"Энн, Энн", - слышалось ему в бое часов. "Энн, Энн", - кричали грачи. К Энн Уэтли, к этой милой целомудренной девочке он ездил почти каждый день: благочестивый жених, умеющий держать себя в руках. Но вместе с тем его не покидало предчувствие (Уилла одолевали ночные кошмары), что им не следует тянуть со свадьбой до весны. Они должны во что бы то ни стало успеть пожениться до начала Рождественского поста.
- Что это за новости? - строго спросил папаша Уэтли. - Почему вы так торопитесь? Смотрите у меня, если вы занимались тем, о чем я подумал, то, видит Бог, мой кнут плачет по вас обоим.
- Нет, нет, ничего такого не было. - Уилл заставил себя слабо улыбнуться. - Просто мне хотелось бы жениться на Энн прежде, чем злой рок успеет мне помешать. Последнее время мне снятся одни кошмары.
- Перестань, парень, все это лишь игра воображения, ей не стоит верить. Так что наберись терпения и жди. Пусть кровь твоя будет холодна, а сердце гррячо. Всего несколько месяцев - разве это срок?
...Холодным ноябрьским днем, когда в воздухе уже чувствовалось морозное дыхание зимы, Уилл привычно направлялся в Темпд-Графгон. Конские копыта звонко цокали по подмерзшей дороге, Неподалеку от Шотери его остановили двое мужчин. Они обратились к нему по имени и потребовали, чтобы он слез с коня.
- Нет, я опаздываю и очень спешу. Что вам от меня нужно?
Оба незнакомца были круглолицыми, бородатыми и внешне очень похожими друг на друга. По виду - йомены {Йомены - в средневековой Англии: крестьяне, ведшие самостоятельное хозяйство.}. На обоих была добротная одежда из кожи, говорили они резко и держались очень уверенно.
- Дело не в том, что нужно нам, а в том, чего хочет она и чего требуют честь и справедливость.
- Что же до того, что ты опаздываешь, то ты и так уже очень опоздал. Я, - продолжал свою мысль этот остроумный оратор, видимо, не привыкший лезть за словом в карман, - Фал к Сэнделс. А это - мастер Джон Ричардсон. Мы родственники госпожи Хетеуэй.
- Ну и как она? - глупо спросил Уилл. - Столько времени прошло с тех пор, как... Наверное, уже несколько недель. С ней все в порядке?
- Она в порядке, - ответил Джон Ричардсон. Его левая щека нервно подергивалась, словно он пытался согнать невидимую муху; - И день ото дня становится все больше и больше. Можно сказать, растет как на дрожжах.
- Поздно... - Добавил Фалк Сэнделс. - Но ничего. Ты опоздал с расспросами, но все-таки, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Она тебя ждет. Будь готов к тому, что она начнет попрекать тебя за нерасторопность, но потом обязательно сменит гнев на милость.
- Несколько недель они не виделись, - фыркнул Джон Ричардсон. - Тоже мне... Сказал бы лучше, несколько месяцев. Во всяком случае, времени прошло достаточно, чтобы плод любви уже начал топать ножками.
- Давайте не будем говорить загадками, - сказал Уилл, чувствуя, как в груди больно сжимается сердце, и уже почти не сомневаясь, что имеется в виду. - Скажите, что вы имеете оказать, и дайте мне проехать.
Но тут Фалк Сэнделс схватил его коня за уздечку. Гнедому Гарри не понравился запах этого человека, и конь тряхнул головой и тихонько заржал. Сэнделс крепко держался за уздечку и бормотал:
- Тихо, старая кляча, угомонись...
- Ладно, выражусь яснее, - согласился Ричардсон. - Похоже, ты скоро станешь законным отцом своего незаконнорожденного ребенка. Так что слезай с коня и идем с нами. А куда - сам знаешь, ведь до некоторых пор ты наведывался туда очень часто.
- Это не так, - возразил Уилл.
- Вообще-то вам одного или двух раз хватило за глаза, - сказал Сэнделс, стараясь удержать норовистого Гнедого Гарри. - Взять хотя бы теплый августовский вечер в саду, под дубом.
И вдруг Уилл вонзил шпоры в бока коня; тот встал на дыбы, вырвал поводья из грязных пальцев Фалка Сэнделса и галопом понесся по дороге, оставив потрясающих кулаками преследователей позади. Их крики еще долго были слышны Уиллу, далеко разносясь в прозрачном морозном воздухе.
Итак, необходимо было действовать быстро и решительно, чтобы успеть жениться до начала Рождественского поста. Уилл решил изобразить нетерпеливого влюбленного (я схожу с ума от желания, не могу дождаться, когда же, наконец, ты, моя законная жена, окажешься в моих объятиях), а какой женщине не хочется поскорее выйти замуж? В конце концов ему удалось добиться своего через мать. Уилл так плакал, что едва не лишился чувств. Мать выслушала его с благосклонной улыбкой, и, наверное, аргументы, приведенные ею той ночью мужу в кровати, показались Шекспиру-старшему вполне убедительными. Двадцать седьмого ноября (слава Богу, если, конечно, Он существует на самом деле) Уилл поехал в Вустер, чтобы взять церковное разрешение на брак. С регистрацией в епархиальной книге все прошло замечательно, но плавный ход событий нарушил дождь. Довольный и усталый, Уилл остановился на ночлег в Ившеме. И надо же такому случиться, что именно там, попивая эль в трактире "Риверсайд", он столкнулся с Фалком Сэнделсом и Джоном Ричардсоном. Братья Энн радостно приветствовали его: они тоже подыскивали себе место для ночлега.
- Итак, - сказал Сэнделс, - завтра мы будем хлопотать о том, чтобы вместо трехкратного оглашения сделать только однократное. Внесем сорок фунтов залога, и все пойдет как по маслу.
- И дело вовсе не в спешке, - с гордостью добавил Ричардсон. - Просто это поможет убедить епископа.
- Я сам только что вернулся из Вустера, - улыбнулся Уилл. - Так что вы опоздали.
- Опять он заладил это свое "опоздали, опоздали", - проворчал Сэнделс. - Тебе, парень, должно быть известно, что такое закон и как он вступает в силу. - При этих словах он погрозил Уиллу дюжим йоменским кулаком.
- Вот, тут все четко написано, - поддакнул Ричардсон. - Уильям Шагспер и...
- Шекспир.
- Шекспир, Шагспер - без разницы. И Энн Хетеуэй, девица из вустерской епархии.
- Ага, такая же девица, как ваша мамаша, - заметил Уилл. У Ричардсона, наверно, уже давно чесались кулаки, но он сдержался и только сказал:
- Да, конечно, но в этом-то и суть дела. Ведь это из-за тебя она больше не является той, кем должна быть.
- Тем более, - добавил Сэнделс, - сорок фунтов - это тебе не шуточки. Это тебе не мелочишка, что дается деткам на конфетки. И по закону вашей свадьбе ничто не помешает, а все остальное просто не имеет значения.
- Вообще-то Энн хорошая девка, - доверительно сказал Ричардсон. - Может быть, немного надоедливая, но приструнить ее будет не так уж трудно. Не девочка уже, конечно, но зато отменно стряпает. Что же до ее умений в постели, то не мне тебе об этом рассказывать. Ты и сам все знаешь. ,
- Ладно, хватит болтовни, - оборвал его Сэнделс. - Мы не на базаре, так что нечего ему расхваливать товар. Свою удачную покупку он сделал еще летом. Так что теперь дело за малым - доставить ее куда следует.
- Это точно, - согласился Ричардсон. - Тем более, что ей рожать по весне.
- А если я пошлю вас обоих ко всем чертям, - предположил Уилл, - и плюну в ваши рожи? Сэнделс с сожалением покачал головой.
- Что ж, - многозначительно проговорил он, - на дне реки лежит так много собак с камнем на шее. И просто поразительно, сколько мешков с котятами утоплено в пруду. А если человека пырнуть острым ножичком, то обязательно пойдет кровь. Так что тебе не удастся убежать от своей, своей...
- Судьбы, - подсказал Уилл нужное слово.
- Ага, от нее самой. Можешь называть ее так.
ГЛАВА 6
Еще глоток вина. Бесподобный вкус. Итак, продолжим...
После долгих пререканий и семейных скандалов, после истерик Энн Уэтли, которую родители отправили к родственникам в Банбери, после сплетен и осуждающих взглядов Уилл в конце концов оказался в своей старой постели с новой невестой. Ну, Уилл, каково тебе чувствовать себя женатым человеком? Теперь на его долю приходилась всего лишь половина кровати, на которой ему по привычке хотелось свободно разлечься, но отвоевать обычно удавалось не более четверти. Больше он ничего не предпринимал, да у него и не было никакого желания вступать в новый мир простынь и плошек; в доме его детства появилась еще одна женщина, вступившая в тайный кружок "уксусных леди", руководимый леди Арден. Обе женщины сблизились и стали относиться друг к другу по-родственному, мило целуясь утром при встрече и вечером перед отходом ко сну. Так что не долго Энн Шекспир стояла в стороне от хозяйственных дел. Что же до остальных членов семьи, то отец, разочарованный приданым, стал еще более мрачен и замкнут и даже подумывал о том, чтобы сбежать за границу от кредиторов; болезненный Эдмунд ползал по полу и часто блевал; Ричарда постоянно толкали в грязь, и он приходил домой весь в слезах; Джоан осунулась и стала еще большей замарашкой, чем прежде; Гилберт снова виделся с Богом, и Бог наградил его падучей болезнью.
Вскоре из Шотери в мальчишескую комнату Уилла была перевезена огромная кровать, на котрой свободно могли разместиться двое, а то и трое. И почти до самого рождения Сьюзан (зачатой во время греховной связи) эта кровать видела немало затейливых упражнений. Однако далеко не все происходило на кровати. Эта женщина была чертовски изобретательна, а гнев стал тем самым острым соусом, которым она приправляла исполняемые Уиллом роли в придуманных ею играх. Новобрачный не испытывал к ней никаких чувств, ведь между ними не было любви.
Энн была выше таких пустяков, как любовь или гнев, и вела себя как королева. Она наряжалась в подвенечное платье и царственно расхаживала по комнате, приказывая Уиллу поцеловать ее туфлю, а в следующий момент повелевая отрубить ему голову. Затем по суровым правилам игры молодому мужу надлежало взять жену силой, не обращая внимания на ее протестующие крики (не настолько громкие, чтобы разбудить домашних за стеной) и приговаривая: "Ну, ваше величество, сейчас я вас отымею, а заодно и подпорчу ваш наряд". (После этого Энн стала называть его не иначе как Пакостный Уилл.) Супруг с большим трудом стаскивал с нее платье, а она отбивалась и царапалась, как кошка, и Уилл пожалел, что ввязался в эту дурацкую игру. Но однажды она пригрозила, что позовет в помощь ему еще кого-нибудь, да хотя бы даже Дикона или беднягу Гилберта, мирно посапывающих в своих кроватках в соседней комнате, чтобы и они смогли участвовать в этом захватывающем изнасиловании. Уилл ужаснулся этой дикой идее попрания детской невинности, с силой ударил ее по лицу и затем с таким остервенением набросился на нее, что она испуганно заверещала, моля о пощаде и не на шутку перепугавшись за ребенка в своей утробе.