-- Хорош жених!
-- А то как же... И невесту уж высмотрел. Хорошая невеста, а женихов не было. Ну, вот я и пришел... На вашей Ключевой женюсь.
-- Н-но-о?
-- Верно тебе говорю... Заводы бросаю и всю семью вывожу на Ключевую. Всем работы хватит... И местечко приглядел, повыше Суслона, где малыгинский зять писарит. Ах, хорошо местечко!.. Ужо меленку поставлю.
-- А свою бросаешь?
-- Жаль, а приходится бросать. Тоже ведь на Ключевой стоит. Своя река-то... Ну, пока мы к заводам обязанные были, так оно некуда было деться, а теперь совсем другое. О сынах надо позаботиться... Дела там мало, в горах. Много ли там хлеба сеют, а здесь у вас приволье. Вот я всю Ключевую наскрось и прошел... Не река, а угодница. Два города стоят, три завода, а сколько фабрик, заимок, мельниц -- и не пересчитаешь... Иду и дивлюсь. Верст с триста прошел, а все в виду селенья. Другой такой реки и в Расее с огнем не сыщешь. Ах, хороша речка!
-- Большую мельницу-то думаешь строить?
-- А уж это как бог приведет... Вот еще как мои-то помощники. Емельян-то, значит, большак, из воли не выходит, а на Галактиона как будто и не надеюсь. Мудреный он у меня.
-- Знаю, знаю, что любимый сын... Сам виноват, что набаловал.
-- Нет, не то... Особенный он, умственный. Всякое дело рассудит... А то упрется на чем, так точно на пень наехал.
-- Постой, Михей Зотыч, а ведь ты неправильно говоришь: наклался ты сына середняка женить, а как же большак-то неженатый останется? Не порядок это.
Гость немного замялся и только потом объяснил:
-- Особенное тут дело выходит, Тарас Семеныч. Да... Не спросился Емельян-то, видно, родителя. Грех тут большой вышел... Там еще, на заводе, познакомился он с одною девицей... Ну, а она не нашей веры, и жениться ему нельзя, потому как или ему в православные идти, или ей в девках сидеть. Так это самое дело и затянулось: ни взад ни вперед.
-- И хорошая девушка?
-- Ему, значит, хороша, а я не видал.
Луковников был православный, хотя и дружил по торговым делам со староверами. Этот случай его возмутил, и он откровенно высказал свое мнение, именно, что ничего Емельяну не остается, как только принять православие.
-- Ведь вот вы все такие, -- карал он гостя. -- Послушать, так все у вас как по-писаному, как следует быть... Ведь вот сидим вместе, пьем чай, разговариваем, а не съели друг друга. И дела раньше делали... Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет... Ежели уж такое дело случилось, так надо по человечеству рассудить.
-- И то я их жалею, про себя жалею. И Емельян-то уж в годах. Сам не маленький... Ну, вижу, помутился он, тоскует... Ну, я ему раз и говорю: "Емельян, когда я помру, делай, как хочешь. Я с тебя воли не снимаю". Так и сказал. А при себе не могу дозволить.
Хозяин только развел руками. Вот тут и толкуй с упрямым старичонкой. Не угодно ли дожидаться, когда он умрет, а Емельяну уж под сорок. Скоро седой волос прошибет.
-- Однако я у тебя закалякался, -- объявил гость, поднимаясь. -- Мне и спать пора... Я ведь, как воробей, поднимаюсь вместе с зарей.
-- Да где ты остановился-то, Михей Зотыч?
-- А сам еще не знаю где, миленький. Где бог приведет... На постоялый двор куда-нибудь заверну.
-- Оставайся у меня. Место найдем.
-- Место-то найдется, да я не люблю себя стеснять... А там я сам большой, сам маленький, и никому до меня дела нет.
-- Ну, с тобой каши не сваришь. Заходи как-нибудь.
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по душе, а главного-то он все-таки не сказал. Что болтать прежде времени? Он шел опять по Хлебной улице и думал о том, как здесь все переменится через несколько лет и что главною причиной перемены будет он, Михей Зотыч Колобов.
VI
Старик Колобов зажился в Заполье. Он точно обыскивал весь город. Все-то ему нужно было видеть, со всеми поговорить, везде побывать. Сначала все дивились чудному старику, а потом привыкли. Город нравился Колобову, а еще больше нравилась река Ключевая. По утрам он почти каждый день уходил купаться, а потом садился на бережок и проводил целые часы в каком-то созерцательном настроении. Ах, хороша река, настоящая кормилица.
-- А вы неладно с городом-то устроились, -- говорил Колобов мучникам, жарившим в шашки у своих лавок. -- Ох, неладно!
-- А чем мы провинились, дедко?
-- Да так... Грешным делом, огонек пыхнет, вы за водой, да в болоте и завязнете. Верно говорю... Не беду накликаю, а к примеру.
Все соглашались с ним, но никто не хотел ничего делать. Слава богу, отцы и деды жили, чего же им иначить? Конечно, подъезд к реке надо бы вымостить, это уж верно, -- ну, да как-нибудь...
