- Эти головные боли... припадки... - скала Мод на четвертый день. - Быть может, он болен, тяжело болен. Быть может, умер.
Она ждала от меня ответа, но я молчал, и она добавила:
- Или умирает...
- Тем лучше, - скачал я.
- Но подумайте, Хэмфри. Ведь он тоже человек. И умирает совсем один.
- Очень возможно... - прорчал я.
- Да, возможно, - продолжала она. - Конечно, мы ничего не наем на- верное. Но если он действительно умирает, ужасно бросить егтак. Я бы никогда этого не простила себе. Мы должны что-то сделать.
- Да, возможно, - повторил я. Я ждал, улыбаясь про себя, и думал: как это по-женски - проявлять беспокойство даже о Волке Ларсене! Куда дева- лось ее беспокойство за меня! А ведь еще недавно она так испугалась, когда я хотел только заглянуть на палубу.
Мод разгадала смысл моего молчания - она ба достаточно умна и чут- ка. А прямота ее равнялась ее уму.
- Вы должны подняться на борт, Хэмфри, и узнать, в чем там дело, - сказала а. - А если вам хочется посмеяться надо мной, что ж, вы имеете на это право. Я заранее прощаю вас.
Я послушно встал и направился к берегу.
- Только будьте осторожны! - крикнула она мне вслед.
Я помахал ей рукой с полубака и соскочил на палубуПодойдя к трапу в кают-компанию, я окликнул Волка Ларсена. Он ответил мне. Когда он начал подниматься по трапу, я взвел курок револьвера, и все время, пока мы разговаривали, открыто держал револьвер в руке, но Ларсен не обращал на это никакого внимания. Внешне он не изменился за эти дни, но был мрачен и молчалив. Вряд ли можно назвать беседой те несколько слов, которыми мы обменялись. Я не спросил его, почему он не сходит а берег, и он не спросил, почему я не показывался на шхуне. Он сказал, что головная боль у него прошла, и я, не вступая в дальнейшие разговоры, ушел.
Мод выслушала мое сообщение и облегченно вздохнула, а ког над кам- бузом показался дымок, это, видимо, окончательно ее успоило. Дымок вился над камбузом и последующие дни, а порой и сам Волк Ларсен ненадол- го появлялся на юте. Но это было все. Он не делал попыток спуститься на берег, - нам это было известно, так как мы следили за ним и продолжали дежурить по ночам. Мы ждали, что он что-нибудь предпримет, откроет, так сказать, свою игру. Его бездействие сбивало нас с толку и вызывало тре- вогу.
Так прошла неделя. Все наши мысли были теперь сосредоточены на Волке Ларсене. Его присутствие угнетало нас и мешало нам заниматься нашими обычными делами.
Но к концу недели дымок перестал виться над камбузом, и Волк Ларс больше не появлялся на юте. Я видел, что Мод снова начинает беспо- иться, но из робости, а может быть, и из гордости не повторяет воей просьбы. А в чем, в сущности, мог я упрекнуть ее? Она была женщиной и к тому же глубоко альтруистической натурой. Признаться, мне само было как-то не по себе, когда я думал о том, что этот человек, которого я пы- тался убить, быть может, умирает здесь, возле нас, брошенный всеми. Он оказался прав. Нравственные правила, привитые мне в моем кругу, были сильнее меня. То, что у него такие же руки и ноги, как у меня, и тело имеет некоторое сходство с моим, накладывало на меня обязательства, ко- торыми я не мог пренебречь.
Поэтому я не стал ждать, когда Мод вторично пошлет меня на шхуну. "У нас осталось мало сгущенного молока и джема, - заявил я, - надо под- няться на борт". Я видел, что Мод колеблется. Она даже пробормотала, что все это не так уж нам необходимо и мне незачем ходить туда. Однако по- добно тому, как раньше она сумела разгада, что таится за моим молчани- ем, так и теперь она сразу поняла истинный смысл моих слов, поняла, что я иду туда не за молоком и джемом, а ра нее, - иду, чтобы избавить ее от беспокойства, которое она не сумела от меня скрыть.
Поднявшись на судно, я снял башмаки и в одних носках бесшумно прок- рался на корму. На этот раз я не стал окликать Волка Ларсена. Осторожно спустившись по трапу, я обнаружил, что в кают-компании никого нет. Дверь в каюту капитана была закрыта. Я уже хотел было постучать, но передумал, решив сперва заняться тем, что якобы и привело меня сюда. Стараясь по- меньше шуметь, я поднял крышку люка и отставил ее в сторону. Товары су- довой лавкнаходились в той же кладовой, и мне захотелось заодно запас- тись и бьем.
Когда я выбрался из кладовой, в каюте Волка Ларсена раздался ум. Я замер и прислушался. Звякнула дверная ручка. Я инстинктивно отпрянул в сторону. Притаившись за столом, я выхватил револьвер и взвел курок. Дверь распахнулась, и показался Волк Ларсен. Некогда не видел я такого отчаяния, какое было написано на его лице - на лице сильного, неукроти- мого Волка Ларсена. Он стонал, как женщина, и потрясал сжатыми кулаками над головой. Потом провел ладонью по глазам, словно сметая с них невиди- мую паутину.
- Господи, господи! - хрипло простонал он и в беспредельном отчаянии снова потряс кулаками.
Это было страшно. Я задрожал, по спине у меня пробежа мурашки, и холодный пот выступил на лбу. Вряд ли есть на свете зрелище более ужас- ное, чем вид сильного человека в минуту крайней слабости и упадка духа.
