Автор: Лондон Д.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Не знаю, право, с чего начать, хотя иногда, в шутку, я сваливаю всю вину на Чарли Фэрасета. У него была дача в Милл-Вэлли, под сенью горы Тамальпайс, но он жил там только зимой, когда ему хотелось отдохнуть и почитать на досуге Ницше или Шопенгауэра. С наступлением лета он предпочитал изнывать от жары и пыли в городе и работать не покладая рук. Не будь у меня привычки навещать его каждую субботу и оставаться до по- дельника, мне не пришлось бы пересекать бухту Сан-Франциско в это пят- ное январское утро.
Нельзя сказать, чтобы "Мартинес", на котором я плыл, был ненадежным судном; этот новый пароход совершал уже свой четвертый или пятый рейс на переправе между Саусалито и Сан-Франциско. Опасность таилась в густом тумане, окутавшем бухту, но я, ничего не смысля в мореходстве, и до- гадывался об этом. Хорошо помню, как спокойно и весело расположился я на носу парохода, на верхней палубе, под самой рулевой рубкой, и тнствен- ность нависшей над морем туманной пелены мало-помалу завладелмоим во- ображением. Дул свежий бриз, и некоторое время я был один среди сырой мглы - впрочем, и не совсем один, так как я смутно ощущал присутствие рулевого и еще кого-то, по-видимому, капитана, в застекленной рубке у меня над головой.
Помнится, я размышлял о том, как хорошо, что существует разделение труда и я не обязан изучать туманы, ветры, приливы и всю морскую науку, если хочу навестить друга, живущего по ту сторону залива. Хорошо, что существуют специалисты - рулевой и капитан, думал я, и и профессио- нальные знания служат тысячам людей, осведомленным о море и мореплавании не больше моего. Зато я не трачу своей энергии на изучение множества предметов, а могу сосредоточить ее на некоторых специальных вопросах, например - на роли Эдгара По в истории американской литературы, чему, кстати сказать, была посвящена моя статья, напечатанная воследнем но- мере "Атлантика". Поднявшись на пароход и заглянув в салон, я не без удовлетворения отметил, что номер "Атлантика" в руках уакого-то дород- ного джентльмена раскрыт как раз на моей статье. В эт опять сказыва- лись выгоды разделения труда: специальные знания рувого и капитана да- вали дородному джентльмену возможность - в то время как его благополучно переправляют на пароходе из Саусалито в Сан-Франциско - ознакомиться с плодами моих специальных знаний о По.
У меня за спиной хлопнула дверь салона, и какото краснолицый чело- век затопал по палубе, прервав мои размышления. А я только что успел мысленно наметить тему моей будущей статьи, котую решил назвать "Необ- ходимость свободы. Слово в защиту художника". Краснолицый бросил взгляд на рулевую рубку, посмотрел на окружавший нас туман, проковылял взад и вперед по палубе - очевидно, у него были протезы - и остановился возле меня, широко расставив ноги; на лице его было написано блаженство. Я не ошибся, предположив, что он провел всю свою жизнь на море.
- От такой мерзкой погоды недолго и поседеть! - проворчал он, кивая в сторону рулевой рубки.
- Разве это создает какие-то особые трудности? - отозвался я. - Ведь задача проста, как дважды два - четыре. Компас указывает направление, расстояние и скорость также известны. Остается простой арифметический подсчет.
- Особые трудности! - фыркнул собеседник. - Просто, как дважды два - четыре! Арифметический подсчет.
Слегка откинувшись назад, он смерил меня взглядом.
- А что вы скажете об отливе, который рвется в Золотые Ворота? - спросил или, вернее, пролаял он. - Какова скость течения? А как отно- сит? А это что - прислушайтесь-ка! Колокол?ы лезем прямо на буй с ко- локолом! Видите - меняем курс.
Из тумана доносился заунывный звон, и я увидел, как рулевой быстро завертел штурвал. Колокол звучал теперь не впереди, а сбоку. Слышен был хриплый гудок нашего парохода, и время от времени на него откликались другие гудки.
- Какой-то еще пароходишко! - заметил аснолицый, кивая вправо, от- куда доносились гудки. - А это! Слышите? Просто гудят в рожок. Верно, какая-нибудь шаланда. Эй, вы, там, на шаланде, не зевайте! Ну, я так и знал. Сейчас кто-то хлебнет лиха!
Невидимый пароход давал гудок за гудм, и рожок вторил ему, каза- лось, в страшном смятении.
- Вот теперь они обменялись любезностями и стараются разойтись, - продолжал краснолицый, когда тревожные гудки стихли.
Он разъяснял мне, о чем кричат друг другу сирены и рожки, а щеки у него горели и глаза сверкали.
- Слева пароходная сирена, а вон там, слышите, какой хрипун, - это, должно быть, паровая шхуна; она ползеот входа в бухту навстречу отли- ву.
Пронзительный свисток неистовствовал как одержимый где-то совсем близко впереди. На "Мартинесе" ему ответили ударами гонга. Колеса нашего парохода остановились, их пульсирующие удары по воде замерли, а затем возобновились. Пронзительный свисток, напоминавший стрекотание сверчка среди рева диких зверей, долетал теперь из тумана, откуда-то сбоку, и звучал все слабее и слабее. Я вопротельно посмотрел на своего спутни- ка.