Колобов поджидал сыновей, уезжавших по делам на заводы. Они должны были вернуться давно, да что-то замешкались. Старику пришлось проболтаться в Заполье целых две недели, пока они вернулись. Приехали двое старших, Емельян и Галактион. Они одевались уже по-новому, в пиджаки и сюртуки, как следует быть новым людям. Емельяну уже было под сорок, и на макушке у него просвечивала порядочная лысина. Это был молчаливый человек, занятый какими-то своими мыслями. Много-много, если взглянет на кого, а то и так сойдет. Окладистая русая борода и строгие серые глаза придавали ему вообще довольно суровый вид. Галактион был моложе на целых пятнадцать лет. Это был высокий статный молодец с типичным русским лицом, только что опушенным небольшою бородкой. Ласковые темные глаза постоянно улыбались. У старика Колобова все надежды заключались в Галактионе, -- очень уж умный паренек издался. За что ни возьмется, всякая работа горит в руках. Он и механик, и мельник, и бухгалтер, и все, что хочешь. Никакое дело от рук не отобьется.
-- Высмотрел я место себе под мельницу, -- объяснял старик сыновьям. -- Всю Ключевую прошел -- лучше не сыскать. Под Суслоном, где Прорыв.
-- Что же, будем строиться, -- согласился Галактион. -- Мы проезжали мимо Суслона. Место подходящее... А только я бы лучше на устье Ключевой поставил мельницу.
-- Далеконько отбилось устье-то, почитай в самой орде, -- сказал старик, -- а Суслон в самом горле... Кругом, как полная чаша.
Пораздумавшись, старик решил, что нужно съездить на устье Ключевой, до которого от Заполья не больше верст шестидесяти.
-- Посмотрим, -- бормотал он, поглядывая на Галактиона. -- Только ведь в устье-то вода будет по весне долить. Сила не возьмет... Одна другую реки будут подпирать.
Емельян, по обыкновению, молчал, точно его кто на ключ запер. Ему было все равно: Суслон так Суслон, а хорошо и на устье. Вот Галактион другое, -- у того что-то было на уме, хотя старик и не выпытывал прежде времени.
Поездка на устье Ключевой являлась одной прогулкой, -- так было все хорошо кругом. Сначала старик не соглашался ехать на лошадях и непременно хотел идти пешком, но Галактион его уломал. Дорога шла правым степным берегом, где зеленым ковром расстилались поемные луга, а за ним разлеглась уже степь, запаханная только наполовину. И селитьба здесь пошла редкая. Похаять места, конечно, нельзя, а все-таки не то, что под Суслоном. Быстрою сибирскою ездой шестьдесят верст сделали в пять часов: выехали пораньше утром, а к десяти часам были уже на месте.
-- Вот это так место! -- проговорил Галактион, когда дорожный коробок остановился на мысу.
Действительно, картина была замечательная. Глубокий Тобол шел по степи "в трубе", точно в нарочно прорытой канаве. Ключевая впадала с левой стороны, огибая отлогий мыс, известный под названием Городища, потому что на нем еще сохранились следы старых земляных валов и глубоких рвов. Место слияния двух рек образовало громадное плесо, в котором вода сейчас стояла, как зеркало. Михей Зотыч долго ходил по берегу, присматривая открывавшуюся даль из-под руки. Он что-то бормотал себе под нос, крутил головой и, наконец, вырешил все дело:
-- Какое же это место? Тут надо какую плотину -- страшно вымолвить... Да и весной вода вон куда поднимается.
Он показал размывы берега, где черта водяного весеннего уровня была налицо.
-- Тут надо каменную плотину налаживать, да и ту прорвет, -- ворчал старик, тыкая своею черемуховою палкой в водороины.
-- А я бы так не ушел отсюда, -- думал вслух Галактион, любуясь местом. -- Ведь что только можно здесь сделать, родитель!
-- Ну-ка, што? -- поддразнил старик.
-- Пароходную пристань вот тут, а повыше буян для склада всяких товаров... Вот что!
-- А пароходы где?
-- За пароходом дело не встанет... По другим-то местам везде пароходы, а мы все гужом волокем. Отсюда во все стороны дорога: под Семипалатинск, в степь, на Обь к рыбным промыслам... Работы хватит.
Галактион даже закрыл глаза, рисуя себе заманчивую картину будущего пароходства. Михей Зотыч понял, куда гнул любимый сын, и нахмурился. Не о пустяках надо было сейчас думать, а у него вон что на уме: пароходы... Тоже придумает.
-- Ну, уж ты сам езди на своих пароходах, -- ворчал он, размахивая палкой, -- а мы на берегу посидим.
-- Одно другому не мешает, родитель.
-- А вот и мешает! За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь... Надо выкинуть дурь-то из головы. Я вот покажу тебе такой пароход...
Повернувшись к Галактиону, старик неожиданно проговорил:
-- Я тебе невесту высватал, дураку, а у тебя пароходы на уме. Благодарить будешь.
Галактион ничего не ответил отцу, а только опустил глаза. Он даже не спросил, кто невеста. Это последнее окончательно возмутило старика, и он накинулся на своего любимца с неожиданною яростью:
-- Да ты што молчишь-то, пень березовый?.. Я для него убиваюсь, хлопочу, а он хоть бы словечко.
-- Что же мне говорить? -- замялся Галактион. -- Из твоей воли я не выхожу. Не перечу... Ну, высватал, значит так тому делу и быть.
-- А для кого я хлопотал-то, дерево ты стоеросовое?.. Ты что должен сделать, идол каменный? В ноги мне должен кланяться, потому как я тебе судьбу устраиваю. Ты вот считаешь себя умником, а для меня ты вроде дурака... Да. Ты бы хоть спросил, какая невеста-то?.. Ах, бесчувственный ты истукан!
-- Знаю, какая-такая невеста, -- уже спокойно ответил Галактион, поднимая глаза на отца. -- Что же, девушка хорошая... Немножко в годках, ну, да это ничего.