Смекни!
smekni.com

Своеобразие жанра литературной сказки советского периода (стр. 1 из 2)

.

Введение.

Русская литературная сказка восприняла то, что было выработано традиционным фольклором (духовный опыт народа, идеалы и надежды, представления о мире и человеке, добре и зле, правде и справедливости - в совершенной, гармоничной, емкой, веками вырабатывавшейся форме), соединив нравственные ценности и художественные достижения народа с авторским талантом.

Сказка стала составной частью духовной культуры народа, сказочные принципы осмысления и изображения мира и человека универсальны и узнаваемы в искусстве. История авторской сказки в целом отражает особенности литературного процесса, а также своеобразие литературно-фольклорного взаимодействия в разные историко-культурные периоды.

В области сказки взаимодействие фольклора и литературы было наиболее тесным, долгим и плодотворным. Сказка как вид народного эпического творчества жила не только в традиционном, естественном бытовании или существовала в виде текстов, фиксирующих устную традицию, но и входила в русскую литературу на равных правах - в виде литературной сказки. Так, один из наиболее авторитетных отечественных ученых-фольклористов В.П. Аникин отмечает: «Сказки писателей слились в сознании людей всех поколений со сказками народа. Это происходит потому, что каждый писатель, каким бы оригинальным ни было его собственное творчество, ощущал свою связь с фольклором».


Вопрос о жанре литературной сказки и на сегодняшний день остается в литературоведении не до конца проясненным, а существующие определения носят скорее характер описательный, нежели терминологический.

Безусловно, исходным положением является то, что литературная сказка вырастает из сказки фольклорной, и, по образному замечанию Неелова Е. М., «как всякое дитя, она похожа и не похожа на своих родителей». И еще один яркий образ предлагает исследователь: «Фольклорная сказка … подобно птице Феникс „сжигает“ себя, чтобы вновь возродиться в сказке литературной». Однако главный вопрос все же так и не находит ответа: что же остается от фольклорной сказки в литературной после сожжения? Идея о «сохранении «фольклорного принципа сказочной реальности», но и возможности «спорить с фольклором» варьируется в работах ученых весьма разнообразно, вплоть до мысли о том, что связь эта весьма и весьма опосредована, а, то и просто номинальная, так как воля автора, занявшая место фольклорной традиции отнюдь не ориентирована на определенные каноны.

Исследователь поэтики литературной сказки М. Н. Липовецкий подходит к анализу с точки зрения бахтинской концепции «памяти жанра». Им выделяется «жанровая ситуация сказки», суть которой заключается в том, что в волшебной сказке «нравственный закон вступает в противоборство с миром фантастического хаоса и … покоряет фантастические силы, уничтожая нравственный хаос». Однако можно предположить, что подобная «жанровая ситуация» приложила также и к другим жанрам, например, фантастической повести.

Таким образом, абсолютно безусловным в литературной сказке можно считать авторскую принадлежность и установку на вымысел (и даже последняя мысль не столь безусловна и неоспорима, как мы сможем убедиться на примере анализируемой ниже сказки).

Еще одной любопытной тенденцией, отмечаемой многими исследователями, является стремление литературной сказки к контаминации в себе различных жанров; «проницаемость жанровых границ». Очевидно, что отмеченная тенденция не столько дает ответ, сколько ставит вопрос, так как принципы осуществления жанрового синтеза в пределах литературной сказки — скорее всего, предмет будущих исследований.

По справедливому замечанию Л. В. Овчинниковой, «художественный мир литературной сказки сложен для описания и изучения, для различных классификаций, но доступен и открыт для восприятия». Действительно, представляется продуктивным пойти по пути эмпирического анализа и проследить, как осуществляется приращение смысла в литературной сказке, каким образом формируется внутренняя форма произведения в свете жанрового синтеза.

Для анализа была выбрана философская сказка-притча А. де Сент — Экзюпери «Маленький принц». Подобное сложное определение жанровой принадлежности уже указывает на сосуществование в художественном пространстве произведения различных жанровых образований. Первое, что обращает на себя внимание и, надо заметить, напрочь разрушает один из двух, якобы бесспорных, тезисов — об установке на вымысел — это начало мемуарное, автобиографическое. Автор повествует о собственном детстве, причем им берется, вполне определенный эпизод, сразу задающий, пусть в юмористическо — игровой форме, оппозицию «ребенок — взрослый», которая будет развиваться в дальнейшем повествовании.

Известно, что мемуарная литература о детях и детстве (Аксаков, Толстой, Горький) на детей чаще всего не ориентирована ввиду принципиального расхождения ракурса восприятия детства ребенком и взрослым. Ребенок живет в настоящем, и поэтому эстетизация детства ему неведома, взгляд взрослого же — ретроспективный и анализирующий.