- Какой-то отчаянный катерок, пояснил он. - Прямо стоило бы пото- пить его! От них бывает много бед, а кому они нужны? Какой-нибудь осел заберется на этакую посудину и носится по морю, сам не зная зачем, да свистит как полоумный. А все должны сторониться, потому что, видите ли, он идет и сам-то уж никак посторониться не умеет! Прет вперед, а вы смотрите в оба! Обязанность уступать дорогу! Элементарная вежливость! Да они об этом никакого представления не имеют.
Этот необъяснимый гнев немало меня позабавил; пока мой собеседник возмущенно ковылял взад и впере я снова поддался романтическому обая- нию тумана. Да, в этом тумане, несомненно, была своя романтика. Словно серый, исполненный таинственности призрак, навис он над крошечным земным шаром, кружащимся в мировом пстранстве. А люди, эти искорки или пылин- ки, гонимые ненасытной жаждой деятельности, мчались на своих деревянных и стальных конях сквозь самое сердце тайны, ощупью прокладывая себе путь в Незримом, и шумели, и крили самонадеянно, в то время как их души за- мирали от неуверенности и страха!
Голос моего спутника внул меня к действительности и заставил усмех- нуться. Разве я сам не блуждаю ощупью, думая, что мчусь уверенно сквозь тайну?
- Эге! Кто-то идет нам навстречу, - сказал краснолицый. - Слышите, слышите? Идет быстро и прямо на нас. Должно быть, он нас еще не слышит. Ветер относит.
Свежий бриз дул нам лицо, и я отчетливо различил гудок сбоку и нем- ного впереди.
- Тоже пассажирский? - спросил я.
Краснолицый кивнул.
- Да, иначе он не тел бы так, сломя голову. Наши там забеспокои- лись! - хмыкнул он.
Я посмотрел ввер Капитан высунулся по грудь из рулевой рубки и нап- ряженно вглядывался в туман, словно стараясь силой воли проникнуть сквозь него. Лицого выражало тревогу. И на лице моего спутника, кото- рый проковылял поручням и пристально смотрел в сторону незримой опас- ности, тоже была написана тревога.
Все произошло с непостижимой быстротой. Туман раздался в стороны, как разрезанный ножом, и перед нами возник нос парохода, тащивший за собой клочья тумана, словно Левиафан - морские водоросли. Я разглядел рулевую рубку и белобородого старика, высунувшегося из нее. Он был одет в синюю форму, очень ловко сидевшую на нем, и, я помню, меня поразило, с каким хладнокровиемн держался. Его спокойствие при этих обстоятельствах ка- залось страым. Он подчинился судьбе, шел ей навстречу и с полным само- обладанием ждал удара. Холодно и как бы задумчиво смотрел он на нас, словно придывая, где должно произойти столкновение, и не обратил ника- кого внимания на яростный крик нашего рулевого: "Отличились!"
Огляваясь в прошлое, я понимаю, что восклицание рулевого и не тре- бовало ответа.
- пляйтесь за что-нибудь и держитесь крепче, - сказал мне красноли- цый.
Весь его задор слетел с него, и он, казалось, заразился тем же сверхъестественным спокойствием.
- Ну, сейчас женщины поднимут визг! - сердито, почти злобно проворчал он, словно ему уже приходилось когда-то все это испытывать.
Суда столкнулись прежде, чем я успел воспользоваться его советом. Доло быть, встречный пароход ударил нас в середину борта, но это прои- зло вне поля моего зрения, и я ничего не видел. "Мартинес" сильно нак- ренился, послышался треск ломающейся обшивки. Я упал плашмя на мокрую палубу и не успел еще подняться на ноги, как услышал крик женщин. Этоыл неописуемый, душераздирающий вопль, и тут меня объял ужас. Я вспом- нил, что спасательные пояса хранятся в салоне, кинулся туда, но у двер столкнулся с толпой обезумевших пассажиров, которая отбросила меня на- зад. Не помню, что затем произошло, - в памяти моей сохранилось токо воспоминание о том, как я стаскивал спасательные пояса с полок над голо- вой, а Краснолицый человек надевал их на бившихся в истерике женщин. Это я помню отчетливо, и вся картина стоит у меня перед глазами. Как йчас вижу я зазубренные Края пробоины в стене салона и вползавший в это от- верстие клубящийся серый туман; пустые мягкие диваны с разбросанми на них пакетами, саквояжами, зонтами и пледами, оставленными во время вне- запного бегства; полного джентльмена, не так давно мирно читаего мою статью, а теперь напялившего на себя пробковый пояс и с монотонной нас- тойчивостью вопрошавшего меня (журнал с моей статьей все еще был у него в руке), есть ли опасность; краснолицего человека, который бодрю ковылял на своих искусственных ногах и надевал пояса на всех, кто появлялся в каюте... Помню дикий зг женщин.
Да, этот визг женщин больше всего действовал мне на нер. По-видимо- му, страдал от него и краснолицый, ибо еще одна картина навсегда оста- лась у меня в памяти: плотный джентльмен засовывает журнал в карман пальто и с любопытством озирается кругом; сбившиеся в кучу женщины, с бледными, искаженными страхом лицами, пронзительно крич, словно хор погибших душ, а краснолицый человек, теперь уже совсем багровый от гне- ва, стоит в позе громовержца, потрясая над головойулаками, и орет: