Отношение Лавренева к Пушкину было несколько другим. Он «полюбил его с детства», о чем говорится в очерке «О Пушкине». Он любопытно описывает изображение, сделанное с посмертной маски, висящее над рабочим столом. Здесь Лавренев опять использует мотив ожившего изображения: «Пушкин смотрит со стены странно пристальным взглядом» (VI, 189). Лавренев высоко ценил пушкинскую прозу, его сюжетное мастерство. Но его отношение к писателю отличается от отношения к поэту его героя. Коменданту важна историческая личность, жертва царского давления, Лавренев же любит Пушкина «абсолютно независимо от биографии» (VI, 192).
Экфрасис в рассказе не только выполняет функцию характеризации, символизируя эволюцию главного героя, но и отсылает к определённым событиям в политической истории страны.
Скульптурный экфрасис у Лавренева описывает в основном реально существующие памятники, что способствует ретроспекции исторических событий через экфрасис. Однако, он может быть полифункционален и параллельно выполнять функцию характеризации героя и обозначать этапы сюжетного развития, либо предсказывать его ход.
Глава II.
Художественный экфрасис в прозе Лавренева.
Художественный экфрасис является одним из наиболее распространенных и изученных типов. В литературе он часто вводится при описании картин, фресок, гравюр и пр. Но Лавренев и использует и не вполне традиционные приемы. В повести «Ветер» появляется экфрасис изображения рабочего и крестьянина на здании бывшей гостиницы в Липецке: «А на фронтоне намалевана ярчайшими красками "живописцем и вывесочных произведений художником" Соломоном Канторовичем двухаршинная советская звезда с золотыми лучами, и держат звезду рабочий и крестьянин.
У рабочего голова переехала совсем на левое плечо, и глаза смотрят в разные стороны. А в сапоги бородатого крестьянина мог бы обуться самый большой на свете слон. Но зато в первый раз не на утеху толстопузому лабазнику писал Соломон Канторович, и водила его кистью не презренная мысль о хлебе, а пламенное вдохновение революции; и даже в разные стороны глядящие глаза рабочего, может быть, выражали бесхитростно затаенную мысль, жегшую старую, поросшую седыми вихрами голову Канторовича, что должен рабочий, взяв на крепкие плечи свою звезду, смотреть зорко во все стороны, ибо всюду враги революции» (I, 229).
Картина представляет собой нечто несуразное: «у рабочего голова переехала совсем на левое плечо и глаза смотрят в разные стороны», «а в сапоги бородатого крестьянина мог бы обуться самый большой на свете слон». Но главная ценность её для Гулявина состоит в одухотворенности, автором двигало «пламенное вдохновение революции». Здесь мимоходом затрагивается проблема революционного искусства.
По стилистически маркированной лексике («намалевана», «на утеху толстопузому лабазнику») мы можем понять, что здесь изображение дано с позиции Гулявина. Мы видим не само изображение, а его рефлексию у героя.
Можно сказать, что эта картина символизирует состояние народа, «вдохновленного» революцией, но ещё пока перекошенного и неказистого. Это можно отнести и к Гулявину. Экфрасис используется для психологической характеристики героя.
Необычный тип экфрасиса мы видим в «Крушении республики Итль» (1925) – первом законченном романе Лавренева, который относят к жанру «авантюрно-фантастического памфлета», появившемуся в первое послереволюционное десятилетие[42].
Современники видели в нем отражение событий, происходивших в Крыму во время Гражданской войны. Автор опровергал эти предположения и называл роман не политической сатирой, а беззлобной буффонадой. Это история страны Итль, куда из Наутилии приплывает генерал Чарльз Орпингтон для поддержки демократии, но решает захватить нефтяной промысел в стране, когда ему это не удаётся, он устраивает переворот, и в государстве воцаряется монархия. Новый монарх Максимилиан под влиянием жены Геммы, танцовщицы из Наутилии, и премьер-министра жулика Косты выходит из-под контроля, и Орпингтон решает лишить Итль независимости, убив короля. Но королева и премьер-министр приводят в город рабочих, совершивших коммунистическую революцию. Генерал с позором покидает Итль.
Повествование начинается рассказом о генерале Орпингтоне. Иронию мы видим уже с первых строк: каждый гражданин Наутилии считает его «выдающимся деятелем своего отечества в течение последних пяти лет» (IV, 9) и носит часы с портретом-миниатюрой «пожилого господина с энергичный сухим лицом и веселыми, почти юношескими глазами» (IV, 9). Генерал не просто герой, а герой последних пяти лет, большего он не заслуживает.
На портрете тонкая надпись вокруг головы: "Salvatoretliberatorpopulorumminorum" [спаситель и освободитель малых народов (лат.)]. Всё дальнейшее повествование рассказывает о сомнительных достижениях генерала, устроившего переворот в республике, и его попытке нажиться на природных богатствах Итля. Автор иронически замечает, что «сэр Чарльз, при всех своих поистине огромных талантах, был бессилен против каприза и воли провидения».