Сказка Экзюпери интересна тем, что соединяет в себе оба взгляда, оба ракурса; на одном полюсе — автор-повествователь (взрослый), на другом — Маленький принц, по сути дела, являющийся двойником-идеалом автора, его идеалистическим воспоминанием о собственном детстве. Наличием этих двух точек зрения и определяется сюжетно — композиционная организация сказки. В ней может быть выделено несколько взаимосвязанных смысловых пластов: первый, как уже было отмечено, соотносится с мемуарными жанрами (то, что связано с детством героя, его юностью, постепенным, осознаваемым и поэтому печальным превращением из ребенка, способного понимать истинную суть вещей, во взрослого). Причем описание автором процесса превращения, взросления двойственно. С одной стороны — простота — подчеркнутая — изложения фактов как будто апеллирует к детскому восприятию, но, с другой стороны, ирония (отнюдь не детский прием комического) указывает и на взрослого адресата. Если за точку отсчета принять описание тех нескольких дней, которые герой проводит в пустыне Сахара, можно сказать, что в произведении очевидно просматриваются черты новеллистические. Действительно, реалистический план повествования развивается во многом по канонам этого жанра: неожиданное крушение самолета, экстремальные условия существования, стремительное развитие действия, охватывающего небольшой временной промежуток — все это отсылает нас к новеллистическому принципу организации содержания.

Однако очевидно, что новеллистическая ситуация является лишь средством, формой для реализации иного, философско-лирического плана повествования, связанного с образом Маленького принца. Маленький принц появляется внезапно, как бы сразу разрушая «взрослые» представления о правильном и должном. Но его появление еще и связано с чудом, загадкой; то есть вновь наблюдается неоднозначность прочтения: символическое воплощение неприятия установленных правил, но и тайна как сюжетообразующий мотив любой сказки. И то, что герой встречается со сказочным существом, обладающим волшебным свойством (оживлять нарисованных овечек, видеть их сквозь стенки ящика), но и как бы с самим собой, только ребенком (Маленький принц сразу проходит «тест» и узнает на рисунке удава, проглотившего слона) еще раз на эту возможность двоякого восприятия указывает.

Движение детской литературы в 20-30-е годы в целом повто­ряло линию движения взрослой литературы. Родоначальниками советской детской литературы называют М. Горького, К. Чуков­ского, С. Маршака. В детские издательства и журналы после ре­волюции приходит много ярких, талантливых людей, чье творче­ство предопределило развитие детской литературы вплоть до на­шего времени. Среди них писатели и «взрослые», и исключительно «детские»: Горький, А.Толстой, Неверов, Пришвин, Паустовский, Григорьев, Гайдар, Житков, Пантелеев, Бианки, Ильин, Маяков­ский, Хармс, Введенский и другие.

Своими истоками новая литература для детей уходила в рус­скую и зарубежную классику, в устное народное творчество.

Поэзия для детей развивалась главным образом в русле новей­ших поисков, в том числе авангардных течений. Обозначились два ответвления в поэзии: одно - развлекательно-игровое, обращен­ное к интеллекту и фантазии ребенка (К.Чуковский, «обэриуты»); другое - нравственно-дидактическое, близкое к сатире и публици­стике (Маяковский, Барто, Михалков). С.Маршак стал признан­ным главой детской поэзии; в его творчестве представлены оба ответвления.

Несмотря на послереволюционные гонения на сказку, 20-30-е годы оставили ряд прекрасных произведений этого жанра. Пред­взятое внимание к сказке со стороны Н.К.Крупской и ее едино­мышленников-педагогов заставило писателей искать новые фор­мы сказок, избегать традиционного «религиозного» волшебства, заменяя его мечтой о прекрасном будущем.

Новый подъем переживает традиционный для русской литера­туры жанр - автобиографическая повесть о детстве (А.Толстой, Гайдар, Пантелеев и другие). Оживляется детская драматургия - благодаря пьесам Маршака, Шварца, Габбе, Михалкова. Важным шагом вперед было сочинение пьес с расчетом на исполнение са­мих детей - от малышей («Кошкин дом» Маршака) до подростков (пьесы Шварца и Габбе).

Развитию детской драматургии способствовало появление те­атров для детей, обновление циркового искусства, всеобщее увле­чение кинематографом. Нередко прозаические стихотворные произведения переделывались авторами в пьесы или киносцена­рии (Маяковский даже сам снимался в кино).

Актуальными для детской литературы в целом были темы ре­волюции и Красной Армии, героики борьбы с врагами советской власти, темы интернационального единства, коллективного труда и т.п. Бурно развивалась и веселая детская книжка, несмотря на сильнейшее противостояние ревнителей «серьезного» воспитания.

Именно в 20-30-е годы произошло кардинальное обновление круга детского чтения. Отчасти сами собой, отчасти по приказам об изъятии исчезли из библиотек книги, проникнутые духом сен­тиментальности, послушания, религиозной и иной благостности. Их быстро заменяли книги о «нашем новом строе», о светлом бу­дущем без упований на Бога, о «родном коллективе», что более важен для человека, чем семья, и т.п. Массовая литература не ста­ла выше по художественному уровню - она лишь сменила ориен­тиры. Но талантливые писатели не затерялись в этом потоке, и именно им советская детская литература обязана своей репутаци­ей, признанием во всем мире.