- Тебе удалась бы любая комическая роль, мы все это прекрасно знаем. Ведь для этого надо снова и снова исполнять одну арию, а потом переключиться на другую. Но дело в том, что человеческая душа не сводится лишь к одной, хоть и много раз повторенной арии, она многогранна. Взять хотя бы образ того же самого Шейлока - иногда он жалок, иногда смешон, порой вызывает ненависть...
- Шейлок - вонючий жид. Уильям тяжело вздохнул:
- Людям хочется так думать, они вольно или невольно отождествляют его с Лопесом. Вот это как раз и есть принцип сатиры - заклеймить кого-то как грязного жида, как старого мужа-рогоносца, как юного распутника или же изысканного франта. Но сатира - это очень незначительная часть поэзии.
- Что бы ты ни говорил, - ответил Бербедж, - сейчас это модно. Так что мы тоже поставим у себя нечто подобное.
- Это не по моей части.
- Ерунда, если уж Чепмен смог, то ты тоже справишься.
- Я могу сделать только пародию, сатиру на их сатиру, и не более того. Или, может быть, не менее? Мода быстро меняется, пьеса же должна быть выше, чем мода, чтобы пережить свое время.
- Это все равно что презирать вчерашний голод. Но только вчерашний голод нельзя утолить завтрашней едой.
- Надо же, как образно, - улыбнулся Уильям.
- Так что, как говорится, "хлеб наш насущный даждь нам днесь", то бишь сегодня, - процитировал Бербедж молитву. - А заодно и деньги, чтобы хватило на покупку дома. Вот что, Уилл, поскорее заканчивай улаживать дела со своим домом и принимайся за работу, чтобы с нами никакой Чепмен и близко тягаться не мог.
- Я уже все уладил, - ответил Уильям. - Я являюсь счастливым владельцем Нью-Плейс, купчая подписана, так что все в полном порядке. А интересно, Чепмен смог бы купить лучший дом в своем родном городе? И вообще, - надменно добавил он, - Чепмен не любит распространяться о своей генеалогии.
- О чем?
- О происхождении.
- Да уж, Чепмен не джентльмен, - неопределенно проговорил Дик Бербедж, - хотя он неплохо знает по-гречески.
- Это фригольд? {Фригольд - "свободное держание", характерная для Англии форма наследственного или пожизненного владения землей или недвижимостью. Фригольдеры могли свободно распоряжаться своим имуществом, что было невозможно при пользовании на правах аренды.} - внезапно спросил Катберт Бербедж. До сих пор он молчал, мрачно выводя пальцем разные геометрические фигуры на пролитом на стол эле.
- Ты о Нью-Пяейс? О да, фригольд. - Уильям догадался, что было на уме у Катберта. Ему нравился Катберт - подтянутый, аккуратный человек, который был всего лишь на два года моложе его, любящий точность во всем, благообразный, уравновешенный, но последнее время совершенно лишившийся покоя - как, впрочем, и все они - из-за мучительного вопроса с арендой театра.
- Вот ты все говоришь, какие пьесы нам нужно писать и ставить, - с упреком сказал он брату. - Но при этом упускаешь из виду главное - где это делать. Нам нужен собственный Нью-Плейс.
- Ну, может быть, Аллен еще продлит нам аренду, - беззаботно ответил Дик. - Он сам говорил, что собирается это сделать.
- Но не со мной.
- К тому же у нас будет Блэкфрайарз, это гораздо более теплое помещение, чем любой из старых театров. И ни местные толстосумы, ни даже Тайный совет не смогут нам в этом помешать. К тому же милорд сам сказал мне...
Богатые жители этого района были обеспокоены соседством с плебейским театром и жаловались на то, что он якобы будет нарушать благочестие, а толпы простолюдинов, жующих на ходу жареные колбаски, и грохот на сцене совершенно лишат их сна и покоя. Дик был настроен слишком оптимистично; и в этом тоже был своеобразный юмор.