Сами часы являются поводом для насмешки над демократическими принципами Наутилии, где фирмы наживаются на людях, а общество делится на высший слой и бедноту. «Часовая фирма "Мак-Клюр и Ко" стяжала на них феноменальные барыши» (IV, 9) и выпускались в продажу они на разные цены, чтоб удовлетворить спрос «не только высших слоев общества, но и бедноты, потому что Наутилия - страна о широкими демократическими принципами» (IV, 9).
Экфрасис фресок в зале заседания парламента служит для критической оценки демократии Итля. Зал, переделанный из ресторана, расписан «фресками в помпейском стиле, далеко не священного содержания» (IV, 138). Изображенные на потолках и стенах фавны, нимфы, кентавры и дриады во фривольных позах не только «благосклонно поглядывали» на депутатов, но и чувствовали себя «непосредственными участниками политической жизни республики» (IV, 139). Последнее подтверждается и тем, что они вслед за депутатами отреагировали на появление Орпингтона: «Фавны на плафоне, беззаботно расточавшие свой пыл крепкотелым лесным подругам, внезапно съежились, и их горящие краски потускнели и заткались туманом» (IV, 139). Всё это говорит читателю о распущенности нравов в политической среде, и ставит под сомнение священность республики, защищать которую прибыл Чарльз Орпингтон и которую отстаивал президент Аткин.
Символично и описание гравюр в каюте сэра Чарльза: «…Господин Аткин прошелся несколько раз взад и вперед по каюте, разглядывая развешанные по стенам гравюры, изображавшие отдельные моменты Трафальгарского боя. Подходя к одной из них, на которой, лежа на руках плачущих матросов, умирал Нельсон» (IV, 211). Как мы уже говорили, многие видели в романе отражение реальных событий, и за образом Наутилии, великой морской державы, Великобританию. На одной из гравюр изображена гибель адмирала Горацио Нельсона, что можно соотнести с личным поражением Орпингтона, хотя он и не погиб.
Портрет Орпингтона выполняет функцию характеризации, через описание фресок выражается отношение автора к политическому строю Итля, а гравюры с изображением Трафальгарского боя отражают сюжетное развитие романа. Все три экфрасиса дополняют сатирический характер романа.
Продолжает политическую тему и появившаяся двумя годами позже повесть «Седьмой спутник». В ней появляется экфрасис цветного плаката, изображающего генерала Юденича: «На плакатах, во всю ширину листа, дыбилось бульдожье мясистое лицо со вспученными очами, с обвисшими рогульками расчесанных усов. Воротник мундира подпирал тугую складчатую шею. Очи грозили, густые эполеты курчавились на плечах. Под бульдожьими щеками стояла подпись на трехцветной ленте: «Генерал Юденич»» (II, 70).
Экфрасис предшествует описанию самого генерала. Негативно описываются и моральные и физические его качества («он был так же тучен и злобен» (II, 74)), что контрастирует с образом Адамова. Белый генерал предстаёт несколько утрированным злодеем, он хочет «раздавить жизнь». Но такой образ необходим Лавреневу, так как он олицетворяет всех врагов коммунизма.
Экфрасис наполнен негативными эпитетами в отношении изображаемого («бульдожье мясистое лицо со вспученными очами, с обвисшими рогульками расчесанных усов» (II, 70)), но особое внимание здесь привлекает прилагательное «бульдожье», повторяющаяся в тексте при упоминании о Юдениче. Здесь можно увидеть остроумный намёк автора: находясь в Лондоне, Юденич вёл замкнутый образ жизни и нанёс визит только Уинстону Черчиллю, которого часто сравнивают с бульдогом и изображали в виде этой собаки.
Экфрасис здесь становится ретроспекцией исторических событий и отражением авторского отношения к ним.
В повести «Таласса» (1927) впервые появляется экфрасис, лишенный политического подтекста. Повесть рассказывает о попытке простого человека покончить с рутиной и осуществить свою мечту. Тихий Модест Иванович выигрывает деньги и сбегает от тиранши-жены Авдотьи Васильевны. По дороге он встречает контрабандистку Клаву и едет с ней в Севастополь, там он отправляется в плаванье с контрабандистами, где его ранят, после чего за ним приезжает жена.
В доме у грека в Севастополе Модест Иванович видит на стене олеографии: «Внимание его было привлечено иконостасом развешанных на стене олеографий. Висели они здесь, видимо, давно и были густо засижены мухами, но под слоем мушиных точек можно было легко разобрать портреты усатых и носатых людей в расшитых куртках-безрукавках и слоеных юбочках-фустанеллах.
С ног до головы эти люди были обвешаны оружием. За широкими поясами у каждого торчало, по меньшей мере, три пистолета и такое же количество прямых и кривых ножей, и опирались они на ружья с вычурными прикладами» (I, 671). В данном случае они являются репрезентацией его мечты.