойдя к гривастом секачу, позабыл от страха, что должен убить его, и только помышлял, как бы обратить его в бегство. Но ведь и сюда я пришел не за тем, чтобы ждать, что предпримет Волк Ларсен, а действовать.
Я взвел оба курка двустволки и вскинул ее к плечу. Если б он попытал- ся спуститься вниз, если бы он только шелохнулся, я, без сомнения, заст- релил бы его. Но он стоял совершенно неподвижно и смотрел на меня. Дро- жащими руками сжимая двустволку и целясь в него, я успел заметить, как осунулось его лицо. Какие-то тяжелые потрясения оставили на нем свой след. Щеки впали, на лбу залегли морщины, а глаза производили странное впечатление. Казалось, е глазные нервы и мышцы были не в порядке и глаза смотрели напряженно и слегка косили. И выражение их было тоже ка- кое-то странное.
Я ядел на него, и мозг мой лихорадочно работал. Тысячи мыслей про- носились у меня в голове, но я не мог нажать на спусковой крючок. Я опустил двустволку и двинулся к углу рубки, стараясь собраться с духом и снова - с более близкого расстояния - попытаться выстрелить в него. Я вскинул двустволку к плечу. Я находился теперь в каких-нибудь двух шагах от Волка Ларсена. Ему не было спасения. Я больше не колебался. Промах- нуться я не мог, как бы плохо я ни стрелял. Но я не мог заставить себя спустить курок.