Но огромным усилием воли Волк Ларсен взял себя в руки. Поистине это стоило ему колоссального усилия. Все тело его сотрясалось от напряжения. Казалось, его вот-вот хватит удар. Лицо его страшно исказилось - видно было, как он старает овладеть собой. Потом силы снова оставили его. Вновь сжатые кулаки поднялись над головой, он застонал, судорожно вздох- нул раз, другой, из груди его вырвались рыдания. Наконец ему удалось овладеть собой. Я опять увидел прежнего Волка Ларсена, хотя какая-то слабость и нерешительность все еще проскальзывали в его движениях. Энер- гично, как всегда, он шагнул к трапу, но все же в его походке чувствова- лась эта слабость и нерешительность.
Признаться, тут уж я испугался - незакрытый люк находился как раз на его пути и выдавал мое присутствие. Но вместе с тем мне стало досадно, что он может поймать меня в такой трусливой позе - срчившимся позади стола, - и я решил, пока не поздно, появиться передим, что тут же и сделал, бессознательно приняв вызывающую позу. Но Волк Ларсен не замечал ни меня, ни открытого люка. Прежде чем я успел понять, в чем дело, и что-либо предпринять, он уже занес ногу над люком и готов был ступить в пустоту. Однако, не ощутив под ногой твердой опоры, он мгновенно преоб- разился. Да, это был уже прежний Волк Ларсен. Вторая нога его еще не ус- пела оторваться от пола, как он одним могучим прыжком перенес свое на- чавшее падать ло через люк. Широко раскинув руки, он плашмя - грудью и животом - упал на пол по ту сторону люка и тут же, подтянув ноги, отка- тился в сторону, прямо в сложенные мною около крышки люка продук и белье.
Я увидел по его лицу, что он все понял. Но прежде, чем я успел что-нибудь сообразить, он уже надвинул на люк крышку. Тут наконец понял все и я. Он думал, что поймал меня в кладовой. Он был слеп - слеп, - как летучая мышь! Я следил за ним, затаив дыхание, страшась, как бы он не услышал меня. Он быстро подошел к своей каюте. Я видел, что он не сразу нащупал дверную ручку. Надо было пользоваться случаем, и я быстро, на цыпочках, проскользнул через каюткомпанию и поднялся по трапу. Ларсен вернулся, таща за собой тяжелый морской сундук, и надвинул его на крышку люка. Не удовольствовавшись этим, он приволок второй сундук и громоз- дил его на первый. Затем подобрал с пола мой джем и белье и положил нстол. Когда он направился к трапу, я отступил в сторону и тихонько пере- катился через палубу рубки.
Ларсен остановился на трапе, опираясь руками о раздвижную дверцу. Он стоял неподвижно и пристально, не мигая, смотрел куда-то в одну точку. Я находился прямо перед ним, футах в пяти, не больше. Мне стало жутко. Я чувствовал себя каким-то призракомневидимк. Я помахал рукой, но не привлек его внимания. Однако, когда теньт моей руки упала на его лицо, я сразу заметил, что он это почувствов. Лицо его напряглось; он явно пытался понять и проанализировать неиданно возникшее ощущение. Он по- нимал, что это какое-то воздействие извне, какое-то изменение в окружаю- щей среде, воспринятое его чувства. Я замер с поднятой рукой; тень ос- тановилась. Ларсен начал медленно поворачивать голову то в одну сторону, то в другую, наклонять и поднимать ее, заставляя тень двигаться по его лицу и проверяя свои ощущения.
Я следил за ним и был, в свою очередь, поглощен желанием выясни, каким образом удается ему ощутить такую невесомую вещь, как тень. Еи б у него были повреждены только глазные яблоки или если б его зрительные нервы были поражены не полностью, все объяснялось бы просто. Но он явно был слеп. Значит, он ощущал разницу в температуре, когда тень падала на его лицо. Или - почем знат- это было пресловутое шестое чувство, сооб- щавшее ему о присутствии постороннего предмета?
Отказавшись, как видно, от попыток определить, откуда падает тень, он поднялся на палубу и пошел на бак поразительно уверенно и быстро. И все же было заметно, что идет слепой. Теперь-то я это ясно видел.
Он нашел на палубе мои башмаки и унес их с собою в камбуз: мне было и смешно и досадно. Я еще остался посмотреть, как он разводит огонь и ва- рит себе пищу. Потом снова прокрался в кают-компанию, забрал джем и белье, проскользнул мимо камбуза, спустился на берег и босиком отправил- ся к Мод - дать отчет о своей вылазке.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Такое несчастье, что "Призрак" потерял мачты. Ао мы могли бы уплыть на нем отсюда. Как вы думаете, Хэмфри?
Я взволнованно вскочил на ноги.
- Надо подумать, надо подумать! - вскричал я и зашагал взад и вперед.
Глаза Мод расширились, она с надеждой следила за мной. Она так верила в меня! Мысль об эм придавала мне силы. Я вспомнил слова Мишле: "Для мужчины женщина же, чем была Земля для своего легендарного сына: сто- ило ему пасть ц и прикоснуться губами к ее груди, как силы возвраща- лись к нему"Только теперь по-настоящему понял я глубокий смысл этих слов. Нет,ало сказать "понял" - я ощутил это всем своим существом! Мод для меняыла тем, о чем говорил Мишле: неисчерпаемым источником силы и мужества. Взглянуть на нее, пумать о ней было для меня достаточно, чтобы почувствовать новый прилив сил.