- Так что у нас будет сразу два действующих театра, - заключил Дик, - вот увидишь.
- И в обоих будет ставиться что-нибудь смешное, - подсказал Уильям.
- Кстати, о смешном, - вспомнил Дик. - Этот каменщик уже что-то пишет для "слуг Пембрука". Я видел его в роли Иеронимо. Кстати, играл он очень даже недурно. Так вот, он просто помешан на юморе, и говорят, у него даже есть собственная теория на этот счет.
- У каменщика? - Уильям нахмурился.
- Ну да, - с отрешенным видом подтвердил Дик Бербедж, - это еще один поэт, который хоть и не джентльмен, но знает греческий. Как-то раз в пивной у датчан он по пьяному делу устроил целое представление, но его никто не слушал. А уж он так старался, читал и Анакреонта, и Ксенофон-та, и не только их. А под занавес взял и наблевал на пол.
- Каменщик, который знает греческий?
- Ну да, когда-то он учился в Вестминстер-Скул. Потом был в солдатах и даже вернулся домой с трофеями. Судя по его собственному рассказу, он отобрал их у какого-то негодяя, которого убил на глазах у обеих армий. Это было в Нидерландах. Очень даже по-гречески. У него не то отец, не то отчим был каменщиком, и сына он тоже обучил этому ремеслу. Я думаю, каменщику вполне по силам создавать неплохие пьесы.
- И еще более прочные театры, - подсказал Катберт.
- Каждый человек должен заниматься своим делом, - промолвил Уильям. - Я имею в виду ремесло. - Но потом он вспомнил, какое ремесло было изначально уготовано ему самому. - Кстати, а что он написал?
- Да так... просто Том Нэш взялся было за пьесу для труппы Пембрука, но так ее и не закончил. Это была сатира, ну там опять же насмешки и все такое... Он сделал два акта, а потом испугался и продолжать не стал. И вот откуда ни возьмись появляется этот увалень Бен и говорит, что берется написать оставшихся три акта, дайте только ему перо и бумагу.
- А как его зовут? - Спросил Уильям.
- Его зовут Бен. Бен Джонсон.
- Для каменщика имя вполне подходящее.
- Очень остроумно. Нэш дрожит от страха, что все это может зайти слишком далеко. Но этот Бен уверяет, что он не боится ни Бога, ни черта, совсем никого.
- И кому же больше всех достанется от его сатиры?
- Да всем подряд, - неопределенно ответил Дик Бербедж. - Сити, двору, придворным, Тайному совету... короче, всем.
Вроде бы пустяк, чужая пьеса. Кто бы мог подумать, что именно она сможет открыть дверь, что всегда держали закрытой на множество засовов?.. Унылое городское лето, работы невпроворот, Гарри вместе с Эссексом отбыл громить испанцев.
- Это секрет, - доверительно сообщил он Уильяму. - Но я обязательно привезу тебе какой-нибудь маленький подарок, будь то слиток испанского золота или черная, выдранная с корнем борода. А может быть, даже прихвачу какую-нибудь донну или сеньориту, или как там они у них еще называются.
- Кстати, если уж разговор зашел о черных женщинах...
- Ну вообще-то, они там не все черные. Говорят, попадаются и рыжие. - Гарри отпил глоток своей мадеры и, громко рыгнув, как то и подобает бравому солдату, сказал: - Ну да, море уже зовет. Сегодня вечером я выезжаю в Плимут.
- Будь там поосторожнее с белокурыми девицами Запада. Ну а как насчет той, что с Востока, совсем не белокурой и уж подавно не девицы...
- О ней уже давно нет никаких известий. Но похоже, она все еще тебя волнует.
Да, она его волновала. Воспоминания о ее теле не покидали Уильяма и когда он работал, и когда лежал ночью без сна, изнемогая от жары, и когда бродил по улицам Сити, подмечая типажи, лица, слова, шутки. Но последовавшие вскоре перемены в общественной жизни, в стороне от которых не остался и он, стали причиной того, что он вспоминал о своей смуглой леди все реже и реже. Что случилось, кем были эти грязные, одетые в жалкие лохмотья люди и убогие калеки, целыми стаями покидающие Лондон? Нищие уходили из города, но, что было причиной этого великого исхода, Уильям не знал. Он спросил об этом у цирюльника.
