"Безумствует мир во взаимном кровопролитии,‑ говорит знаменитый Киприан,‑ и убийство, считаемое преступлением, когда люди совершают его поодиночке, именуется добродетелью, если делается в массе. Преступникам приобретает безнаказанность умножение ярости".
В четвертом веке Лактанций говорит то же: "Не должно быть никакого исключения в заповеди божией, что убить человека всегда грех,‑ говорит он.Носить оружие не дозволено, ибо их оружие ‑ только истина".
В правилах египетской церкви III‑го века и в так называемом "Завещании господа нашего Иисуса Христа" безусловно запрещено всякому христианину поступать на военную службу под страхом отлучения от церкви. В деяниях святых много примеров христианских мучеников первых веков, пострадавших за отказ от военной службы.
Так, Максимилиан, приведенный в присутствие по отбыванию воинской повинности, на первый вопрос проконсула о том, как его зовут, отвечал: "Мое имя ‑ христианин, и потому я сражаться не могу". Несмотря на это заявление, его зачислили в солдаты, но он отказался от службы. Ему было объявлено, что он должен выбрать между отбыванием воинской повинности и смертью. Он сказал: "Лучше умру, но не могу сражаться". Его отдали палачам.
Марцеллий был сотником в троянском легионе. Поверив в учение Христа и убедившись в том, что война ‑ нехристианское дело, он в виду всего легиона снял с себя военные доспехи, бросил их на землю и объявил, что, став христианином, он более служить не может. Его послали в тюрьму, но он и там говорил: "Нельзя христианину носить орудие". Его казнили.
Вслед за Марцеллием отказался от военной службы служивший в том же легионе Кассиан. Его также казнили.
При Юлиане Отступнике отказался продолжать военную службу Мартын, воспитывавшийся и выросший в военной среде. На допросе, сделанном ему императором, он сказал только: "Я ‑ христианин и потому не могу сражаться".
Первый вселенский собор (в 325 году) ясно определил строгую эпитимью за возвращение в войска христиан, оставивших службу. Подлинные слова этого постановления в переводе, признанном православной церковью, таковы:
"Благодатью призванные к исповеданию веры и лервый порыв ревности явившие и отложившие воинские поясы, но потом, аки псы на свою блевотину возвратившиеся... таковые десять лет да припадают к церкви, прося прощение по трилетнем слушании писания в притворе".
Оставшимся в войсках христианам вменялось в обязанность во время войны не убивать врагов. Еще в четвертом веке Василий Великий рекомендует в течение трех лет не допускать до причащения солдат, виновных в нарушении этого постановления.
Таким образом не только в первые три века во время гонений, но и в первые времена торжества христианства над язычеством, когда христианство было признано господствующей, государственной религией, в среде христиан еще держалось убеждение о том, что война не совместима с христианством. Ферруций высказал это определенно и решительно и был за это казнен: "Не дозволено христианам проливать кровь, даже в справедливой войне и по приказу христианских государей". В четвертом веке Люцифер, епископ Кальярский, проповедует, что даже самое дорогое для христиан благо ‑ свою веру ‑ они должны защищать "не убийством других, а собственной смертью". Павлин, епископ Ноланский, умерший в 431 году, еще грозил вечными муками за службу кесарю с оружием в руках.
Так это было в первые четыре века христианства. При Константине же на знаменах римских легионов уже появился крест. А в четыреста шестнадцатом году был издан указ о том, чтобы не Допускать в армию язычников. Все солдаты стали христианами, то есть все христиане за самыми малыми исключениями отреклись от Христа.
С тон поры в продолжение почти 15 веков та простая, несомненная и очевиднейшая истина о том, что исповедание христианства несовместимо с готовностью по воле других людей совершать всякого рода насилия и даже убийства, до такой степени скрыта от людей, до такой степени ослаблено истинно христианское религиозное чувство, что люди, поколения за поколениями, по имени исповедуя христианство, живут и умирают, разрешая убийства, участвуя в них, совершая их и пользуясь ими.
Так проходят века. Как бы в насмешку над христианством совершаются крестовые походы, во имя христианства совершаются ужасающие злодейства, и те редкие люди, удержавшие основные начала христианства, не допускающие насилия: манихеи, монтанисты, катары и другие, вызывают в большинстве людей только презрение или гонение.
Но истина, как огонь, прожигает понемногу все скрывавшие ее покровы и с начала прошлого века все ярче и ярче начинает выступать перед людьми, волей‑неволей привлекая к себе внимание.
Истина эта проявлялась во многих местах, но особенно ярко в начале прошлого века в России. Проявлений этих было, вероятно, очень много, не оставивших никаких следов;
Некоторые только известны нам.
XI
Всякое движение к добру среди люден, живущих злою жизнью, вызывает не любовь, а гонение.
Истинное мужество в борьбе свойственно тому, кто знает, что его союзник ‑ бог.
В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: я победил мир.
Иоанн. XVI. 33.
Не жди совершения того божьего дела, которому ты служишь, но знай, что каждое твое усилие не останется бесплодным и подвинет дело.
Самые важные и нужные для самого и для других дела человека ‑ это те, последствия которых он не увидит.
В 1818 году, как записал это в свой дневник генерал‑губернатор Кавказа Муравьев, были присланы на Кавказ из Тамбовской губернии пять помещичьих крестьян за то, что они, будучи сданы в солдаты, отказались служить. Их несколько, раз секли кнутом, гоняли сквозь строй, но они не сдавались и говорили одно: "Все люди равны, государь такой же человек, как и мы; не будем повиноваться, не будем платить податей, а главное, не будем убивать на войне людей братьев. Можете на куски резать нас, мы не сдадимся, не наденем шинели, не будем пайка есть, не будем солдатами. Милостыню мы примем, а казенного ничего не хотим".
Таких людей засекали, морили в тюрьмах, и все, касавшееся их, старательно скрывалось, но количество их в продолжение прошлого столетия постоянно увеличивалось.
Так: "В 1827 году гвардейцы Николаев и Богданов бежали из
военной службы в раскольничий скит, устроенный в лесу мещанином Соколовым. При поимке они отказались служить в военной службе, как несогласной с их убеждениями, и не хотели присягать. Военное начальство решило за такой проступок прогнать их сквозь строй и отдать в арестантские роты".
"В 1830 году в Пошехонском уезде Ярославской губернии местным исправником были схвачены неизвестные мужчина и женщина. При допросе мужчина показал: зовут его Егор Иванов, откуда он ‑ того не знает, отца у себя кроме Христа спасителя не имел и не имеет, от роду 65 лет. То же заявила и женщина.
При священническом увещевании в земском суде люди эти дополнили, что, кроме одного небесного царя, никого на земле, как то: государя императора, установленного гражданского и духовного правительства, не признают. На допросе в палате Егор Иванов повторил, что ему 70 лет, властей духовных и гражданских не признает, а принимает их за отступников от правил религии христианской. Егор Иванов был сослан в Соловецкий монастырь для употребления в работы, но почему‑то содержался в остроге, где и пробыл до своей смерти, случившейся в 1839 году. Умер твердым в своих заблуждениях".
"В 1835 году в Ярославской губернии пойман неизвестный человек, называющий себя Иваном. Он заявил себя непризнающим святых угодников, императора и никакого начальства. По повелению государя был отправлен в Соловки для употребления по летам в работы. В том же году по высочайшему повелению отдан в солдаты".
"В 1849 году рекрут из крестьян Московской губернии Иван Шурупов, 19 лет, по принятии на службу, отказался дать присягу, несмотря на всевозможные принуждения. Свой отказ он мотивировал тем, что, по слову божьему, нужно служить одному богу, а потому служить государю он не хочет и присяги принимать не желает, боясь быть клятвопреступником. Начальство, рассуждая, что разглашать это дело, предав суду Шурупова, было бы соблазном, решило заключить его в монастырь. Император Николай Павлович на докладе о Шурупове положил такую резолюцию: "Отправить упомянутого рекрута с конвойными в Соловецкий монастырь".
Таковы некоторые из попавших в печать сведений об отдельных лицах, едва ли тысячный процент всех людей в России, не признававших возможности соединить исповедание христианства с повиновением государственной власти. Целых же общин, много тысяч человек, признающих несовместимость учения Христа и существующего порядка, было в прошлом веке и продолжает существовать и теперь, очень много: и молокане, и иеговисты, и хлысты, и скопцы, и староверы и многие другие, большею частью скрывающие свое непризнание государственной власти, но считающие ее произведением начала зла ‑ диавола. В особенности заметны и сильны в прошлом столетии были своим прямым отрицанием государственной власти несколько десятков тысяч духоборов, из которых недавно тысячи, несмотря на все гонения, устояли в истине и переселились в Америку. Число людей, признающих несовместимость христианства с покорностью государству, постоянно увеличивалось; в наше же время, в особенности с тех пор, как правительством было введено самое очевидно противоположное христианскому учению требование общей воинской повинности, несогласие людей христианского понимания с государственным устройством стало все чаще и чаще проявляться.