Ходят слухи, что театры снесут напрочь. Я слышал, мировые судьи уже получили соответствующие распоряжения.
- Только через наши трупы! - воскликнул Хе-минг.
- Да уж, - прорычал Бербедж, - можешь не сомневаться. Они с радостью снесут театры вместе с актерами, а потом поздравят друг друга с тем, какое богоугодное дело они совершили.
- Вот и поделом твоей сатире, - буркнул Уильям себе под нос.
- Что? Что ты сказал? Эй, что ты там сказал?
- А что случилось со "слугами Пембрука"? - спросил Гарри Конделл.
- Нэш оказался умнее всех, - ответил Бербедж. - Он предвидел, что этим все и кончится, а потому не стал тянуть и сбежал в Ярмут. А Джонсона, Ша и Гэба Спенсера засадили в Маршалси. Остальных просто не нашли. А до того, как оказаться в тюрьме, этот Джонсон успел заявиться в "Розу", поступить в труппу лорда-адмирала и выклянчить у Хенсло четыре фунта аванса. - Из груди Бербеджа вырвался истерический смешок. - Подумать только, вытряс из Хенсло целых четыре фунта. А взамен - фига!
- Вот так каменщик, - пробормотал Флетчер.
- Вот такие наступают времена, - заявил Бербедж, снова переходя на рык. - А все оттого, что всякие неотесанные бездари и горлопаны суются не в свое дело. А ведь было время, когда нами восхищались благородные джентльмены. Было время, когда все шло гладко и хорошо. - Сказать по совести, Уильям, сколько ни пытался, так и не смог припомнить такого времени: трудности были всегда.
- Ну и ладно, - махнул рукой Катберт Бербедж, - мы лишимся "Театра" в любом случае. Так какая разница, произойдет это сейчас или чуть позже.
- А мне кажется, все обойдется, - высказал свое мнение Кемп. - Ведь всегда же обходилось.
- Но что нам делать сейчас? - спросил Филлипс.
Поехать домой, навестить Стратфорд, Нью-Плейс и герб: они были его оплотом, они должны были выдержать любые испытания...
- Разойтись по домам, - сказал Уильям.
И вот сэр Уильям Шекспир отправился домой. Хотя, сказать по совести, леди и джентльмены, было бы лучше, если бы он туда не ездил. Залитые ослепительным августовским солнцем пыльные дороги, встреча с радушной хозяйкой "Короны", что в Оксфорде, близ Корнмаркета... И наконец прямая дорога на Стратфорд. При мысли о доме сердце в груди, обтянутой великолепным камзолом, радостно забилось. Эй вы, духи великих, но уже покойных стратфордцев, готовьтесь принять в свой сонм нового сына, который преуспел в этой жизни. Город, склони передо мной голову! Значит, так: первым делом въехать в город по Шипстон-роуд и переехать через Клоптонский мост, под которым у затона растет молочай. Вернуться к истокам... Уильям улыбнулся, вспомнив о Тарквинии. Он снова увидел белое пышное женское тело и то, как уродливый южный правитель набрасывается на него. Улыбка получилось нервной: на солнце набежало облако. Вскоре облако освободило дневное светило из своих объятий, и Уильям принял вызов от самого Клоптона, восседая верхом на резвом гнедом скакуне, конь под стать седоку. Итак, проехать по Бридж-Фут, затем налево, в сторону Уотерсайд. Со счастливым возвращением домой, ваша честь. Да хранит вас Господь, сэр; ваш родной город и вся страна гордятся вами. Шип-стрит, залитая солнцем, где в воздухе витают овечьи шерстинки, потом Чепел-стрит, над которой плывет колокольный звон...